Охота на Сезанна - Свон Томас (бесплатная библиотека электронных книг TXT) 📗

Толпа из шести сотен человек, которые пришли посмотреть на картину и послушать Эдвина Ллуэллина, заполнила самую большую галерею; не случайно это оказалась галерея, где висели работы Сезанна и его современников. В конце галереи была платформа, на которой располагалась кафедра, а за ней – ярко освещенный мольберт с портретом, накрытым каштановой материей.

Ллуэллин сам принес картину, тактично отказавшись от помощи и не привлекая внимания к тому факту, что он никому не позволял притрагиваться даже к раме.

Он не заметил, как Анри Трама поднялся на платформу и стал за ним; когда Ллуэллин повернулся, то даже не сразу узнал Трама. На совете безопасности Трама не был одет в форму. Сейчас на нем была черная форма с полосками золотого галуна на лацканах и отворотах рукава и рядом ленточек на пиджаке.

Трама обошелся без любезностей:

– Я не могу гарантировать вашу безопасность, когда вы покинете Лион. – Он смотрел Ллуэллину в глаза. – На самом деле я не могу гарантировать вашу безопасность даже до этого момента и буду очень рад, если вы направитесь прямо в Экс-ан-Прованс и позабудете те игры, которые инспектор Оксби придумал для вас.

Ллуэллин на мгновение задумался. Трама говорил по-английски с сильным акцентом, в отличие от их прошлой встречи. В голосе комиссара была злость. Ллуэллин ответил:

– Со мной все будет в порядке. У меня есть надежный сопровождающий и отличная сторожевая собака. – Он улыбнулся с хитрецой. – Нориджтерьеры становятся особенно осторожны, когда они не дома.

К ним подошли Мирей Леборнь и Гюстав Билодо. У Билодо было три минуты, за которые он должен был официально пригласить всех на выставку Сезанна в его любимый музей Гране.

Скутер Олбани навел камеру на эту четверку, потом залез на платформу и поставил микрофон между собой и Ллуэллином. Он выглядел так, будто никогда и капли в рот не брал. Скутер взял короткое интервью и закончил репортаж для вечерних новостей, который телекомпании с радостью выпустили в эфир.

Затем интервью продолжилось, и к Олбани присоединилась команда с французского телевидения. Один репортер взял интервью у Мирей Леборнь и Гюстава Билодо и уже собирался снимать Ллуэллина, когда Анри Трама отправил их в зал.

Мирей Леборнь объявила собравшимся, что в одиннадцать часов ей нужно уйти, чтобы заместить заболевшего директора музея д'Орсэ, а потом огласила имена хранителей, которые находились в зале. Гюстав Билодо говорил мало и нервно, на его щеках блестели капельки пота. Он очень волновался на публике, особенно оттого, что его мечта представлять Поля Сезанна вот-вот должна была осуществиться.

– Приезжайте на выставку заранее, если сможете, – сказал он, зачитав официальное приглашение. – Открытие девятнадцатого января, в день рождения Сезанна.

Настала очередь Ллуэллина. Он говорил на почти забытом французском, который учил в Академии Дирфилд, но он утешал себя мыслью, что публика пришла посмотреть на картину, а не критиковать его французский.

– Мы все обязаны Гюставу Билодо, – сказал он.

Потом, дойдя до кульминационного момента своей речи, он сдернул с картины покрывало. Раздались аплодисменты, которые перешли в бурную овацию.

– Мне жаль, что сегодня вы не сможете посмотреть на картину поближе, – сказал он. – Но в Экс-ан-Провансе у вас будет возможность любоваться ею сколько угодно. Там вы увидите и другие картины этого гения, который положил начало одному из самых важных движений нашего века.

Из глубины галереи за ним наблюдал высокий широколицый мужчина со светло-русыми волосами. Педер Аукруст хлопал, но в это время его занимали десять человек из публики. Четверо были в форме. На троих были темно-серые костюмы, белые рубашки и синие галстуки, очевидно, это были сотрудники какого-то охранного агентства, а может, охрана музея. Еще он заметил двух привлекательных женщин и был позабавлен тем, как они притворялись туристками, хлопая и улыбаясь, и постоянно перевешивали сумки с одного плеча на другое, как будто в них было что-то тяжелое – например, пистолет «Смит-Вессон». Еще там был человек, которого Аукруст знал, он чувствовал это, и пытался вспомнить его имя или обстоятельства встречи. Но не мог.

Глава 47

«Ше Блан», грязно-серый мотель на Рю Седэн в торговом квартале одиннадцатого района, примостился между высоким пустым зданием и салоном полировки мебели, от которого по всей окрестности распространялся тяжелый запах растворителя, краски и лака. Педер Аукруст велел Астрид прийти по этому адресу, и она ждала его возвращения из д'Орсэ, с презентации Ллуэллина.

– В газетах фотографий Ллуэллина больше, чем президента Франции, и охраны, соответственно, тоже, – сказал Педер и бросил экземпляр «Фигаро» на колени Астрид. – Посмотри. Сияет, как будто получил в наследство еще десять миллионов долларов.

– Этот человек рядом с ним – Фрейзер, – сказала Астрид.

– Картина не такая большая, как ты описывала.

– В той раме она казалась больше.

Аукруст смотрел на Астрид немигающим взглядом, который пронизывал ее прямо до порванных обоев за креслом, в котором она сидела.

– Мне нужна эта картина, и нужна прежде, чем она доберется до Экс-ан-Прованса.

– Что ты с ней сделаешь?

– Пинкстер, возможно, очень глуп, но он очень много знает, и у него есть деньги. Я с ним договорился насчет картины твоего дружка.

– Ты не можешь уничтожить ее.

– Ты беспокоишься за картину или за Ллуэллина?

– Он хороший человек. Ты ему не навредишь?

– Это зависит… от тебя. Я хочу, чтобы ты позвонила ему и сказала, что тебе нужна его помощь.

– Помощь в чем?

Аукруст стоял у окна, скрестив руки на груди и повернувшись спиной к Астрид.

– Ты скажешь ему, что у тебя нет денег и что твои билеты на самолет украли.

– Я не могу этого сделать.

Он проигнорировал ее возражения.

– Ты позвонишь ему с железнодорожного вокзала в Лионе и скажешь, что, когда ты вернулась в отель в Париже, кто-то был в номере, поджидая тебя. Да, это сработает.

– Я сказала: нет, Педер.

– Вообрази, что это твой номер и здесь какой-то мужчина поджидает за дверью. – Аукруст прислонился к стене, так, чтобы оказаться за дверью, когда она откроется. – Ты входишь в номер, руки у тебя заняты каталогами из антикварных магазинов, и ты подходишь к столу – вот так – и кладешь их. Потом поворачиваешься, чтобы закрыть дверь, но она уже закрыта; он тихо закрыл ее и запер. – Педер усмехнулся.– Он приказал тебе не кричать, а если ты будешь шуметь, он сделает тебе больно – очень больно.

– Пожалуйста, Педер, это слишком похоже. Я хочу…

– Тогда он сказал, что ты хорошенькая, и подошел к тебе вот так и обнял тебя. – Педер обнял ее и прижал к себе сильно, без чувства. – Он поцеловал тебя, заставил сесть на кровать, пока искал твои деньги и билеты. Тогда ты закричала и побежала к двери. Делай это! Иди к двери!

– Ты пугаешь меня, Педер, не надо…

– Делай, что я сказал!

Она осторожно подошла к двери.

– Кричи на меня. Астрид, давай.

– Прекрати! Мне страшно, не видишь? Перестань, Педер! – И она, испугавшись, закричала по-настоящему, не играя.

Он бросился к ней, схватил за руки, сорвал с нее блузку, стащил юбку и швырнул на кровать. Он дважды ударил ее. Она начала плакать.

– За что? Не надо, Педер…

Он разорвал на ней чулки и сорвал трусики, тяжело дыша, зажав ей рот огромной рукой.

– Вот что он сделал. Запомни и расскажи Ллуэллину.

Теперь она была слишком напугана, чтобы кричать, и беспомощно смотрела, как он раздевается. Он забрался на нее, глядя со злобой. Она подняла руки, протестуя, но он отвел их. Он ударил ее по щеке, а потом по губам – тыльной стороной ладони, и разбил ей губы в кровь. Вместо злобного выражения на его лице появилась ухмылка, и он показал ей, гордо, что был готов.

– И скажи Ллуэллину, что он тебя изнасиловал. И он ее изнасиловал.