Путешествие за смертью. Книга 3. Душегуб из Нью-Йорка - Любенко Иван Иванович (книги полностью txt, fb2) 📗
Дон, невысокий, сухощавый человек пятидесяти восьми лет, с тонкой ниткой усов, утонув в кресле, отламывал кусочки галет, запивая их маленькими глотками кьянти. Наконец он поставил на столик бокал, откинулся на спинку кресла и, держась за подлокотники, проронил:
– Пятьдесят тысяч человек остались без профсоюзного начальства. Стадо может выбрать себе нового вожака самостоятельно. Этого нельзя допустить.
– Предлагаю поставить на его место Родригеса Райта. Он всегда держит нос по ветру, да и на скачках частенько поигрывает. Содержит любовницу.
– Хорошо, – согнав с носа невидимую муху, кивнул Томмазини. – С профсоюзным советом, думаю, проблем не будет?
– Они не посмеют отказать, если им дать понять, что он ваш назначенец. К тому же Райт и сам член совета.
– Поговори с ним и приставь к нему охрану. Пусть пока нигде не шляется, а сидит дома с женой. А то и его прихлопнут, как клопа.
– Всё сделаю.
Дон Томмазини пробарабанил пальцами по деревянному подлокотнику, нахмурился и спросил:
– У тебя есть соображения, кто его пришил?
– Скорее всего, люди Луиджи Моретти.
– Я так и думал. Эти чёртовы выходцы из Катании [8] спят и видят порт своим, – насупив брови, выговорил дон. – Надо их наказать, только вот каким способом? Ведь они не затронули членов нашей «семьи». Начинать войну раньше времени не стоит. Да и стволов у них теперь уже столько же, сколько и у нас.
– В пятом терминале порта на восьмом складе с января месяца на ответственном хранении находится арестованный груз из Шотландии – двести пятьдесят ящиков превосходного «Джонни Уокера». Пароход пришёл с опозданием. Трюмы разгрузили как раз в ночь наступления «прохибишена». Говорят, Луиджи Моретти пытается договориться с властями, чтобы прикарманить груз. В таможенной и складской конторе есть наши люди. Для начала мы помешаем ему провернуть эту махинацию, а потом попробуем забрать виски себе.
– Не тяните с этим.
Консильери кивнул.
– Займусь сегодня же.
– Только этого мало. Надо отправить к Господу на исповедь какого-нибудь подручного Моретти, не входящего в его «семью». Например, контролёра нелегальных забегаловок, в которых продают их отвратную сивуху. По-моему, он американец. Я забыл его имя…
– Френсис О’Нейл. Ирландец по происхождению.
– Тем более. Ненавижу этих Микки. – Дон пожевал губами и добавил: – Неплохо бы понаделать в нём столько же дырок, сколько они наставили в Мэтью Хилле.
– Сделаем, не сомневайтесь. Но есть ещё новость.
– Говори.
– На тот же восьмой склад из Европы поступил груз – одиннадцать с лишним тысяч фунтов чистейшего золота, или пять тонн.
– Кто получатель?
– Пока неясно.
– Интересно. Держи меня в курсе этого груза.
– Хорошо.
Из кухни доносился аромат баранины по-сицилийски – блюда, знакомого каждому жителю итальянского острова с самого детства.
– Хватит о делах. Пора обедать, – вставая, проронил дон Томмазини и вдруг, услышав шум, похожий на пулемётную очередь, замер. Но потом улыбнулся и сказал: – Это ветер. Он опять сорвал жёлуди с моего любимого дуба и рассыпал по крыше. Их надо подобрать и посадить вдоль дороги, ведущей к дому. Будет красиво. Распорядись.
– Хорошо.
Прихрамывая на левую ногу и опираясь на трость с серебряной ручкой, дон Томмазини направился в гостиную. Слегка ныла левая коленка с повреждённым мениском. Врач советовал сделать операцию, но он всё откладывал. Было много неотложных дел.
Налетевший на Лонг-Айленд ветер не успокаивался и срывал с деревьев листву, точно хотел видеть их обнажёнными. А где-то в Атлантике уже бушевала буря, подбрасывая на волнах огромный пароход, как щепку.
Глава 2
Беспроволочный телеграф
«Роттердам» попал в шторм. Огромное для своего времени судно длиной шестьсот шестьдесят семь футов [9] и шириной почти восемьдесят [10] рассекало волны со скоростью семнадцать узлов в час. Столицу Нидерландов и Нью-Йорк разделяли три тысячи сто пятьдесят девять морских миль, которые пароход должен был преодолеть за шесть суток, но ураган вносил свои поправки, и путешествие трёх тысяч ста сорока пассажиров и четырёхсот восьмидесяти членов экипажа через Атлантику затягивалось.
Вояжёры первого класса, имея больше всего удобств, коротали время в зале, отделанной тёмным испанским красным деревом, где звучал орган или пианино. Некоторые предпочитали пальмовый сад со стеклянным куполом и витражами, другие отдавали предпочтение тишине библиотеки с книгами на разных языках, а иные сиживали в курительных комнатах – верхней или нижней, смакуя дорогие сигары и смеясь над собственными остротами. Все помещения были покрыты резиновым ковром зелёного цвета. И звук шагов скрадывался настолько, что казалось, пассажиры шествуют по воздуху. Были и те, кто рисковал выйти на прогулочную палубу, но лишь в ту её часть, где имелись стеклянные крышки, спасавшие от морских брызг. После того как пошёл дождь, выход на палубу запретили. На деревянном полу можно было легко поскользнуться и получить травму.
Второй класс, конечно же, обитал в более скромных условиях. На верхних палубах располагались салон для дам и кают-компания, отделанная дубом. Да и стол не отличался тем разнообразием, какое присутствовало в первом классе. Что касается запретов, то в каютах второго класса наряду с планом судна и расписанием времени посещения столовой имелись и вполне разумные советы, написанные с изрядной долей юмора, чего не следует делать во время плавания. Так, не рекомендовалось «вызывать каютную прислугу более пятидесяти раз за ночь» или «ухаживать за девицами, отправившимися в путешествие с целью выйти замуж». Говорилось также, что «не стоит развлекать нервных женщин рассказами о корабельных крушениях», как и «не нужно кичиться своим высоким общественным положением, особенно если ты путешествуешь во втором классе». Неизвестный автор также просил «не рассчитывать получить во втором классе такие же удобства, как и в первом, требуя этого от прислуги», и предостерегал от неразумного «чревоугодия, вызванного желанием съесть все продовольственные припасы, поскольку за билет с едой уже уплачено».
Пятистам восьмидесяти пассажирам третьего класса, имевшим каюты на четырёх человек, приходилось довольствоваться лишь прогулочной площадкой в три тысячи двести двадцать девять квадратных футов [11]. Да и питание в столовой было посменным. И если первый класс мог насладиться устрицами, фуа-гра, жареными голубями, ягнёнком под мятным соусом и французскими винами, а второй отведывал соте из курицы по-лионски, утку в яблочном соусе или холодного лосося, то для третьего класса еда была проще: копчёная сельдь, варёные яйца, ветчина и картошка в мундире. Но шторм свёл на нет все старания коков. Страдающие от морской болезни вояжёры всех трёх классов не выходили ни к завтраку, ни к обеду, ни к ужину, а рядом с их кроватями были подвешены эмалированные тазики.
Лилли Флетчер и Эдгар Сноу тоже не переносили качку и остались в своих корабельных кельях.
Ещё в первый день пребывания на судне Ардашев составил протокол осмотра каюты Баркли, где подробно указал все пропавшие документы. Этот документ был подписан двумя понятыми – пассажирами второго класса – и скреплён корабельной печатью. А сегодня утром выяснилось, что по счастливой случайности у Баркли остался страховой полис на предъявителя на груз № 3390, заверенный печатью American National Insurance Company [12]. Радостный американец оповестил об этом Войту, и теперь они оба уже находились в каюте Ардашева.
– Это меняет дело, – выговорил Клим Пантелеевич.
– Что вы собираетесь предпринять? – нетерпеливо осведомился банкир.
