Блуд на крови. Книга вторая - Лавров Валентин Викторович (книги серии онлайн .txt) 📗
Теперь была очередь за железнодорожными кассирами. Нашли того, который работал днем 21 июня. Молодой, тщедушного вида человек по фотографии узнал барона и с неприязнью произнес:
— Скандальный, знаете, господин. Требовал до Петушков отдельное двухместное купе в вагоне первого класса. Я ему объясняю: «Если желаете первый класс, поезжайте с другими поездами — с 10-м, 4-м, 12-м или 2-м. У нас всего пять поездов, и лишь ближайший 20-й не имеет первого класса. Это товарно-пассажирский поезд, отправляется через семь минут, зато остальные — пассажирские и скорые.
Господин шумит на меня: «Когда с первым классом отходит следующий?» Я ему деликатно отвечаю: «Следующий поезд номер 4 — на Нижний Новгород в половине пятого». Господин малость подумал и рявкнул: «Черт с тобой, давай на ближайший, только чтобы было отдельное купе». Оплатил четырехместное купе. Каждое место стоит до Петушков 2 рубля 49 копеек.
Соколов, довольный собой и кассиром, пожал ему руку, взял билет за 2 рубля 49 копеек и пошел садиться в поезд № 20. До отхода оставалось минут десять, так что он успел дать телеграмму в Петушки — начальнику тамошней полиции: «Встречайте!»
ОБОЛЬСТИТЕЛЬНИЦА
В Петушках дело пошло споро. Местные коллеги, едва услыхав по «даму в белой шляпе», сразу же сказали:
— Есть у нас такая! Зовут Любкой Чулковой. Бабешка, правду сказать, смазливая. Эксплуатирует свои женские прелести. Ездит в Москву, закручивает мозга богатым людям. Но чтоб сюда кого-то привозила? Нет, нам о таком ничего неизвестно. Тем более, что вернулся ее хахаль — Сашка Цыган. Пять лет за налет на банк отсидел. Ради Любки и пошел на такое.
— Давайте сделаем обыск и допросим Цыгана и Чулкову.
…Через своих людей выяснили, что эта парочка сегодня как раз гуляет дома.
Разработали план операции, оцепили дом — муха, кажется, не пролетит. Тем более, что дом Любки стоит на отшибе и за оградой начинается паровое поле.
Когда полицейские ворвались в помещение, то застали Любку одну — она пьяненькая лежала в постели. Рядом с ней место еще не успело остыть, но Цыган исчез непостижимым образом.
Любка, сбросив с нагого тела одеяло бесстыдно развалилась в непристойной позе и лениво протянула:
— Вы это об чем? Кого ищете?
— Нас интересует барон Герман Григорьевич Годе, которого ты охмурила 22 июня и завлекла в свои сети. Ты прибыла с ним в Петушки на поезде номер четыре ровно в семь вечера. Мы все про тебя знаем.
— Да пошли вы, козлы вонючие, в… Вам нужен барон, вы его и ищите. Чего привязались к порядочной девушке? Тьфу, глядеть на ваши позорные рожи тошно! Да я бы с вами на одном поле…
— Хватит! — грохнул по столу Соколов. — Сегодня же кривляться будешь в тюремной камере. Что сделали с бароном? Отвечай!
УДАВКА
Разрыдалась девица, зашлась в нервическом хохоте. Затем попила воды и во всем призналась:
— Это все Цыган! Он давно подбивал меня: «Привези богатого купца, а все остальное я сделаю!» Поехала я в Москву, иду мимо магазина, где ружьями торгуют. Вдруг из дверей важный господин выходит, в руках сверток, трясется, видать, над ним, аж к груди прижимает. А сам — к коляске, которая его дожидается, да на меня все время косяка давит. Видать заинтересовала моя красота внешности. И я на него гляжу, чуть улыбаюсь.
Любка замолчала, словно раздумывая, надо ли говорить дальше, если ее теперь все равно в тюрьму упекут.
— Ну и что дальше было? Небось, втюрилась в барона — он ведь красавцем был! — подзадорил Соколов.
— Не я, а он за меня уцепился — не оторвешь! — гордо задрала нос Любка. — Говорит: «Мадам! Не подскажете, где у вас в старой столице ресторан „Метрополь“? А то мой кучер не знает».
Я ведь понимаю, что все это только для разговору. Он лучше меня знает все рестораны. Но вежливо говорю: это совсем, дескать, рядом.
А этот усатый мне свое: «Если бы проводили, был премного благодарен!» Ну что, села в коляску, поехали в «Метрополь». Выпили вина, а усатый бахвалиться начал: «Вот эта штучка, что купил я сегодня, стоит дороже всего этого ресторана вместе с лакеями. Я за нее цельный капитал отвалил. Полюбите меня, мадам, и вы от меня испытаете счастье!»
Ну, я скромно отвечаю, что еще девушка и такими делами не балуюсь. А коли вы вышли из магазина, где ружья продают, так мне досталось в наследство одно старинное, все в золоте и перламутре — от деда. И что готова такое ружье продать.
«Где оно, ружье?» — спрашивает, а у самого глаза загорелись.
«В Петушках» — говорю. «У меня дома на ковре висит».
«Сколько до этих Петушков ехать?»
«Смотря каким поездом! Коли пассажирским, так четыре часа, а если двадцатым — так малость поболе будет. Только он в половине второго с
Нижегородского отходит. Меньше часа осталось».
«Едем!» — сказал усатый, расплатился за выпивку и мы поехали на вокзал. По дороге все спрашивал, согласна ли ехать с ним в отдельном купе. Я сказала, что согласна делать все, что господин прикажет. Кажись, он ради этого и поехал. Ружье интересовало меньше, чем моя красота.
Любка опять попросила попить водицы. Выпила большую кружку, утерла ладонью рот и продолжала:
— Я ведь почему завлекла усатого в Петушки? Думала, что он возьмет дорогую игрушку с собой. Цыган ее отберет, поженится на мне. Пушечку эту мы продадим и заживем весело, в достатке, работать не нужно будет.
— Не вышло?
— Да где уж там! Я как увидала, что он ее в магазин отнес, даже хотела передумать, в Петушки не ехать. Зачем он без такой драгоценности нужен? Но потом я смекнула, что усатый в портмоне много денег показывал, и решила, что этим будет хорошо разжиться.
— Не жалко барона?
— Очень жалко! В купе отдельном мы с ним так хорошо времечко провели, так ласково слюбились, что, ей-Богу, когда у нас сошли, хотела ему на все глаза открыть, сказать, чтоб уезжал скорее.
— И что помешало?
— Да стыдно как-то! Что, дескать, порядочный человек обо мне подумать может?
Соколов грустно покачал головой:
— Действительно, «сказать стыдно»! Не вертись, Любка Чулкова, голой. Прикрой задницу. Куда Цыган спрятался?
— Он шустрый, умеет скрозь землю проваливаться. — Любка почесала нагую грудь, сплюнула: — Это все через него, паразита. Отвернитесь, что ль, я оденусь.
…Любка и полицейские прошли во двор. Любка объясняла:
— Когда я привела усатого к себе домой, он стал допрашивать: «Где ружье?». И сам волнуется, видно, почувствовал неладное. Я его успокоила. Говорю: «Давайте с дорожки отдохнем, а потом я за ружьем сбегаю. Оно у моей тетки спрятано».
Стал усатый меня корить: «Ты, мол, говорила, что на ковре висит?».
«Правильно, — говорю, — у тетки и висит».
А в это время сзади к усатому начал Цыган подходить, а у самого — удавка. Да в последний миг усатый голову повернул, вцепился в удавку, бороться начал. Упали оба на пол…
— Что дальше? — нетерпеливо спросил Соколов.
— Вижу, что Цыгану не справиться с усатым, схватила я топорик да обушком огрела усатого по черепушке. Он враз и обмяк. Что делать-то было? Вот тут мы его из задних дверей вытащили. Цыган набросил на шею удавку… ну, задавил… Так с веревкой и закопали, только деньги вытащили — две тыщи с половиной нашли, жаль, что прогулять не успели. Уж очень капитал огромный!
Любка открыла двери старенького покривившегося дровяного сарая. Ткнула туфлей в поленницу березовых кругляшек:
— Здесь!
Полицейские раскидали дрова, срыли вершка три земли и увидали труп. Лицо с некогда пышными усами изъели мыши.
— Даже ботинки сняли! — с горечью сказал Соколов.
— У покойника с Цыганом размер одинаковый! — спокойно ответила Любка, словно речь шла о чем-то обыденном.
В кармане нашли расписку: «Принял на хранение…»
ЭПИЛОГ
Сашку Цыгана нашли в ту же ночь. В полверсте от Петушков, в сторону станции Костерево, на рельсах валялось его тело, словно пропущенное через мясорубку. Пытаясь вспрыгнуть на проходящий товарняк, он угодил под колеса. В подкладку его тужурки были зашиты без малого две тысячи.
