Пелагия и Черный Монах - Акунин Борис (читаем бесплатно книги полностью TXT) 📗
- Вы плавали в скит, чтобы измерить нравственную эманацию схимников? недоверчиво переспросил владыка. - Этими вашими фиолетовыми окулярами?
Лямпе кивнул, очень довольный, что его поняли.
- Но ведь это строжайше воспрещено!
- Глупости. Суеверие.
Преосвященный хотел вознегодовать и даже бровями задвигал, но любопытство было сильнее праведного гнева. Не удержался, спросил тихонько:
- И что там, на острове?
- Холм, сосны, пещера. Царство смерти. Лысые. Неприятно. Но неважно, главное - шар.
- Что?
- Шар. Там так. Ход, по бокам камеры. Внутри, под верхушкой - круглая.
- Что "круглая"?
- Пещера. Туда и попал. Пробил свод. Потом дыра корнями, травой, землей, теперь не видно. А ствол еще видно. Восемьсот лет, а видно! Угли. Шар, как большая-большая тыква. Еще больше. Как... - Лямпе огляделся по сторонам. - Как кресло.
- В круглой пещере, которая под вершиной холма, лежит шар? - уточнил Митрофаний. - Что за шар? Сергей Николаевич страдальчески вздохнул:
- Ну я ведь уже. Сверху. Пробил свод. Еще тогда, когда Василиск. Метеорит. Упал, пробил, зажег сосну. Ночью далеко видно. Вот он и увидел.
- Кто, святой Василиск? - Архиерей потер лоб. - Постойте. Вы хотите сказать, что восемьсот лет назад он видел, как на землю упало некое небесное тело. Решил, что это указующий перст Божий, пошел по воде и ночью нашел остров по пылающей сосне?
- По воде ходить нельзя, - с неожиданной связностью заметил физик. Плотность не позволит. Не шел. На чем-то плыл. Не важно. Важно, что там. В пещере. Куда упал.
- А что там?
- Уран. Слышали? Знаете? Смолка. Месторождение.
Преосвященный подумал, кивнул.
- Да-да, я читал в "Физическом вестнике". Уран это такой природный элемент, обладающий необычными свойствами. Его и еще один элемент, радий, сейчас изучают лучшие умы Европы. А урановая смолка - это, если я не ошибаюсь, минерал, в котором содержание урана очень высоко. Так, кажется?
- Духовная особа, а следите. Хорошо, - похвалил Сергей Николаевич. Голубая аура. Умная голова.
- Бог с ней, с моей головой. Так что смолка эта ваша?
Лямпе приосанился.
- Мое открытие. Ядро начинает делиться. Само. Нужен особенный механизм. И название придумал: "Ядерный Делитель". Невероятно трудные условия. Пока невозможно. В природе теоретически может. Но при редком стечении. А тут как раз! Редчайшее! - Он бросился к столу, зашелестел страничками пухлой тетрадки. - Вот, вот! Я ему, а он колоть! Вот! Метеорит, высочайшая температура - раз. Месторождение смолки - два! Подземные источники - три! И всё! Делитель! Природный! Заработал! Энергия ядра, по цепочке! Пошла - не остановишь! Восемьсот лет! Я Маше и Тото письмо! Нет, не верят! Думают, я с ума! Потому что из сумасшедшего дома!
- Да постойте же! - взмолился Митрофаний, у которого от напряжения на лбу выступили капли пота. - От падения метеорита в месторождение урана заработал какой-то природный механизм, начавший источать энергию. Я ничего в этом не смыслю, но предположим, всё так, как вы говорите. Однако в чем здесь опасность?
- Не знаю. Не медик. И в тетрадь не писал, потому что не знаю. Но уверен. Совершенно уверен. Я там несколько часов, а рвота, потом лихорадка. Схимники все время. Вот и умирают. Полгода, год - и смерть. Преступление! Надо закрыть! А никто. Не слушают! Я к тому, с черепом. Он на меня рукой...
- С каким черепом? - опять перестал понимать преосвященный. - Про кого это вы?
- Ну, на лбу. Вот тут. Который без лица, с дырками. Там. - Физик снова махнул рукой в сторону Окольнего острова.
- Схимник? Старец Израиль? У которого на куколе вышит череп с костями?
- Да. Главный. Нет, машет! Я к Коровину, а он иглой! Я тетрадь, а он не читает! - Голос Сергея Николаевича задрожал от давней обиды. - Думал-думал, придумал. Черный Монах. Испугаются. Проклятое место. И тогда спокойно исследовать. Без помех.
- Но как вы обнаружили эманацию? Помнится, я читал, что излучение этого рода не воспринимается органами чувств.
Лямпе горделиво улыбнулся:
- Не сразу. Сначала пробу шара. Сразу понял - метеорит. Оплавленная поверхность. Радужная. Красиво. Особенно когда фонарем. Тайна скита. Священная. Старцы секрет. Восемьсот лет. Потому, наверно, и молчание. Чтоб не проболтались. Пробу и так, и этак. Ничего. Твердость исключительная. Приплыл снова. Напильник закаленной стали. Все равно никак. Тогда алмазный напильник. Из Антверпена. Почтой. Помогло. За четверть часа - вот, три грамма. - Он показал на горку порошка в колбе. - Для анализа довольно.
- Вы выписали по почте из Антверпена алмазный напильник? - Митрофаний вытер платком испарину, чувствуя, что его голова, хоть и с голубой аурой, отказывается вмещать столько поразительных сведений. - Но ведь, должно быть, очень дорого?
- Возможно. Все равно. У Коровина денег много.
- И Донат Саввич даже не спросил, зачем вам такая диковина?
- Спросил. Я рад. Объяснять - он руками. "Про эманацию не желаю, будет вам напильник". Пускай. Главное - получил.
Владыка с любопытством посмотрел на стол.
- Где же он? Как выглядит? Ученый небрежно махнул рукой:
- Пропал. Давно. Неважно, больше не нужен. Не перебивайте глупостями! рассердился он. - Крест целовали! Слушайте!
- Да-да, сын мой, простите, - успокоил его преосвященный и обернулся на Бердичевского - слушает ли. Тот слушал, и превнимательно, но, судя по наморщенному лбу, мало что понимал. В отличие от епископа Матвей Бенционович новостями научного прогресса интересовался мало, кроме юридических журналов почти ничего не читал и про таинственные свойства радия и урана, разумеется, ничего не слышал.
- Так что показал анализ метеоритной субстанции? - спросил владыка.
- Платино-иридиевый самородок. Оттуда. - Лямпе ткнул пальцем в потолок. Иногда из космоса. Но редко, а такой огромный никогда. Конечно, стальным напильником никак! Плотность двадцать два! Только алмазом. И с места никак. Пудов полтораста-двести.
- Двести пудов платины! - ахнул товарищ прокурора. - Но это же огромная ценность! Почем унция платины?
Сергей Николаевич пожал плечами.
- Понятия. А ценности никакой. Одна опасность. За восемьсот лет пропенетрирован насквозь. Я обнаружил: лучи. - Он кивнул на колбу. - Проходят через всё. В точности как писал Тото. Про опыт с фотопластинкой. И Маша писала. Раньше. Коровин им письмо. Что я в сумасшедшем доме. Теперь не пишут.
- Да-да, я читал про парижские опыты с радиевым излучением, - припомнил владыка. - Их проводил Антуан Беккерель, и еще супруги Кюри, Пьер и Мария.
- Пьеро - малиновая голова, - отрезал Лямпе. - Неприятный. Mania зря. Лучше старой девой. А Тото Беккерель умный, голубой. Я же про них всё время: Маша и Тото. Игнорамусы! И Коровин! Хорош остров! На пристань ходил, смотрел в спектроскоп. Вдруг кто умный. Поможет. Объяснить им. У меня никак. Хорошо теперь вы. Поняли, да?
Он смотрел на архиерея со страхом и надеждой.
- Поняли?
Митрофаний подошел к столу, осторожно взял колбу, стал смотреть на тускло поблескивающие опилки.
- Значит, самородок заражен вредными лучами?
- Насквозь. И вся пещера. Восемьсот лет! Если даже шестьсот, всё равно. Не остров - эшафот. - Сергей Николаевич схватил преосвященного за рукав рясы. Вы для них начальство! Запретите! Чтоб никто! Ни один! А тех обратно! Если не поздно. Хотя нет, их поздно. Я слышал, недавно нового. Если в круглую не заходил, или недолго, то еще, может, можно. Спасти. Двоих прежних - нет. А этого еще возможно. Сколько он? Пять дней? Шесть?
- Это он про нового схимника, насчет которого сестра Пелагия ошиблась, пояснил озадаченно нахмурившемуся епископу Бердичевский. - Надо же, мне и в голову не приходило, что ваша монашка и госпожа Лисицына - одно лицо.
- Я тебе про это после объясню, - смутился Митрофаний. - Понимаешь, Матвей, по монашескому уставу сие, конечно, вещь недопустимая, даже возмутительная, но...
