Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич (полная версия книги TXT, FB2) 📗
Увидев это, старшая дворничиха стала быстро закрывать перед носом Платона въездные ворота, закричав при этом:
– «Сюда нельзя!».
Но Платон уже успел поставить ногу между створками ворот, возмущаясь её самоуправству, при этом возражая ей:
– А я проеду всё равно! Лучше отойдите!».
Он с силой толкнул плечом ворота и вкатил во двор свою тележку с коробками. Дворничиха пыталась противиться мужской силе, руками удерживая створки, просунув в ажурные сплетения металлических прутьев кисти рук. И поплатилась за это.
От сильного толчка кисти её рук защемило, содрав кое-где кожу до крови. Взвизгнув, дворничихи отдёрнула руки и отшатнулась, всё равно своим тщедушным, почти старческим телом преграждая путь уже набиравшему скорость крупному мужчине с основательным грузом.
Платон снова предупредил её, что пройдёт, независимо от её действий, так как имеет указание от своего руководства и непременно, как и раньше, выполнит его.
Платон назвал имя и отчество своей начальницы и номер кабинета, посоветовав хулиганке обратиться туда. Но та, уже закусив удила, не слушала Платона, однако матеря и оскорбляя его, и даже размахивая руками, пытаясь ударить.
Тогда Платон сделал в её направлении решительный и крупный шаг, своей грудью встретив её, пытавшуюся всё же ударить, ручонку, сминая её своей мощью.
От такого напора дворничиха невольно сделала неуклюжий шаг назад.
Её ноги заплелись, и она села на асфальт. Платон же проследовал своей дорогой и выполнил задание.
Только он вернулся, как к Надежде по указанному им адресу пришла жалобщица. Она накричала на начальницу Платона, оскорбляя его, и ушла.
Через несколько минут она привела «очевидицу», и от дежурной вызвала милицию. Женщины Платона, прежде всего Надежда и Инна, переполошились. Виновник же был спокоен.
– «Я её даже пальцем не тронул!» – объяснил он своим женщинам.
– «Как же не тронул, если она вся в пыли и крови?!» – вступилась за пострадавшую «очевидица».
Платон объяснил подробности их конфликта, обратив внимание на то, что оцарапанный палец дворничиха дальше расковыряла сама и измазала его кровью себя нарочно. А её подруги в этот момент там вообще не было.
Приехала милиция. В холле первого этажа началась разборка. Стороны изложили свои версии, и милиционеры предложили участникам конфликта проехать в ближайшее их отделение.
Но тут за Платона горой встали все его сотрудники, исключая отсутствовавшего Алексея. Прибежали даже старички – Марфа с Гудиным. Именно они объяснили милиционерам, что Платон за свою жизнь даже мухи не обидел. А две другие сотрудницы Платона обещали вопрос с обиженной уладить самостоятельно.
Поскольку никаких письменных заявлений ни от одной из сторон не поступило, понявшие всё милиционеры, для проформы взяв честное слово с Платона и собрав все необходимые паспортные данные с участников конфликта, уехали, пообещав, что если на него будет заявление пострадавшей, то его вызовут.
Тут же предприимчивая Надежда принялась ублажать дворничиху, почистив её одежду, дав помыть руки, наложив на ссадину повязку, и вручив в подарок популярные биодобавки.
Та постепенно успокоилась и ушла, возможно, всё же довольная, оказанными ей помощью и приёмом, а также выказанным вниманием и заботой о пожилой, одинокой, хоть и несколько выжившей из ума, несчастной женщине.
После этого Гудин ещё долго донимал Платона плебейской просьбой:
– «Ну, ты, всё же расскажи правду, как ты ей долбанул по мозгам!».
Платона, конечно, очень удивило и поразило поведение дворничихи, и не сколько во дворе, сколько после конфликта.
На что она надеялась со своим скудным умишком, тварь безмозглая! И такая шваль мешает нормальным людям жить, отвлекая их на всякую херню?! – возмущался про себя морально пострадавший Платон, в сердцах проклиная негодную вместе с её лживой подругой.
Через несколько дней, как-то незаметно для всех, дворничиха и её напарница тихо испарились. Как будто их прибрал кто-то.
Их никто не видел, и никто о них больше даже не вспоминал, в том числе Платон и его коллеги.
Теперь вдруг вспомнив об этом инциденте, Платон подвёл черту: ни габитуса у этих баб не было, ни, тем более, харизмы!
Другой случай произошёл очень жарким летом следующего года.
В обеденный перерыв по пути из магазина, Платон переходил перекрёсток Бульварного кольца и Воронцова поля между Покровским и Яузским бульварами.
Пройдя его половину и подходя уже к последнему светофору, он впереди, слева от себя, почти на середине проезжей части, увидел двух милиционеров, заканчивавших переход к углу Покровского бульвара. Один из них чуть приотстал и остановился на проезжей части.
Платон сразу впился в его фигуру глазами. Что-то пока неуловимое, показалось ему подозрительным в поведении стража порядка. Платон заметил, как тот весь напрягся. Его опытный взгляд сразу определил начало эпилептического припадка.
Он почти бросился к офицеру и успел вовремя подхватить того, уже падавшего на спину. В этот же момент обернулся его товарищ, испуганно и удивлённо зыркнув на Платона, как на преступника.
Но тот успел сразу крикнуть:
– «Помогите! У него эпилепсия! Его надо крепко держать!».
Капитана аккуратно опустили на асфальт, подложив под голову фуражку, и вдвоём навалившись на тело, стали держать. А оно уже окаменело.
Платон объяснил поначалу растерявшемуся старшему лейтенанту, что им надо делать, в том числе, может быть и с языком упавшего, дабы не дать тому запасть в глотку и перекрыть дыхательное горло.
Платон тут же попросил прохожих принести из угловой булочной воды.
Вскоре из неё выскочила знакомая продавщица с бутылкой газировки и по просьбе Платона начала брызгать на лицо милиционера. А на улице в тот день была более чем тридцатиградусная жара.
Втроём им удалось удержать первую волну приступа.
Но тут эпилептик приоткрыл безумные глаза и, глядя на Платона, потянулся, ставшей железной рукой к кобуре с пистолетом.
В этот момент Платон не на шутку испугался, ибо уже не мог удержать почти каменную руку.
Тогда он попросил об этом старлея:
– «На! Держи сам! И скажи ему, а то он меня сейчас застрелит!».
– «Коль! Коль! Видишь меня? Это же я!» – успокаивал тот коллегу.
Вскоре приступ приутих. Капитану помогли подняться, стряхнули со спины пыль, надели фуражку и старлей повёл коллегу, но уже в обратном направлении.
– «Ему нужна тень, прохладный свежий воздух, питьё и покой!» – напутствовал их Платон.
– «Спасибо Вам!» – поблагодарил старлей и что-то промычал капитан, на прощание махнув своему спасителю уже ослабшей рукой, минутами назад чуть было не ставшей для Платона смертельной десницей.
Третий случай был менее трагичным и драматичным первых двух, но забавным в своей новизне для Платона.
В одно утро, ближе к обеду, Марфа Ивановна угостила Платона семечками, к которым он был всегда совершенно равнодушен.
Но от нечего делать чего только не попробуешь в своей жизни. Через несколько минут Платон понял, что у него на них аллергия. У него распухли губы, и засвербело в горле, стало дурно.
Тогда Платон решил поправить дело молоком и пошёл в ближайшую булочную. Но по дороге к ней он, может быть и вовремя, был остановлен, бежавшим за ним, по приказу Надежды, Алексеем.
Оказывается, после ухода Платона, Марфа сразу, по-бабски, доложила Надежде о происшедшем, и та сразу послала в погоню Алексея, дабы не дать несчастному усугубить своё положение. По возвращении мужчин, Надежда объяснила несчастному, что ему нельзя сейчас пить молоко. А надо набраться терпения, выпить её таблетку от аллергии и вместе со всеми, под её контролем, пойти пообедать.
Платон послушался исцелительницу, и вскоре всё прошло.
Этот случай вскоре было позабылся. Но потом, дважды он и Ксения, один раз после угощения мужа кусочком халвы, другой раз – кусочком «Козинаки», убеждались, что действительно у Платона, как это ни странно и смешно, теперь аллергия на семечки.
