Бес в серебряной ловушке - Ягольницер Нина (бесплатные онлайн книги читаем полные версии txt, fb2) 📗
Подросток резко вдохнул, усилием заставляя себя успокоиться. Ничего, гады. Куда им, топающим, шумно дышащим, бранящимся, смердящим немытым телом, до него? Что они знают о его легкой воровской поступи, волчьем чутье и непогрешимом слухе? И тут же в мозг раскаленной иглой впилась забытая было мысль: он даже не знает, где находится. За ближайшим углом его может поджидать новая опасность.
Пеппо сжал зубы, ударил кулаками в стену. Спокойно. Он всегда выкручивался из всех неурядиц. Винченцо часто ворчал, что ублюдкам вроде Джузеппе черти ворожат.
Что делать дальше? Оставаться на месте нельзя – кто знает, быть может, он стоит на самом виду. Но куда бежать? Пеппо пошарил ногой по земле, подобрал камешек и швырнул вперед. Тот звонко ткнулся в стену. Впереди тоже громоздятся дома. Запах фонарного масла почти не ощущается – значит, переулок темен. А вдруг на окнах домов стоят свечи? Черт.
Минуты утекали во мрак, а Пеппо все стоял, вжавшись в стену и чувствуя себя унизительно беззащитным. Где-то все так же слышались топот и брань, и Пеппо знал, что эти двое непременно найдут его. Но трогаться с места нельзя, покуда он не знает, с какой стороны приближается погоня. Вот они…
Тетивщик подобрался, снова изготовившись к бегству. Слева. К счастью, оба, иначе бы Пеппо несдобровать. Он не стал ждать приближения тяжелых шагов, отделился от стены и устремился вправо. На сей раз он не бежал. Он быстро и бесшумно скользил вперед, широко поводя в воздухе руками, – вырвавшись из рук двоих зрячих противников, было бы глупо разбить голову об угол здания. Вновь камень утробно рокотнул под ногой, и звук унесся вперед, не вернув эха, – впереди была прямая улица. Пеппо ускорил шаг, переходя на бег. И тут же в спину ударил крик:
– Вон он, бесеныш, держи его!
И снова бежать. Споткнуться, подняться на ноги и мчаться, не разбирая пути, чтоб снова споткнуться через несколько шагов. Улица пряма, как копье, и издали накатывает плеск, и порыв ветра освежает лицо. Впереди канал. Еще несколько ярдов, и волна тинистой прохлады развеивает затхлый воздух тесной улицы. Сапоги все громче выбивают дробь за спиной, Пеппо выбрасывает вперед руки, и ладони натыкаются на ограждение.
– Да… – бормочет он, одним прыжком перемахивает через рассохшиеся перильца и бросается в темную воду канала.
…Вода была теплой и отдавала гниющим деревом. Два гребка вниз, и пальцы скользнули по илистому дну: канал оказался не слишком глубок. Это было опасно – Пеппо знал, что дно каналов часто усеяно всяческой рухлядью, о которую запросто можно покалечиться.
Тетивщик приблизился к краю и осторожно приподнял голову из воды, прижимаясь к стенке, покрытой скользкой массой волглого мха.
В нескольких ярдах позади слышалась оглушительная ругань. Долговязый пенял толстяку на бегство мальчишки, переходя порой с цветистой брани на сочный трущобный жаргон. Догадаются ли они разделиться и пойти в разные стороны вдоль канала?
Но тут новый звук привлек внимание подростка. Казалось, будто огромные ножницы грубо режут толстый мятый шелк. Догадка пришла в тот же миг, и Пеппо стремительно ушел под воду – по каналу шла гондола. Глубоко ли она сидит? Заметили ли его пассажиры или гондольер? Воздух в легких был на исходе, и только эти вопросы паклей сидели прямо в горле. Тетивщик оттолкнулся от дна и снова поднялся на поверхность, со свистом переводя дыхание. Нет, похоже, его не заметили. Гондола успела пройти, и от удаляющегося суденышка донесся сварливый старушечий голос:
– Нельзя ли поскорее? Вон уже мостик, поспешите, любезный.
Мостик… Пеппо готов был крикнуть вслед гондоле слова благодарности. Под мостом можно на время укрыться.
Мост нашелся в два счета, возвестив о себе плеском воды о поеденные сыростью и плесенью опоры. Пеппо вцепился в толстый столб, в который раз переводя дыхание.
Он не знал, сколько времени провел вот так, беззвучно вдыхая гниловатый запах цветущей воды и чутко вслушиваясь в ночь. Плеск воды о столбы мешал разобрать, ищут ли его преследователи. Кипящая кровь успокоилась, в мышцы хлынула усталость, заныли многочисленные ушибы, и Пеппо отчаянно захотелось, чтоб эта ночь оказалась дурным сном.
Время шло. Почему-то стало холодно, несмотря на теплую воду. Еще какие-то шаги и голоса все реже и реже рокотали над каналом. Окончательно измучившись, подросток решил, что пора рискнуть, иначе он глупо утонет в этой мерзкой жиже, в какой-то момент разжав онемевшие руки. Отпустив столб, Пеппо подплыл к краю канала, подтянулся, поднимая из воды свинцово-тяжелое тело.
Он не заметил, откуда снова вынырнула торопливая поступь. Но было уже поздно. Сильная ладонь вцепилась в локоть, втаскивая тетивщика на скользкую каменную облицовку, и Пеппо оскалился бессильной яростью, когда глухой от бешенства, невероятно знакомый голос прорычал:
– Где тебя черти носят?! Я места себе не нахожу, а он тут в канале плещется, да еще выпивкой от него разит!
– Лотте… – пробормотал Пеппо, медленно разжимая кулаки. Он слышал, как Годелот еще что-то яростно ему выговаривает, но слова проходили мимо – отчаянное напряжение последних часов схлынуло вместе со стекающей с одежды водой, и в груди клокотал неудержимый смех.
– Ну, хватит нудить! – оборвал он друга и крепко сжал руку, все еще держащую его за мокрый локоть. Годелот замолчал, а потом проговорил уже иным тоном:
– Я ищу тебя еще с темноты, дуралей. Сначала все думал: заплутал ты. Клял себя, что отпустил тебя одного, купился на твою воркотню, будто нрава твоего поганого не знаю. А потом наткнулся на двоих… У одного нос всмятку да знатная эдакая полоса поперек рожи. Я еще тогда заподозрил, чья работа. А уж второй – страсть божья. Щека располосована от виска до подбородка, весь колет залит. А крику было и ругани, мальчишку они, дескать, упустили – впору оглохнуть. Пеппо, гад… Я уже не чаял тебя живым разыскать. Ты ранен? У тебя рука в крови.
Тетивщик брезгливо отер руку о весту.
– Ерунда… – пробормотал он. – Пришлось по ладони чиркнуть, чтоб за больного сойти. Они вплотную стояли, а для удара размахнуться надо. Но это все не важно… – Он запнулся. – Лотте, я… в общем… свалял дурака. Ты прости…
– Да черт с тобой, главное, жив, – проворчал шотландец. – А чем ты толстяка так отделал? Его теперь за пять миль ни с кем не спутаешь.
Пеппо устало пожал плечами и протянул другу левую ладонь. Между пальцев блестело узкое лезвие, тонким ремешком крепящееся к кожаному браслету на запястье.
– Я этим кошельки срезаю, – пояснил он, и лезвие неуловимым движением исчезло в мокром рукаве. – А вот что человека им полоснуть придется, и в голову не приходило.
Годелот ухмыльнулся, поглядев на собственную ладонь, перечеркнутую почти зажившим разрезом. Прошло жалких две недели с того памятного воскресенья в Тревизо, а будто целые века…
– Всегда бывает первый раз, – заключил он. – Пойдем, я тебе ужин оставил.
Глава 10
Лоскуты памяти
Сон не шел. Еще по дороге в тратторию Пеппо был уверен, что заснет, едва опустив голову. Но вот уже бронзовый гул отбивал глухие часы после полуночи, а подросток все так же лежал без сна на тощем тюфяке, рассеянно прислушиваясь к хлопотам мышей под половицами и жалобному потрескиванию, которым старый дом сетовал на годы и изнуряющую сырость.
Сложные вопросы и странные открытия того дня решено было оставить до завтра. Как ни жгли Пеппо обрывки услышанных разговоров, он понимал: наутро пережитое потрясение уляжется, и тогда рассказ его прозвучит не в пример толковее. Убедившись, что погоня обошлась без особых увечий, Годелот не упустил случая заново попенять другу на безрассудство и погасил свечу.
Минуты утекали во мрак. Пеппо старался не ворочаться, зная, как чутко спит кирасир, и не желая его будить. Обычно подобная предупредительность была не в его духе, но сегодня тетивщик чувствовал себя вдвойне виноватым…
Поначалу мысли путались и разбегались, теснясь, отталкивая друг друга и назойливо мельтеша. Воспоминания о потрескивающем факеле у самого лица, о беге в никуда, о теплых каплях, брызнувших на ладонь из-под лезвия, вспенили удушливую волну страха, что всегда настигает того, кто недавно избежал смертельной опасности. И тут же ужас обратился пьянящим злорадным восторгом. Он захлестывал Пеппо каждый раз, когда ему удавалось одержать верх над превосходящим по силе противником. Ничто не могло сравниться с упоительным чувством победы над теми, кто презрительно смотрел в его слепые глаза.
