Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич (полная версия книги TXT, FB2) 📗
По мере роста заработка Андрея, работавшего в финской фирме, всё больше проявлялось его генетическое барство, прежде всего выразившееся в покупке для себя дорогих и мало нужных вещей, в итоге однажды приведшее к крупному скандалу с женой. Он часто пытался самоутвердиться в окружающей его обстановке, причём любым способом. Со временем проявилось, доставшееся по наследству, и его болезненное отношение к своему здоровью. Он тратил большие деньги и много времени, чтобы проверить и так относительно хорошее своё здоровье, вызывая усмешки и подтрунивания над собой родных, близких и знакомых.
После выхода за него замуж, Надежда Сергеевна вскоре родила Алексея.
В прямом и переносном смыслах она остепенилась, став кандидатом биологических наук. Работая там же, она стала даже деканом факультета.
В её жизни появилось больше порядка и организованности. Привычно, умело, но иногда всё же назойливо, Надежда руководила и мужем Андреем, бывшим младше её на один год.
Настоящеё стихией Надежды Сергеевны был самый разнообразный труд, к которому она с малолетства была приучена одинокой матерью.
Поэтому со временем она стала авторитетом и для своего единственного сына Алексея, но вместе с тем нелюбимой снохой родителей мужа.
У её свекра, Станислава Модестовича Радзиховича, имевшего очень сложный характер, было всего одно, но очень дорогое хобби – ревностно беречь своё здоровье.
Родители мужа жили всего в двадцати минутах езды от своего единственного внука, но навещали его крайне редко.
Ещё давно Станислава Модестовича за глаза прозвали Нарцисс Мацестович. Его эгоизм и себялюбие сразу всем бросались в глаза.
Долгое время работая в профкоме Михневской птицефабрики, он курировал вопросы распределение бесплатных профсоюзных путёвок в дома отдыха и здравницы страны для своих сотрудников.
Не обделял ими он и себя, ежегодно отдыхая в Мацесте по двадцать четыре дня, умудряясь ещё каким-то образом получить и дополнительный отпуск, избаловавшись на этом и перенеся свою привычку на послеперестроечное время.
Для подведения базы под получение этих путёвок, ему ежегодно приходилось досаждать местным врачам, ставившим ему на бумаге один и тот же диагноз: гастрит и аритмия, а в глаза устно говоря: Вы здоровы, как бык!
О свёкрах Надежды как-то раз в сердцах, откровенно и проникновенно высказался Иван Гаврилович:
– «Ну, ладно, невестка – говно! Но ведь у них от неё всего один, единственный внук Алексей!?».
Алексей рос под заботливой опекой родителей и бабушки Ани. Бабушка Алёши была доброй, заботливой и покладистой. Она обожала собак и кошек, коих в их загородном доме в Белых столбах было бесчисленное множество. Она была не только любящей бабушкой и матерью, но и прекрасной тёщей.
Весь их большой дом держался, практически, на ней одной.
– «А Надькина мать, как рабыня Изаура!» – не удержался от завистливого комментария Иван Гаврилович Гудин.
Но конечно особенная забота об Алёше исходила от его матери. В раннем детстве Надежда заметила за сыном обезьянью способность пальцами ног брать различные мелкие предметы. Это конечно относилось и к пальцам рук, чьё раннее развитие указывало на появление в семье будущего гения.
Алёша, даже внешне, был весь в мать, был очень привязан к ней. Он рос необыкновенно трудолюбивым, доброжелательным и немногословным. В общем, был человеком дела. Любую работу Алексей делал старательно, вдумчиво, кропотливо, с явным наслаждением, всегда стремясь к совершенству. Чем бы будущий гений ни начинал заниматься, он достигал совершенства и обходил всех в результатах работы.
Этому способствовало и, постепенно ставшее часто всем бросаться в глаза, его чрезмерное честолюбие.
Все эти качества со временем развили у Алёши и интуицию.
Как-то раз, ещё в раннем детском возрасте, находясь вместе с матерью в гостях у Инны Иосифовны, Алёша отказался даже хоть немного попробовать предложенную хозяйкой еду, и весь вечер просидел молча и насупившись. А потом вдруг заявил, что больше сюда не придёт никогда.
Только спустя многие годы мать поняла реакцию сына на корысть и лицемерие своей коллеги «Инусика».
Однако Алексей не имел ярко выраженных творческих наклонностей, например, к литературе и к другим видам искусств. У него совершенно не было слуха и способностей к рисованию. Он не обладал даром сочинительства. И вообще он был чужд какой-либо богемности.
Всю жизнь ему был присущ рационализм и стойкость к различным соблазнам, особенно к алкоголю. На заре материнства опрометчивость мамы привела к тому, что её трёхлетний сын вместо кваса выпил почти бутылку самодельного, фруктового вина. Вскоре пьяного, проблевавшегося малыша было не узнать. С тех пор у Лёши на всю жизнь и появилась неприязнь к крепким напиткам, и вообще, ко всяким излишествам и извращениям.
Ещё по давнишней совместной поездке Ксении и Надежды со своими сыновьями-одногодками в Санкт-Петербург, Кеша считал Алёшу крестьянским сыном, и был недалёк от истины. Хотя себя он при этом считал богемным, способным к творчеству и искусствам, но забывал, или даже не знал, что все мы, в общем-то, в далёкой исторической ретроспекции, выходцы из деревни – крестьянские дети.
А в то время, уже будучи созерцателем и расчётливым аналитиком, Алёша всё время удивлялся излишней моторики Кеши, постоянно куда-то бегавшему, везде лазавшему, всё осматривающему и всему удивлявшемуся:
– «А зачем? Туда – сюда, туда – сюда! Ну и что?!».
Как единственная дочь Надежда очень любила и себя. Поэтому она берегла здоровье и никогда не экономила на своём лечении, не забывая и о своевременной профилактике. Этим без зазрения совести и пользовались некоторые врачи-рвачи, часто обдирая, зацикленную на своём самочувствии, мнительную и доверчивую женщину-простушку.
А простота Надежды проявлялась во многом. Особенно это бросалось в глаза окружающим при общении с нею.
– «Андрюсик! Ты, что, дурак?!» – доставалось иногда интеллигентному и воспитанному Андрею Станиславовичу Радзиховичу, хоть и давнему, но всё же потомку известного благородного рода, от жены-простолюдинки.
Особенно простота Надежды Сергеевны Павловой бросалась в глаза окружающим её на работе людям.
Другие две женщины их коллектива, не считая Марфы Ивановны, сравнение с которой не имело смысла, Нона и Инна – женщины холерического темперамента – были по отношению к Надежде более интеллигентными и культурными.
Но сангвиник Надежда превосходила и Нону, и особенно Инну, именно своей добродушной простотой и порядочностью.
Однако с Надеждой Сергеевной Павловой не всё было так просто и ясно, как поначалу казалось Платону.
Гудин как-то поведал ему, что в их институте некоторые завистники за самодурство, твёрдый и упрямый характер Надежды, за глаза, прозвали её Салтычихой.
– «Так она же наверняка добрая самодурка и добрая Салтычиха!» – несколько скрасил такое сравнение Платон.
Надежда Сергеевна частенько по рассеянности, или по несобранности, а может и из-за излишней загруженности своего недостаточно правильно организованного мышления, совершала непростительные ошибки, частенько перекладывая при этом вину на своих близких или коллег по работе.
Иногда доходило просто до смешного. Как-то раз Платон положил на стол перед Надеждой заполненный бланк набранного им заказа и ушёл к себе. Через несколько минут из офиса раздался вопль Надежды:
– «Платон! А где заказ?».
– «Я его положил тебе на стол, прямо перед тобой!» – громко ответил тот через открытую дверь соседней комнаты.
– «Где? Я, что? Тупая!» – по-прежнему громко вопрошала начальница.
– «Наверно?!» – себе под нос предположил Платон.
– «А! Вот, нашла!» – положительно завершила Надежда своё смелое предположение.
Под стать начальнице поначалу стали действовать и некоторые другие сотрудники их ООО, обвиняя других в совершённых ими же самими оплошностях. Но Надежда быстро убедилась в честности и добросовестности Платона и даже защищала его от редких нападок на него нерадивых коллег.
