Похищение - Арсаньев Александр (книги бесплатно TXT) 📗
Словом, сидят они и не только музицируют, но и говорят о чем-то промеж собою. Это, конечно, ничего. В этом ничего подозрительно не имеется, что же, людям молча, что ли, сидеть? Только не подозрительно это было бы, если б разговоры Елизавета Михайловна со мной, скажем, вели, а вот когда с графом…
Прислушался, слышно. Понял, что роман их уже, видимо, в расцвет войти успел. Ну, думаю, плохи дела, не успел ты, брат, у них уже, поди, и поверенный имеется. Однако ж, еще думаю, может, и не все потеряно, слышу, как граф о чем-то просит, а хозяйка пребывает в задумчивости. Слышу, говорит Успенский, что, мол, кто-то об их романе узнал и теперь денег за свое молчание требует. А кроме всего прочего, граф сейчас вымогателю заплатить не в состоянии, так как проигрался. Говорит, денег таких в наличности не имеет, хочет имению свою продать, только это ж когда будет? А вымогатель деньги через неделю требует, никак не позднее. Говорит, что пытался у знакомых занять, да сумма-то уж больно огромная, а какая – не говорит. Говорит только, что и вымогатель, и кредитор его это одно лицо и как ему удалось о романе узнать, про то граф не ведает и только в догадках теряется.
А Елизавета Михайловна ему отвечают, что денег и у нее не имеется, но вот чем она ему может помочь. Есть у нее фамильная драгоценность – брильянтовое колье с сапфирами и изумрудами. Говорит, что стоит эта брошь целое состояние, никак не меньше ста тысяч. Хотя, оно конечно, в ломбарде за нее вполовину меньше дадут… А граф раскраснелся, музыку бросил, говорит с горячностью, мол, за кого вы меня принимаете, неужели же я, посмею у вас деньги взять? А она ему отвечает тихо так, еле слышно, что, мол, если так, то зачем же вы мне все это рассказали?
Граф замолчал, видать, ответить-то нечем было. Помолчали они так немного, затем Елизавета Михайловна говорит. Мол, Вадим Сергеевич, если вы помните, я дама замужняя и деток малолетних имеющая. Попутали меня бесы, не устояла я перед соблазном, однако ж, сохранить имя свое считаю долгом чести. Это, мол, для меня куда как важнее. А посему возьмите деньги, а когда продадите свою имению, тогда колье мне вернете и будемте считать, что мы с вами имеем только поверхностное знакомство.
Граф, видно, насупился, осерчал, да только где уж? Крыть-то ему нечем-с. Вы, говорит, Елизавета Михайловна, как хотите, можете меня хоть сейчас из дома выставить, только помните, что я вас оченно люблю и отказываться от своих чувств не собираюсь. Что она ему ответила, я не знаю, поскольку в этот самый момент услышал я, как наверху, в кабинете, дверью хлопнули. Стало быть, его превосходительство подремали, да и проснулись. Я мигом от двери отошел и стал подниматься ему на встречу. Он мне, мол, где был, Аполлинарий, я и сказал, что, на минутку отлучался. Вместе мы спустились в гостиную, и граф тут же поднялся прощаться.
А дальше все сложилось для меня самым наилучшим образом, потому как Елизавета Михайловна сами меня в конфиденты своих affаire de coeur назначили. А случилось это на следующее утро. Я как раз только успел подняться и одеться, как в мою комнату деликатно постучали и я, открыв дверь, с удивлением обнаружил за ней саму Елизавету Михайловну. Хозяйка была взволнована и бледна и, по всему заметно, что пребывала в изрядно ажитации.
– Доброе утро, Аполлинарий, – сказала она, – позволишь войти?
– О, конечно, конечно, Елизавета Михайловна, проходите.
Елизавета Михайловна вошла и, заламывая руки, принялась мерить шагами мою комнату, видимо, не зная, с чего начать. На ней было надето светло-бирюзовое шелковое дезабилье и в тон ему чепчик, и, в зарождавшемся свете дня, она казалась чудо какой миловидной. Я не мог не признать, что кузина моя действительно красивая женщина, а потому и простительны ей флирты и романы. Согласитесь, разве может такая записная красавица не иметь поклонников? Никак-с нет-с, невозможно. А, значит, возможны и увлечения. Однако, passons.
Наконец, видимо, решившись окончательно, Елизавета Михайловна остановилась посреди комнаты и подозвала меня к себе.
– Аполлинарий, милый, – сказала она глубоким контральто, и тут я подумал, что дельце-то еще может и выгореть, – подойди, у меня к тебе просьба.
Я подошел и поклонился, всем своим видом выражая полную готовность послужить ей, хотя бы даже до смерти (слава Богу, что этого не требовалось!).
– Послушай, Аполлинарий, – смущаясь, начала она, – ты не мог бы кое-что для меня сделать?.. Мы ведь родственники, так что такие поручения между людьми близкими имеют место быть. Дело это деликатное и я могу тебе доверить его только если ты пообещаешь, что останешься мне верен и сохранишь все в тайне… От всех, даже от Валерия Никифоровича.
– Не извольте беспокоиться, Елизавета Михайловна, – с готовностью ответил я, а сам думаю, если они про родственные связи заговорили, то все еще может по-моему обернуться. – Все сделаю, как вы того просите.
– Спасибо, родной, – она с минуту помолчала, разглядывая меня, а затем, кивнув сама себе, изложила, наконец, суть своего поручения.
Заключалось оно в том, чтобы я пошел сегодня по одному адресу к некому ювелиру по фамилии Рудинштейн, проживающему на улице Часовенной, в собственном доме. Мол, с этим человеком будет предварительная договоренность и поэтому он меня ждет нынче же, около полудня. Как я понял, договоренность у него была с графом. Там мне нужно оставить колье и взять у него вексель на определенную сумму, который затем следует отвезти к Успенскому. Передать графу вексель и вернуться домой, вот, собственно, и все.
Предваряя мои возможные вопросы, отчего, мол, понадобилось это выполнить и почему нужно отдать деньги графу, она, краснея, как гимназистка, сказала, что граф проигрался, что обычное среди мужчин явление, и ему сейчас нечем платить, потому она, имея к Успенскому особое дружеское (конечно, кто бы только сомневался!) расположение, решилась ссудить ему сумму.
Я, ясное дело, ничуть не удивился (ведь я и без этого все уже знал) и без колебаний согласился выполнить поручение. Я также ничего не стал пока говорить ей о своей осведомленности, в мои планы входило другое.
Итак, сразу после завтрака, я отправился к ювелиру, по дороге размышляя, почему это граф сам не стал закладывать колье, а затем понял, что затея Елизаветы Михайловны придумала тонко. Посудите сами, если бы фамильную драгоценность заложил посторонний человек, да еще такой, о котором в городе все знают, что он игрок и не прочь приударить за хорошенькими женщинами, тут бы всем сразу, в случае огласки, стало ясно, куда ветер дует. А так, получается, что я, на правах родственника, мог заложить колье и по каким-то семейным причинам. Мало ли на что женщине деньги могут понадобиться. Даже если и узнают о закладе, все равно, дальше семейных разбирательств дело вряд ли пойдет.
