Я украл Мону Лизу - Сухов Евгений Евгеньевич (бесплатные версии книг .TXT) 📗
Для всех оставалось загадкой: из каких средств Винченцио Перуджи, не производящий впечатления состоятельного человека, оплачивает услуги столь дорогого адвоката?
– Господа, я буду краток. То, что мы услышали из уст Винченцио Перуджи, вполне достаточно для его оправдания. Мой подзащитный является психически ненормальным человеком с ярко выраженной клиникой. Он страдает галлюцинациями параноидного синдрома. Обладая повышенной внушаемостью, он забирал картину из Лувра под воздействием голоса извне, внушавшего ему вернуть ее Италии. Так что ни о каком дальнейшем заключении не может быть и речи, а потому я требую немедленно оправдать подсудимого и направить его на лечение в психиатрическую клинику. За свои действия он не может нести ответственности. – Выдержав паузу, адвокат победно осмотрел присутствующих, задержал взгляд на присяжных. Повернувшись к судье, продолжил: – И вот я вас хочу спросить, господа… Даже если хотя бы на минуту допустить, что мой подзащитный не страдал маниакально навязчивыми идеями, толкавшими его к преступлению, и исходить из того, что ограбление совершено только лишь затем, чтобы передать Италии один из величайших шедевров, которые когда-либо были созданы человеком, разве его действия не внушают уважения к его патриотизму и не требуют от нас всех понимания и снисхождения к его поступку? Если вы хотите вынести приговор патриоту Италии, то он должен быть самым снисходительным и самым мягким. У меня все, ваша честь.
Адвокат вернулся на место. В зале послышались сдержанные хлопки, прервавшиеся после стука молотка судьи.
– Прошу тишины, господа. – Потом, неожиданно поднявшись, объявил: – Суд удаляется на совещание.
Совещание длилось недолго. Ровно столько, чтобы мужчины смогли поделиться впечатлениями от состоявшегося заседания и выкурить по сигарете, а женщины – сходить в дамскую комнату припудрить носы и выпить чашку кофе в ресторане, расположенном этажом ниже.
Торжественно, преисполненный собственной важности, в комнату вошел судья. Довольное разрумянившееся лицо позволяло предположить, что он для усиления аппетита выпил аперитив. Так что обе стороны провели перерыв не без пользы для собственного желудка.
– Суд постановил, – значимо и торжественно заговорил судья, – принимая во внимание все смягчающие обстоятельства, Винченцио Перуджи оставить под стражей на один год и пятнадцать дней. Заседание закончено, господа.
В этот раз удар молоточка был громче прежнего. Один из полицейских подошел к Перуджи и, не сказав ни слова, защелкнул на его запястьях наручники. После чего полицейские взяли его под руки и под сдержанные аплодисменты собравшихся вывели из зала заседаний.
Никто из присутствующих не обратил внимания на бородатого ссутулившегося старика в сером пальто, поднявшегося с последнего ряда. Подправив седые волосы, неровной волной спадающие на узкий воротник, он надел шляпу и, сгорбившись, неторопливой походкой старого человека направился к выходу. Зрители неохотно, как если бы ожидали продолжения, вставали со своих мест и двигались к распахнутым дверям.
– Жаклин, вам не кажется, что подсудимый выслушал приговор с той самой загадочной улыбкой, что блуждает на устах «Моны Лизы»? – обратился к миловидной женщине крупный мужчина в дорогом драповом пальто.
– Именно так, господин главный редактор.
– К завтрашнему дню я жду от вас репортажа из зала суда.
– Сделаю, господин главный редактор, – поспешно заверила Жаклин.
– «Пари-Журналь» должна быть первой. Надеюсь, что о сегодняшнем решении суда будет знать весь Париж.
Репортеры и журналисты устремились за полицейским, уводящим Винченцио Перуджи из зала суда, в желании запечатлеть его сразу после вынесения приговора. У входа подсудимого поджидала толпа репортеров, энергично щелкающих затворами фотоаппаратов. Деликатно, стараясь не зацепить расставленные треноги, полицейские пробирались через толпу собравшихся к полицейскому автомобилю.
На Жаклин и ее пожилого спутника никто не обратил внимания. Старик, подставив руку, помог Жаклин войти в карету, поджидавшую неподалеку от входа. А потом неожиданно для своего преклонного возраста ловко взобрался по ступенькам и сам, удобно разместившись на креслах, обшитых грубым драпом.
– Поехали, голубчик, – громко выкрикнул старик через распахнутое окно, продолжая наблюдать за тем, как полицейские, поддерживая Перуджи под руки, пробирались через плотную толпу сочувствующих.
Вот подсудимого подвели к автомобилю, громко пугнувшего клаксонами наступающую толпу, потом один из полицейских широко распахнул заднюю дверцу, а двое других, стоявших рядом, без церемоний впихнули его в салон.
– Тебе идет эта борода, – улыбнулась Жаклин. – Может, ее оставить?
– А мне казалось, что она меня старит, – улыбнулся князь Голицын, отклеивая бороду. – А потом эти седые волосы… – он аккуратно снял парик. Знаешь, без всего этого я буду выглядеть значительно моложе.
– А зачем тебе выглядеть моложе?
– Хочу понравиться тебе.
Девушка провела ладонью по гладко выбритому лицу Голицына.
– Тебе может показаться это странным, но ты мне нравишься в любом обличье.
Князь Голицын уложил парик с бородой в сумку.
– Когда ты собираешься писать статью, дорогая? Мы ведь уезжаем в свадебное путешествие?
– Вот как? Это когда же?
– Прямо сейчас.
– Но ты мне ничего не сказал об этом, милый, – растерянно произнесла девушка.
– Я хотел сделать тебе сюрприз.
– Тебе это удалось, ведь я даже не собрала свои вещи.
– Тебе не стоит переживать, я позаботился об этом заранее. Взгляни на этот багаж, – показал он на два новых чемодана из желтой кожи, стоявших на полу. – Здесь все самое лучшее: платье, туфли, украшения. Надеюсь, что ты не будешь разочарована. Если чего-то не будет хватать, так мы купим в дороге.
– Вижу, милый, что ты обо всем позаботился, я даже не смею возражать.
– Но это еще не все, я приготовил для тебя свадебный подарок.
– И где же он?
– Это еще один сюрприз.
– Надеюсь, он будет такой же роскошный, как эти два кожаных чемодана?
– Уверен, что я тебя не разочарую.
Карета подъехала к вокзалу, подле которого, выстроившись в длинный ряд, стояли экипажи, из которых выходили богато одетые люди; прибывали пролетки, груженные багажом и прочим скарбом; громко сигналили автомобили, подвозя состоятельных пассажиров.
Возчик, не удивившись перевоплощению пассажира, благодарно принял пять франков и, понизив голос, заговорщицки произнес:
– Господин, если вам понадобится приличный экипаж и человек, умеющий держать язык за зубами, обращайтесь ко мне. Если я не в дороге, то дожидаюсь клиентов на вокзале.
– Всенепременно, любезнейший, – дружески похлопал Голицын по плечу извозчика. – Вижу, что ты парень надежный. Мне такой и нужен. Одного молодчика пристрелить хочу, не проболтаешься? – строго посмотрел он на кучера. – Но сначала нужно выяснить, где он проживает. Как только узнаю, так сразу же и вернусь. Думаю, за недельку управлюсь Ну, а потом на твоей карете и поеду. Так что жди меня, не подведи. А я тебе заплачу, как положено. – И, повернувшись к Жаклин, произнес: – Пойдем, дорогая, нам сегодня хватит приключений.
Подхватив два чемодана, Голицын заторопился к перрону, где уже стоял поезд, отправлявшийся в Рим.
– Мишель, ты ведешь себя как мальчишка, – укорила Жаклин, – этот бедный кучер и в самом деле подумал, что мы какие-то бомбисты. Тебя не смущает, что он может обратиться в полицию?
– Если нас и будут задерживать, так только через неделю. Представляю раздосадованные физиономии жандармов, когда мы все-таки не появимся.
– Ты легкомыслен.
– Ну, имею я право пошутить. Это твое близкое присутствие действует на меня…
Стройная, гибкая, в длинном зауженном платье, коротким шлейфом спускающемся книзу, в соболином полушубке, с высоко поднятой головой, в меховой невысокой шапке и в сапожках с высоким каблуком, Жаклин невольно притягивала к себе взгляды проходящих мимо мужчин. Столь повышенное внимание к спутнице льстило Голицыну. «То, о чем вы, братцы, мечтаете, когда смотрите на такую женщину, я проделываю с ней каждую ночь», – самодовольно подумал Голицын, посмотрев на четко очерченный профиль девушки. Смотреть на красивую женщину всегда приятно, даже у самого сурового из мужчин невольно на лице отображается улыбка.