Страсти по мощам - Питерс Эллис (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
— О сын мой! — воскликнул охваченный восторгом приор Роберт, заглушая ропот, растекавшийся по церкви, как круги по воде. — Ты поведал нам о великом чуде, на которое мы и не смели надеяться. Ныне и падший спасен!
— Воистину так! Но, отче, это еще не все! Возложив длань свою на покойного, дева повелела мне объявить ее исполненную милосердия волю всем в Гвитерине — и местным, и пришлым. И воля ее такова: «Когда кости мои извлекут из земли, останется отверзтая могила. Да будет то, что я покидаю, даром моим иному. Пусть будет погребен в ней Ризиарт и упокоится навеки в память о явленном мною знамении» .
— Ну что мне оставалось делать, — промолвила Сионед, — кроме как поблагодарить его за добрую весть о том, что мой отец обрел божественное утешение. И все же это меня возмущает. Может, мне стоило прямо сказать, что у меня и в мыслях не было, что мой отец мог быть лишен благодати, — ведь он был хорошим человеком и никогда не творил зла ближнему. Конечно, любезно со стороны святой Уинифред предложить ему место которое она оставляет, и простить его — да только за что его прощать? И отпущение ему дала — но чего? Могла бы и наградить его, и раз уж занялась этим надо было сказать, что он оправдан, а не прощен.
— И ведь как продумано это небесное послание, — отметил Кадфаэль, — рассчитано на то, чтобы и мы получили то, за чем явились, и Гвитерин успокоился, и была бы повсюду тишь да гладь.
— Еще и на то, — добавила Сионед, — чтобы задобрить меня. Чтобы я отказалась от преследования убийцы и погребла его злодеяние вместе с жертвой. Но этого не будет — я не успокоюсь, пока не узнаю.
— А кроме того, — продолжил Кадфаэль, — и на то, чтобы свет его славы пал и на приора. Хотел бы я знать, в чьей голове зародился этот замысел!
Они разговаривали в кузнице у Бенеда, куда Кадфаэль пришел, чтобы позаимствовать лопату и мотыгу для предстоявших братьям благочестивых трудов. Даже кое-кто из гвитеринцев вызвался участвовать в извлечении святых мощей. Хоть и жаль им было лишиться своей святой, да видно, она сама захотела оставить их, и теперь уже никто не имел желания ей перечить. Пророчества-то сбываются, и лучше уж заслужить ее милость и благословение, чем рисковать нарваться на ее стрелы.
— Сдается мне, что в последнее время на долю Колумбануса выпадает больше славы, чем на долю приора Роберта, — проницательно заметила Сионед, — а тот воспринимает это со смирением и вовсе не пытается поставить его на место. Это заставляет меня думать, что приор, может быть, и ни при чем.
Услышав это, Кадфаэль, помедлив, почесал нос и внимательно посмотрел на девушку:
— Пожалуй, ты права. И уж точно, что вся эта история потянется за нами до Шрусбери, а когда мы с триумфом вернемся в обитель, разнесется по всем окрестным бенедиктинским монастырям. Да, имя Колумбануса будет известно всему ордену — ведь он сподобился Божественной благодати.
— Говорят, что в монастыре честолюбивый человек многого может добиться, — продолжила Сионед, — вероятно, сейчас он закладывает основу для своего восхождения. И первой ступенью будет то, что он сам станет приором, когда Роберт сделается аббатом. А то и сразу станет аббатом, в обход приора. Ведь это его будут прославлять повсюду как человека, которому являются святые, дабы объявить свою волю.
— Возможно, и так, — согласился Кадфаэль. — Правда, похоже, приор Роберт этого еще не понял, но когда вся эта шумиха поутихнет, сообразит. Ведь он решил написать житие святой и завершить его рассказом о нашем паломничестве. И не исключено, что Колумбанус будет упомянут там лишь как некий безымянный брат, случайно избранный святой, для того чтобы передать ее послание приору. Что стоит хронисту занести в рукопись одним именем меньше? Но парень этот, скажу я тебе, происходит из честолюбивого нормандского рода — даже младших отпрысков таких фамилий не станут обряжать в рясу затем, чтобы они всю жизнь копались на грядках.
— Но мы не продвинулись дальше в нашем деле, — с горечью промолвила Сионед.
— Так-то оно так, но мы ведь еще не закончили.
— А по-моему, дело идет к тому, чтобы покончить со всей этой историей и забыть ее ко всеобщему удовлетворению, как будто все уже разрешилось. Однако же это не так! По этой земле ходит человек, который нанес удар в спину моему отцу, а всех нас призывают закрыть на это глаза и радоваться достигнутому примирению. Но я хочу, чтобы этот человек был найден, Энгелард — оправдан, а мой отец — отомщен. И пока я не добьюсь этого, я не буду знать покоя и не дам успокоиться никому. А сейчас скажи, что я должна делать?
— То, что я тебе уже говорил, — ответил Кадфаэль. — Пусть все твои домочадцы и друзья соберутся у часовни, когда будут раскапывать могилу. И сделай так, чтобы Передар непременно был там.
— Я уже послала за ним Аннест, — сказала Сионед. — Ну а потом? Что мне сказать Передару, как поступить с ним?
— Ты носишь на шее серебряный крест. Согласна ты расстаться с ним, если это на один шаг приблизит нас к тому, что ты хочешь знать? — спросил Кадфаэль.
— И с ним, и со всем ценным, что имею. Ты же это знаешь!
— В таком случае, вот что ты должна сделать…
С мотыгами и лопатами в руках, распевая псалмы и молитвы, они поднялись к заросшему кладбищу у часовни, выпололи цветы и выкорчевали ежевику с маленького холмика над могилой святой и с благоговением принялись за работу. Копали по очереди, чтобы каждому выпало участвовать в благочестивом деле. Большинство гвитеринцев, забросив свои дела на полях и подворьях, собрались посмотреть на окончательное завершение спора. Сионед и ее слуги, в траурных одеждах, стояли в толпе гвитеринцев и ждали, когда придет время выносить из часовни тело Ризиарта. По прошествии лет этой похоронной церемонии предстояло стать всего лишь эпизодом из жития святой Уинифред.
Был там и Кэдваллон, и дядюшка Меурис, и Бенед, и все их соседи. И там же, бок о бок со своим отцом, стоял замкнутый и погруженный в мрачное раздумье молодой Передар. Он пришел сюда по просьбе Сионед, но выглядел так, будто хотел оказаться в сотне лиг от этого места. Темные густые брови его были насуплены, как если бы его мучила головная боль. Порой он озирался по сторонам, но взгляд его избегал Сионед. Он стиснул зубы с такой силой, что побледнели губы. Юноша следил за тем, как углублялся темный провал могилы, и вздыхал, тяжко и горестно, словно испытывая невыносимые страдания. Он был совсем не похож на того юнца с самонадеянной улыбкой, которому казалось, что все на свете ему доступно. Уж не дьявола ли узрел Передар?
Земля была мягкой, хоть и сырой, и копать было не трудно. Постепенно работавшие углубились в яму по плечи, а во второй половине дня, когда подошла очередь Кадфаэля, самого низкорослого из братьев, он почти исчез из виду. Пока никто не осмеливался усомниться в том, что они роют там, где надо, но, вероятно, многие недоумевали. Однако у Кадфаэля — Бог весть почему — сомнений не было. Дева была здесь. После своей мученической смерти и чудесного воскрешения она прожила много лет и была аббатисой, но он думал о ней как о набожной юной девушке, романтически подарившей свою целомудренную любовь Всевышнему и бежавшей от домогательств принца Крэдока, как от самого сатаны. И в душе монах сочувствовал как ей, так и охваченному страстью влюбленному, погубившему и тело свое и душу. Молился ли кто-нибудь за него? Ведь он нуждался в молитвах куда больше, чем Уинифред. И, в конце концов, если чьи молитвы и могли пойти ему во спасение, так это молитвы самой Уинифред. А она была валлийкой и могла, вероятно, понять человека и беспристрастно оценить его. Могла бы и замолвить словечко, чтобы воссоздать его истаявшую плоть. Пусть бы он восстал другим человеком, прошедшим через очистительную кару, но человеком. Даже святой, наверное, приятно воспоминание о том, что некогда ее любили.
В рыхлой, влажной почве лопата на что-то наткнулась — то ли на камень, то ли на ком глины. Кадфаэль немедленно прекратил копать, ему показалось, что там находится что-то иссохшее и хрупкое. Он отложил лопату и стал руками разгребать холодную, пахучую и мягкую землю. Под его пальцами появилось нечто тонкое, бледно-серого цвета с крохотными черными точками. Он достал кисть руки — маленькую, почти как у ребенка — и отряхнул налипшую на нее землю. Внизу кучками лежали еще кости, такого же серого цвета. Кадфаэль опасался повредить их — он поднял лопату и выбросил ее из ямы.
