Между Амуром и Невой - Свечин Николай (читаем книги бесплатно .txt) 📗
Петербург переполнен людьми с просроченными видами. Со всех концов страны съезжаются в столицу разные личности: кто на заработки, кто поворовать, а кто и просто так, от нечем заняться. Покупают в участке адресный билет и прописываются, где найдут угол. Билет действует три месяца, после чего его надобно продлевать. Для этого нужно возвращаться на родину, заново оформлять временную отлучку, опять покупать трехмесячный билет… Такая морока не для русского человека, и он начинает игру в прятки с полицией. В Питере много мест, где приютят и без документов — плати только деньги. Помимо «Вяземской лавры», есть зловещий дом Дероберти, два огромных строения (каждый размером с жилой квартал) Яковлева и Тарасова, треугольник между Мойкой и Екатерининским каналом вокруг Мещанской улицы, лишенные всякого влияния власти окраины — Выборгская сторона, Охта, Нарвская застава; имеются притоны Лиговки, бесчисленные пакгаузы Калашниковской набережной и удивительные городки на свалках Горячего и Гаванского полей.
Но, в конце концов, человек без вида все же попадает в участок. Обосновывается сначала в камере при части, где его проверяет Сыскное отделение: не в розыске ли, нет ли на него данных в картотеке рецидивистов. Если тут все чисто, беспаспортный нарушитель подлежит высылке к месту приписки за казенный счет, для чего направляется в Предварительную тюрьму на Шпалерную, 25. Там бедолага дожидается этапа на родину; называются такие люди на жаргоне «спиридонами». Не будучи преступниками, они несут все тяготы тюремной жизни наравне с последними. Отношение к ним со стороны уголовных самое презрительное; последняя шпанка, базарные воры-«халамидники», плебеи преступного мира, и те находятся выше их в здешней иерархии.
Наконец, партия, достаточная для отправки, набирается и переводится в Пересыльную тюрьму в Демидовом переулке. Оттуда не позже, чем через сутки, всю команду везут ночным поездом в Москву. Московская пересыльная тюрьма на Колымажном дворе — гигантское учреждение, в котором пересекаются этапы со всех концов России. В четырех огромных балаганах проживает одновременно до двух тысяч арестантов и «спиридонов»; каждую среду сотни людей в одинаковых серых бушлатах уходят и приходят, создавая не поддающийся описанию муравейник. В зависимости от расторопности тюремной канцелярии, можно застрять в Первопрестольной на два-три дня, а можно и на месяц. Порядки в Москве жестче, чем в Питере: при любом выходе на улицу заковывают в наручи не только арестантов, но даже и «спиридонов», которые узниками по закону не считаются. Но такие строгости — только здесь… Отсюда, из Бутырки, начинается главный ссыльный тракт, который упирается уже за Байкалом в Карийские промыслы. (Последние несколько лет путь некоторым арестантам каторжного разряда продлили аж до Сахалина. Сибирь уже мала для вместительства всех кандальников!).
Наконец, наступает время отправляться дальше. Партия выходит под конвоем с Колымажного двора и поездом добирается, так же за одну ночь, до Нижнего Новгорода, далее которого железной дороги уже нет. Ночует на Этапном дворе, пополняясь при этом попутчиками из южных губерний, и утром садится на пароход. Начинается трехнедельное скучное плавание по Волге и Каме до Перми, в душном трюме, с одной лишь ночевкой в Казани. В Перми арестантов ожидает недолгий отдых, а затем открываются утомительные пешие переходы: следует пройти по безлесой болотистой местности шестьсот пятьдесят верст до Тюмени. С 1863 года этот отрезок положено не идти, а ехать на переменных лошадях, но последних всегда не хватает, а в весенне-осеннюю распутицу их и вовсе не достать. В Тюмени опять садятся на пароход и по рекам Туре, Тоболу, Иртышу и Оби доплывают до Томска.
Томская пересыльная тюрьма — самая большая в России; в ней в летнее время одновременно могут находиться до пяти тысяч заключенных. Это огромный этапный пункт, из которого идет непрерывная расфасовка арестантов к местам конечного прибытия. Многие ссыльные остаются здесь и поселяются вокруг города, каторжные же идут дальше. Их путь лежит через Красноярск, Иркутск и Читу — в страшное Забайкалье, а это еще две тысячи семьсот верст. По всей, истоптанной сотнями тысяч ног, дороге расставлены на должном расстоянии этапы и полуэтапы. Партия идет целый день, на полуэтапе ночует, затем еще день ходьбы, после чего на этапе — суточный отдых. Всего в Сибири 60 этапов и 64 полуэтапа, и занимают они свои исторически выбранные места с начала века. Вся дорога длится более четырех месяцев и в срок отбытия наказания не засчитывается. Это еще что! Двадцать лет назад, когда железных дорог и пароходов еще не было, арестанты брели все семь тысяч верст от Москвы до Нерчинска пешком, и уходил у них на это — год…
В первых рядах арестантской партии выстроены каторжники; их легко узнать по укреплениям (официальное наименование кандалов) и вполовину выбритым головам. Кандалы весят, по норме, от пяти до пяти с половиной фунтов; ходить в них на большие расстояния невозможно. Поэтому, когда идут по России, ножные кандалы за городом несут на помочах на шее. Россия кончается в Тюмени; после нее разрешают прицепить ножные кандалы на поясе к ремню — так идти не в пример легче. В большинстве же партий, однако, уже по выходе из Перми, по хорошо оплаченной просьбе каторжников, цепи все за городом снимают и складывают на повозку; партия дает честное арестантское слово, что побегов из своих рядов не допустит. Слово это всегда выполняется, иначе такие послабления запретят, а виноватых в том задавят в первой тюрьме свои же. Конвойный офицер по итогам года получает на Пасху, в случае отсутствия у него побегов, годовое жалованье в награду и следит потому за своей партией в четыре глаза. Кроме того, каждая партия для него — доходный промысел. Опытный человек берет с арестантов деньги за любую поблажку, а деньги в партии, особенно в начале длинного пути, всегда есть, и не малые. Поступают они, естественно, от подаяния — русский человек искони сочувствовал кандальнику.
Если же найдется вдруг такой бесчестный человек, что решится сбежать после расковки, то партия оставляет офицера с солдатами на дороге и в полном составе сама устремляется в погоню за предателем. Обыкновенно его приводят, сильно побитого, обратно и на пути в Забайкалье доканчивают (опять не конвойные, а сами арестанты). Но когда вдруг погоня возвращается с пустыми руками, что бывает исключительно редко, то арестанты хватают на дороге первого попавшегося путника, отбирают и сжигают его документы, при их наличии, и насильно помещают несчастного в партию заместо выбывшего. Офицер видит это, но не препятствует: ему надо привести к месту перемены конвоя определенное количество голов, не важно, какого качества. Под угрозой смерти случайно попавшемуся человеку запрещают объявлять себя до прибытия в тюрьму, и бывали случаи, когда такой горемыка полгода потом доказывал свою личность, пребывая за решеткой.
Еще можно отличить каторжника от, скажем, поселенца, по бубновому тузу и буквам «ск», нашитым на спину халата: «ссылно-каторжный» (сами арестанты расшифровывают это иначе: «сильно каторжный»). Тузы бывают разного цвета: красный — за убийство, желтый за воровство, и так далее.
Поселенцы идут в колонне следом за каторжными. Их тоже сковывают на людях, но только за руки, по четверо в ряд. «Спиридоны», а так же сопровождающие арестантов родственники (нередко за осужденным следует вся его семья) помещены в самый хвост партии. Замыкают колонну всегда несколько повозок. На них везут вещи этапируемых, котлы, провизию, необходимый инвентарь, а еще больных, женщин и детей. Если в партии есть привилегированные арестанты, они нанимают кибитку и едут в Сибирь с комфортом.
Глава 13
Путь в преисподнею
Лыков с Недашевским сидели в грязной, заплеванной, кишащей клопами камере временного содержания Спасской части. Яков пребывал в некоторой прострации: час назад их взяли в притоне в Апраксином переулке с просроченными видами Нерчинской ремесленной управы. Привели в часть, обыскали, отобрали все деньги, какие были, и посадили в эту «чижовку». Челубей еще получил две банки в спину от городового за то, что медленно выворачивал карманы.
