Прокаженный из приюта Святого Жиля - Питерс Эллис (книга жизни .txt) 📗
Посмотрев из-за спины Йоселина туда, где стоял Симон, Ивета заметила, что тот сделал шаг назад и отступил в тень. Однако ему не о чем было беспокоиться. Твердо встретив испытующий взгляд аббата и плотно сжав губы, Йоселин молчал. Затем он неожиданно улыбнулся.
— Спрашивайте меня о моих собственных поступках, — вымолвил он.
— Думаю, тут самое время допросить кого-нибудь из монахов, что управляют приютом Святого Жиля, — вмешался шериф. — Укрывательство убийцы — это тяжкое преступление.
И тут из задних рядов толпы, что находились ближе к саду, донесся не очень-то радостный голос:
— Отец аббат, если угодно, я готов отвечать за приют Святого Жиля, я служу там.
Все сразу повернули головы и широко раскрытые глаза на невысокого человека, который робко вышел вперед и встал перед аббатом Радульфусом. Лицо брата Марка было вымазано в грязи, застрявший в растрепанных волосах пучок водорослей украшал его тонзуру. С его мокрой насквозь рясы ручьями текла вода, оставляя за братом Марком мокрую дорожку, ряса прилипла к телу и висела тяжелыми складками. Монах выглядел самым печальным образом, однако его перепачканное простое лицо и преданные серые глаза не утратили своего достоинства, и, хотя кое-кто в толпе позволил себе язвительный смешок, аббат Радульфус и не думал улыбаться.
— Брат Марк! Что это значит?
— Я слишком долго искал брод, — вымолвил брат Марк извиняющимся голосом. — Простите, что опоздал. У меня не было лошади, чтобы доехать до моста, а плавать я не умею. Мне дважды пришлось возвращаться обратно на берег, я упал в воду и лишь с третьей попытки нашел мелкое место. При свете дня я бы управился быстрее.
— Мы прощаем тебе твое опоздание, — строго сказал аббат Радульфус, но при всем спокойствии его лица и голоса уже нельзя было сказать с тою же определенностью, что ему не смешно. — Похоже, у тебя были основания полагать, что ты можешь понадобиться здесь, если, конечно, ты намерен объяснить нам, каким образом беглый преступник нашел убежище в приюте Святого Жиля. Ты знал, что этот юноша там?
— Да, отец, — просто ответил брат Марк. — Я знал это.
— И это ты привел его в приют?
— Нет, отец. Но на заутрене в тот день я заметил, что на одного человека стало больше.
— И ты молчал и терпел его присутствие?
— Да, отец, я молчал. Сперва я не знал, кто это такой, да и не мог выделить его среди прочих наших подопечных, потому что лицо его было закрыто. А когда я заподозрил… Отец, я не могу брать на себя ответственность за чью-либо жизнь, ибо все в руке Господней. Поэтому я молчал. Если я был не прав, суди меня.
— А тебе известно, кто привел этого юношу в приют? — бесстрастно спросил аббат.
— Нет, отец. Точно не знаю. У меня есть догадки, но знать я не знаю. Однако, если бы и знал, я не назвал бы тебе имени этого человека, — вымолвил Марк, смиренно опустив очи долу. — Не в моих правилах обвинять или предавать кого-либо, кроме себя самого.
— Ты не один такой здесь, — сухо сказал аббат. — Но ты, брат Марк, еще должен рассказать нам, зачем тебе понадобилось идти вброд через Меол, причем, насколько я понял, пешком, — если я и впрямь тут что-нибудь понимаю! А ведь у этого молодого беглеца хватило ума запастись конем на этот случай. Ты что, следил за ним?
— Да, отец. Я знал, что мне придется отвечать за его укрывательство, если он окажется не таким невинным и добрым, каким он показался мне, а у меня были для этого все основания. Поэтому сегодня я весь день следил за ним. Я ни на минуту не упускал его из вида. А когда в сумерках он сбросил свой плащ и куда-то пошел, я последовал за ним. Я видел, как он у ручья нашел своего коня, привязанного к изгороди, как он переправился. Я был еще в воде, когда услышал крики погони. Так что насчет нынешнего дня я готов дать отчет за каждый его шаг, ничего дурного он не сделал.
— А насчет того дня, когда он появился у тебя? — потребовал ответа шериф. — Как он оказался среди твоих прокаженных? В котором часу?
Брат Марк твердо знал свой долг и поднял глаза на аббата, испрашивая дозволения. Аббат кивнул, давая ему знать, что и сам хотел бы услышать ответ на этот вопрос.
— Как я уже говорил, это было два дня назад, на заутрене, — начал брат Марк. — Тогда я впервые и увидел его. Но он был уже в своем черном плаще прокаженного, с прикрытым лицом и ничем не отличалась от прочих. Я полагаю, что, должно быть, он укрылся у нас минут за пятнадцать, а то и за полчаса до заутрени, потому что уже успел переодеться.
— Насколько мне известно, милорд, — аббат повернулся к Прескоту, — тем самым утром ваши люди гнались за ним по пятам и потеряли его след неподалеку от Святого Жиля. В котором часу они видели его?
— Мне доложили, что убегающего человека видели примерно за полчаса до заутрени и он пропал действительно где-то у Святого Жиля.
Ивета спустилась еще на одну ступеньку. Она пребывала словно во сне, причем вдвойне во сне: при взгляде в одну сторону первый сон наполнял ее страхом, а при взгляде в другую — другой сон вселял в нее надежду. Ибо говорящие явно не были ее врагами. И слава Богу, что ее дядюшки все еще нет и он не может бросить на чашу весов свою враждебность и черную злобу. Теперь Ивета была всего в двух ступеньках от Йоселина, могла протянуть руку и дотронуться до его растрепанных льняных волос, но боялась отвлечь его напряженное внимание. Она так и не протянула к нему руку, но тревожно посмотрела в сторону привратницкой, с минуты на минуту ожидая появления своего главного врага. Именно поэтому Ивета оказалась первой из тех, кто заметил появление брата Кадфаэля. Лишь она да леди Агнес смотрели в ту сторону.
Мул брата Кадфаэля, который целый день прохлаждался и плелся еле-еле, остался, видимо, весьма недоволен устроенной ему под конец дня гонкой и решил выразить свое неудовольствие, остановившись в воротах и наотрез отказываясь идти дальше. Брат Кадфаэль, сперва предпринимавший отчаянные попытки справиться с упрямым животным, теперь сидел в седле, с немым удивлением взирая на открывшееся его глазам зрелище.
Ивета видела, как монах быстрым взглядом перебегал с одного лица на другое и прислушивался, пытаясь разобрать слова. У крыльца Кадфаэль увидел стоявшего в напряженной позе Йоселина, увидел аббата и шерифа, которые мрачно смотрели друг другу в лицо, и невысокую фигуру молодого монаха, который, по мнению Иветы, говорил бесхитростным языком юного ангела, такого ангела, какой мог бы спуститься с обезоруживающей просьбой о прощении и с каким можно не бояться никакого греха.
Быстро, но без суеты Кадфаэль спешился, передал своего мула на попечение привратника и все еще почти никем не замеченный направился к толпе. Непонятно почему приободрившись, Ивета спустилась еще на одну ступеньку.
— Судя по всему, ты, юноша, оказался в приюте за четверть, а то и за полчаса до заутрени.
— Именно так, — согласился Йоселин, чувствуя себя немного увереннее. — Незадолго до этого я обзавелся плащом и вошел в церковь.
— И тебе объяснили, как себя вести?
— Я и раньше бывал на заутренях, так что знаю порядок.
— И все-таки тебе, наверное, потребовалось некоторое время, чтобы узнать распорядок дня в приюте Святого Жиля.
— Я смотрел на других и поступал как все, — просто ответил Йоселин. — Любой бы поступил так на моем месте.
— Допустим, милорд, — нетерпеливо вмешался Жильбер Прескот. — Допустим, что он и впрямь оказался в приюте значительно раньше семи утра. Но как мы узнаем точное время, когда был убит барон?
И тут брат Кадфаэль пошел вперед. Однако путь ему преграждали люди, во все глаза наблюдавшие за происходящим и не обращавшие никакого внимания на его вежливые просьбы пропустить его. Тогда он принялся пробивать себе дорогу локтями, и, прежде чем прозвучали новые вопросы, брат Кадфаэль, оказавшись в первых рядах, громко крикнул:
— Все это так, милорд, но зато у нас есть способ узнать, в котором часу барона в последний раз видели живым и здоровым.
Наконец он пробился на середину. Его неожиданный возглас открыл ему дорогу, и монах оказался прямо перед аббатом и шерифом, которые повернулись к нему, недовольные тем, что их прервали.
