Прокаженный из приюта Святого Жиля - Питерс Эллис (книга жизни .txt) 📗
— Я молю Бога помочь ей! — горячо проговорил Марк.
— Быть может, — вымолвил брат Кадфаэль, обращаясь больше к себе, нежели к другу, — Он именно так и собирается поступить. Но может быть также, Он вправе ожидать, что люди помогут Ему уладить этот вопрос.
Во дворе епископского дома в Форгейте слуги Юона де Домвиля снимали поклажу с лошадей. Они бегали туда-сюда с постельными принадлежностями, портьерами и разнообразным убранством, предназначенным для украшения свадебной церемонии и ложа молодоженов. Виночерпий Домвиля уже приготовил графин с вином для хозяина и каноника Эудо. Каноник приходился барону дальним родственником, и его надлежало обслуживать со всем старанием. Слуга проследил, чтобы в лучшей комнате дома было натоплено и уютно, чтоб теплая и удобная домашняя одежда изгладила у гостей воспоминания о тесноте дорожных костюмов и чтоб, стянув с себя элегантные сапоги, приехавшие могли обуться в комнатные, на меху, туфли. Развалясь на подушках в просторном кресле и раскинув толстые ноги, барон принялся потягивать подогретое вино с пряностями и пришел в наилучшее расположение духа. То, что процессия его невесты приближалась сейчас к городу, миновав уже приют Святого Жиля, не имело для Домвиля никакого значения. У него не было ни нужды, ни желания терять время даром, разглядывая издали свое приобретение. Он нимало не сомневался в достоинствах суженой и знал, что насмотрится на нее вдоволь потом, после свадьбы. Он приехал сюда заключить сделку, крайне выгодную для него самого и для дяди невесты. И хотя дитя волею судеб оказалось милым, красивым и чрезвычайно обаятельным — это все же было не столь уж важно.
Йоселин Люси поручил свою лошадь заботам грума, пинком отшвырнул с дороги тюк с постельным бельем и уже было направился назад к воротам, чтобы выйти на улицу. Но его товарищ Симон Агилон, старший из трех дворян, состоявших на службе у Домвиля, схватил его за руку:
— Куда это ты удираешь? Сам знаешь — барон будет орать благим матом и требовать тебя, как только допьет первый кубок. Теперь твой черед прислуживать их благородию!
Йоселин запустил руки в копну льняных волос и издал короткий, резкий смешок.
— Какое там благородие? Ты видел не хуже меня. Ударить беднягу, который не смеет дать сдачи, и ни с того ни с сего чуть не растоптать его. К чертям подобное благородство! И его самого к чертям с его вечным пьянством. Сначала я должен увидеть, как проедет Ивета.
— Ты глупец, Йосс, — настойчиво предостерег Симон, — ты треплешь языком слишком громко и по любому поводу. Вздумай ты только перечить ему сейчас — и он вышвырнет тебя отсюда в чем мать родила. Придется тогда отправляться домой да оправдываться перед отцом. Только как тебе удастся тогда помочь Ивете? Или, скажем, себе самому? — Он покачал головой и взял друга за руку. — Лучше иди к нему. Не то он с тебя шкуру снимет!
Младший из троих расседлывал лошадь неподалеку. При этих словах Симона он обернулся и с улыбкой взглянул на собеседников:
— Что ж, пусть тогда потаращится на меня. — Он дружески хлопнул Йоселина по плечу. — Давай побуду нынче мальчиком на побегушках вместо тебя. Скажу, дескать, ты занят: следишь, чтобы бочки с вином катали поосторожнее. Это ему понравится. Иди и глазей сколько влезет — хотя принесет ли это удачу хоть одному из вас…
— Правда пойдешь, Гай? Славный ты малый! Я заменю тебя, когда попросишь! — Йоселин вновь заторопился к воротам, но Симон обнял его за плечи и пошел вместе с ним.
— Я пойду с тобой. Обойдется он пока и без меня. Только слушай, Йосс, — продолжал Агилон серьезно, — ты рискуешь слишком многим. Сам знаешь: угодишь ему — и он, возможно, устроит тебе продвижение по службе, а ведь этого так хочет и ждет твой отец. Ты просто дурак, что ставишь свое будущее под угрозу. А ты ведь можешь угодить ему, стоит тебе лишь постараться: он с нами совсем не так уж суров.
Друзья вышли за ворота и встали у края стены плечом к плечу. Симон был тремя годами старше и на одну пядь ниже ростом. Друг его, угрюмый светловолосый юноша, закусил губу и, опустив голову, зло сказал:
— Мое будущее! Что он может сделать мне? Разве что вернуть меня с позором отцу. Да хоть бы и так — на черта об этом беспокоиться? Есть два поместья, которые будут моими, — этого ему у меня не отнять. Есть другие лорды, у которых можно служить. Я умею себя вести и вполне способен поладить с большинством…
Симон, по-прежнему обнимавший Йоселина за плечи, рассмеялся и притянул его к себе.
— Ясное дело, способен! Знаю, знаю: я сам переболел этим!
— Теперь императрица снова в Англии, и идет смертельная борьба за трон. Так что есть предостаточно лордов, которым нужны молодые люди, умеющие себя вести. Мне нет надобности угождать ему! А ты, Симон, с таким же успехом мог бы подумать и о своем будущем: терять тебе ровно столько же, сколько и мне. Сейчас ты — сын его сестры и, понятное дело, считаешься его наследником, но что если… — Он стиснул зубы: ему трудно было выговорить эти слова. И все же юноша твердо вознамерился вонзить в себя нож как можно глубже, да еще и повернуть его, чтобы удвоить боль: — Что если все переменится? Молодая жена… Что если у него появится сын от нового брака? Ты же останешься с носом.
Симон припал курчавой каштановой головой к камням стены и громко расхохотался:
— Как после тридцати лет брака с тетушкой Изабель? После Бог знает скольких приключений с невесть сколькими женщинами на стороне? Ведь ни одна из них не предъявила ему какого-либо отпрыска. Друг мой, судя по всему, это дерево еще способно цвести, но уж плодоносить ему не судьба. Все, чем он владеет, достанется только мне! У меня все права на наследство, я вне опасности. Мне двадцать пять, а ему уже под шестьдесят. Я могу подождать! — Он настороженно выпрямился. — Смотри, вот они едут!
Но Йоселин и сам заметил первые проблески мерцавших вдали огней и движение на дороге. Он оцепенел и принялся всматриваться. Кортеж Годфри Пикара приближался быстро, стремясь скорее оказаться под гостеприимным кровом аббатства. Чувствуя, как Йоселин выскальзывает у него из-под руки, Симон ослабил хватку.
— Бога ради, подумай, что толку? Она не будет твоей! — Сказано это было с горьким вздохом, но Йоселин даже не слышал слов друга.
Кортеж проследовал дальше. Ехавшие по обеим сторонам невесты стражи казались невероятно высокими, тощими, хитрыми и жадными. Головы они держали высоко и надменно, но лбы их были изборождены морщинами, а лица выглядели осунувшимися. Казалось, уже произошло нечто, доставившее им неприятность. И там, между ними, ехала она: выставленный напоказ раззолоченный кокон и молчаливый вопль отчаяния. Глаза невесты, казалось, занимают все ее маленькое лицо, но это были глаза незрячие, устремленные в никуда, не видящие ничего. И только когда она подъехала к дому епископа, что-то встревожило ее и заставило вздрогнуть. Девушка перевела взгляд своих огромных глаз в сторону Йоселина. Юноша не был, правда, уверен, что она его видела, но он не сомневался, что девушка почувствовала его присутствие, ощутила его дыхание рядом и сама дышала им, продолжая свой путь в сопровождении двух соглядатаев. Ивета не совершила ошибки: не позволила себе ни оглянуться, ни еще как-то оживить свое покорно застывшее личико. Только уже у ворот дома епископа она на мгновение приложила правую руку к щеке и тут же вновь уронила.
— Сдается мне, — вздохнул Симон Агилон, сопровождая друга назад в дом, — ты так и не успокоился, даже сейчас. Ради Бога, скажи, на что ты надеешься? Еще два дня — и она миледи Домвиль.
Йоселин молчал, думая о поднятой вверх руке. Его сердце трепетало, ведь пальцы девушки коснулись губ, а это означало больше, чем он мог рассчитывать.
В распоряжение сэра Годфри Пикара и его свадебного кортежа предоставили весь странноприимный дом аббатства, стоявший в стороне от прочих построек. Оказавшись наедине с мужем в выделенных им покоях, Агнес Пикар с тревогою на лице обратилась к супругу.
