Заговор францисканцев - Сэк Джон (чтение книг TXT) 📗
Она еще раз попробовала вырваться, чувствуя, что ненавидит себя за слабость почти так же сильно, как графа, но Роффредо крепко сжал девушку и, схватив за подбородок, заставил взглянуть на Пио. По горлу мальчика протянулась тонкая струйка крови. Амата прекратила борьбу и замычала ему в перчатку. Роффредо чуть ослабил хватку:
– Что вы сказали?
– Оставьте его. Я иду с вами.
Дорога на Тоди начиналась от городских ворот Сан-Ан-тимо в южной стене Ассизи. Роффредо со своими присными проволокли девушку, завернутую в зимний плащ, с натянутым на лицо капюшоном, по пустой каменной лестнице, ведущей от ее дома в нижний город. Она стреляла глазами по сторонам, бросая взгляды на запертые ставни домов, выискивая переулок, в котором можно было бы скрыться. Рыцарь, угрожавший Пио, теперь упирал свой кинжал ей в бок. Амата догадывалась, что от мертвой Роффредо ничего не получит, но не погнушается жениться на умирающей. Его человек уже доказал, как ловко управляется с кинжалом. Если на то пошло, кардинал вполне способен выдать ее за братца и мертвой. Слишком быстро, на взгляд Аматы, они достигли подножия лестницы. Прямо перед собой девушка увидела троицу церквей у городских ворот: Сан-Антимо, Сан-Леонардо и Сан-Томазо. В тени стен Томазо ждала карета, а дальше виднелись открытые ворота. От безнадежности этого вида у Аматы подогнулись колени, и она сползла на булыжники мостовой. За воротами помощи ждать уже неоткуда.
Сильная рука рыцаря схватила ее за плечо и вздернула на ноги, но камни стали скользкими от наледи, и Амата снова упала, теперь лицом вниз. Поднявшись на четвереньки, девушка увидела, как из-за угла церкви выползает, тоже на четвереньках, человек, окруженный кучкой ранних зевак. Еще одна дикая черта этого дикого утра. На спине ползущего было привязано вьючное седло, и он взывал звучным голосом: «Неужто никто не оседлает эту подлую скотину?» Откинув рыжеватую гриву, он скорбно воззрился на небеса. Одна из женщин в толпе выкрикнула: «Я бы на тебе прокатилась, Джакопоне, но только и ты меня потом оседлай!»
– Джакопоне! Aiuto! На помощь! – взвизгнула Амата. – Спаси меня от Гаэтани!
Больше она ничего не успела сказать, потому что рыцарь схватил ее в охапку и зажал рот обтянутой кожей ладонью. Похитители начали отступать к своим коням. Ее уже затаскивали в переулок, когда кающийся начал медленно подниматься, насупившись и недоуменно оглядываясь по сторонам.
Ох, пожалуйста, пожалуйста! Колеса кареты начали вращаться, повозка набирала скорость. Наклон сиденья показал, что они свернули к воротам, и тут прямо впереди раздался пронзительный крик трубы. Карету резко качнуло назад: кони попятились от шума. Амата ударилась затылком, вскрикнула, но снаружи уже разразился ад. Что-то тяжелое и твердое врезалось в стену кареты, опрокинув ее на бок. Доски разлетелись в щепы. Вокруг испуганно ржали лошади, бранились мужчины и мычали волы. Амата выбралась из-под обломков. Колени еще подгибались от испуга, лицо и локти болели, но она сумела выбраться из свалки и шмыгнула в проулок. Не слыша за собой шагов, остановилась и выглянула из-за угла посмотреть, что происходит. Джакопоне, свернувшись, неподвижно лежал на боку. Труба так и осталась у него в пальцах. Среди обломков кареты остановилась повозка с товаром, и в кучах щепы валялись разбросанные тюки ткани. Лошади метались и вставали на дыбы, видя в опасной близости от своих боков склоненные рога тягловых быков.
Разъяренный Роффредо Гаэтани свирепо орал на торговца, коренастого чернобородого мужчину, не уступавшего рыцарю в умении ругаться. Гаэтани и его люди спешились, но торговец только сдвинул плащ с правого плеча и вытянул рапиру. Он явно не привык уклоняться от драки. Да и его охрана пришпорила лошадей, спеша на помощь хозяину, и даже возчик запустил руку за мешки с товаром и вытащил огромный топор.
– За мечи хвататься не думайте, – предупредил рыцарей чернобородый. – Нено руку отхватит.
Горожане с безопасного отдаления осыпали насмешками обе стороны. В спорящих уже полетела пара булыжников.
Оба лагеря застыли на месте, оценивая силу противника и раздумывая, что делать дальше. Взгляд Аматы метнулся от спорящих к Джакопоне, потом обратно, потом на стражников, спешащих от ворот.
– Что за шум? – выкрикнул один.
Теперь вопили и размахивали руками все, включая и подтянувшихся зевак. Стражник выбросил вверх руку, призывая к молчанию. Тогда Амата выступила вперед и откинула капюшон.
– Эти люди из Тоди пытались меня похитить, – сказала она, – хотя я – гражданка Ассизи.
Губы плохо слушались ее, и говорить было больно. Должно быть, рыцарь, зажимая рот, разбил ее губу.
– Это же донна Амата! – выкрикнул из толпы женский голос.
– Их лошади потоптали этого доброго и мирного человека, – продолжала та, указывая на тело Джакопоне. – Если бы не он, они бы осуществили свой умысел.
– И еще они разбили мою повозку и испортили половину товара, – проворчал торговец, – а я тоже гражданин этого города.
При этих словах толпа снова загалдела. Амата подошла к кающемуся, встала на колени. Вокруг бушевал народ, но ярость его была направлена на Роффредо.
– Убирайтесь прочь, – велел стражник. – Вы солгали, говоря, по какому делу въезжаете в город.
– А моя карета и упряжка?
– Карета пойдет на растопку. За упряжкой можешь вернуться в другой раз, но не жди, что тебе ее вернут, – огрызнулся стражник. – Надо же возместить ущерб, нанесенный этим ассизцам, да еще как бы тебе не предъявили обвинения в убийстве.
Подняв глаза, Амата встретила пылающий взгляд Роффредо. Даст Бог, она больше никогда не увидит этого ненавистного лица. Граф Роффредо и его люди сели на коней и рысью выехали за ворота. Толпа проводила их улюлюканьем и градом камней, заставив рыцарей перейти на галоп.
Девушка кончиками пальцев гладила щеку Джакопоне и всклокоченную бороду.
– Кузен, бедный кузен, – шептала она, – ты меня слышишь?
Один из стражников встал над ними:
– Убит?
– Может, и выживет, но тяжело ранен. Кто-то опустился на колени рядом с ней.
– За моим товаром приглядят возчики и охрана. Помочь вам перенести его под крышу?
Амата взглянула прямо в карие глаза торговца. Его взгляд не дрогнул.
– Буду благодарна, – ответила она. – Я позабочусь о лекаре и лекарствах. – Погладив грязные свалявшиеся волосы раненого, она закончила: – Или о похоронах, если понадобится.
Торговец натянул на плечо плащ и легко поднял тощего Джакопоне на руки.
– Показывайте дорогу. Я ваш слуга, мадонна.
В его голосе звучала такая нежность, что она обернулась еще раз взглянуть на него. Неужто он в такую минуту думает об ухаживаниях? Теплая улыбка пробилась сквозь чернильные заросли бороды. Ей показалась, что он смотрит не в глаза, а на нижнюю половину лица. Амата тронула пальцами губы и вспыхнула, поняв, что они распухли и кровоточат. Ну и страшный же у нее, наверно, вид: растрепанной-то она была и до встречи с Роффредо.
Торговец ничего не сказал о ее внешности – произнес всего одно слово: «А-ма-та». Он протянул каждый слог, словно катая звуки на языке, как незнакомое вино. Встретился с ней взглядом, и в глазах загорелись веселые огоньки:
– Ваше имя – счастливый дар, мадонна.
Амата прислонилась к полуоткрытой передней двери. Торговец наконец-то отправился искать свою покореженную повозку. Вот и хорошо! Самое время с ним расстаться, после того как он своими последними словами лишил ее дара речи. Но тогда откуда же это разочарование?
Девушка потянулась к ближайшему окну, отломила со ставня сосульку, прижала к распухшей губе и переступила порог. Что это на нее нашло? Может, еще не опомнилась от испуга? Может, отчаяние из нее выплескивалось? Так или иначе, всю дорогу она болтала без передышки. Похоже, ей хотелось пересказать незнакомцу всю свою жизнь.
«Всего два года назад я мечтала жить простой жизнью отшельницы в горной хижине, но монахи заперли в тюрьму моего друга – вернее сказать, духовного наставника. Потом я месяцами только и думала, как отомстить за своих родных, за... за то, что случилось, когда я была ребенком, но тот, кому я собиралась мстить, скрылся из города. Не знаю, что бы со мной сталось, если бы не добрая женщина, у которой я жила как служанка, но она меня считала за дочь или, может, крестницу, а теперь она умерла и оставила мне дом и деньги, и меня осаждают жадные женихи вроде графа Роффредо. Мне говорят, надо выходить замуж, чтобы защитить свое состояние, но только эти женихи все гадкие, а я теперь больше всего дорожу свободой, как ни странно, потому что когда-то я только и думала, что о замужестве. – Она перевела дыхание и неожиданно для себя выговорила: – А теперь я просто в ужасе. Что вы думаете, синьор? У вас есть жена, семья?»
