Смерть Ахиллеса - Акунин Борис (книги без регистрации бесплатно полностью .TXT) 📗
Генерал, щелкнув каблуками, вышел, и тут же к губернаторскому столу подскочил Хуртинский.
– Ваше сиятельство, неотложные бумаги, – сказал он, сгибаясь к самому уху князя.
– Так уж и неотложные? – проворчал тот. – Слышал ведь, Петруша, спешу я, герцог ждет.
Надворный советник приложил ладонь к накрахмаленной груди с орденом.
– Совершенно не терпящие отлагательства. Владимир Андреич, тут, изволите ли видеть, сметочка на окончание росписи Храма. Предлагаю дать заказ господину Гегечкори, преславный живописец, и образа мыслей самого похвального. Сумму запрашивает немалую, но ведь и сделает в срок – человек слова. Вот здесь бы подпись вашу; и считайте, что дело исполнено.
Петр Парменович ловко подложил губернатору бумагу, а сам уж тянул из папочки следующую.
– А это, Владимир Андреич, проект на прорытие подземного метрополитена по примеру лондонского. Подрядчик – коммерции советник Зыков. Большое дело. Я имел честь вам докладывать.
– Помню, – буркнул Долгорукой. – Метрополитен еще какой-то выдумали. Денег-то много надобно?
– Пустяки-с. Зыков на изыскательские работы всего и просит полмиллиончика. Я смету смотрел – толковая.
– «Всего», – вздохнул князь. – С каких это богатств для тебя, Петька, полмиллиона пустяком стали? – И, заметив взгляд Фандорина, удивленного столь фамильярным обращением губернатора с начальником секретного отделения, пояснил. – Я с Петром Парменовичем по-свойски, по-родственному. Он ведь у меня в доме вырос. Моего покойного повара сынок. Вот бы Пармен, царствие ему небесное, послушал, как ты, Петруша, миллионами-то швыряешься.
Хуртинский зло покосился на Эраста Петровича, видно, недовольный напоминанием о своем плебейском происхождении.
– И вот еще касательно цен на газ. Я, Владимир Андреич, докладную записочку составил. Хорошо бы в целях удешевления уличного освещения тариф понизить. До трех рублей за тысячу кубических футов. И так много берут-с.
– Ладно, давай свои бумажки, в карете прочту и подпишу. – Долгорукой встал. – Пора ехать, пора. Негоже заставлять высокую особу дожидаться. Идемте, Эраст Петрович, дорогой потолкуем.
В коридоре Фандорин почтительнейше осведомился:
– А что, ваше сиятельство, разве государь не пожалует? Все-таки не кто-нибудь умер, сам Соболев.
Долгорукой искоса посмотрел на коллежского асессора и значительно произнес:
– Не счел возможным. Брата послал, Кирилла Александровича. А почему – не нашего ума дело.
Фандорин только молча поклонился.
«Потолковать» дорогой не довелось. Когда уже сели в карету – губернатор на мягкие подушки, Эраст Петрович напротив, на обтянутую кожей скамейку, дверца вдруг снова распахнулась, и, кряхтя, влез князев камердинер Фрол Ведищев. Бесцеремонно уселся рядом с князем и крикнул кучеру:
– Трогай, Мишка, трогай!
Затем, не обращая на Эраста Петровича ни малейшего внимания, развернулся к Долгорукому.
– Владимир Андреич, я с вами, – объявил он тоном, не допускавшим возражений.
– Фролушка, – кротко молвил князь. – Лекарство я выпил, а сейчас не мешай, у меня важный разговор с господином Фандориным.
– Ничего, подождет разговор ваш, – сердито махнул деспот. – Что вам за бумажки Петька подсунул?
– Да вот, Фрол. – Владимир Андреевич раскрыл папку. – Заказ художнику Гегечкори на завершение росписи Храма. Уж и смета составлена, видишь? А это – подряд купцу Зыкову. Будем под Москвой железную дорогу рыть, чтоб быстрей доехать всюду было. И еще – о снижении цен на газ.
Ведищев заглянул в бумаги и решительно объявил:
– Нечего Храм Гегечкори этому отдавать, он прохвост известный. Лучше бы кому из наших, московских, отдали. Им тоже жить надо. Оно и дешевле будет, и красотой не хуже. Где деньги-то возьмем? Нет ведь денег. А Гегечкори Петьке вашему дачу в Алабине разрисовать обещал, вон Петька и старается.
– Так ты думаешь, не стоит заказ Гегечкори давать? – задумчиво спросил Долгорукой и убрал бумагу вниз.
– Нечего и думать, – отрезал Фрол. – Да и метрополитен этот – дурь одна. На кой дыру в земле копать и паровоз туда запущать? Только казенные деньги на ветер выкидывать. Ишь чего удумали!
– Ну, тут ты не прав, – возразил князь. – Метро – дело хорошее. Вон у нас движение какое – еле ползем.
И правда: губернаторская карета застряла у поворота на Неглинную, и сколько ни бились конвойные жандармы, никак не могли расчистить дорогу, по случаю субботы сплошь забитую телегами и повозками охотнорядских торговцев.
Ведищев покачал головой, словно князь и сам должен был понять, что зря упрямится.
– Да ведь гласные в Думе скажут, совсем Долгорукой из ума выжил. И питерские вороги тож не преминут. Не подписывайте, Владимир Андреич.
Губернатор сокрушенно вздохнул, отложил и вторую бумагу.
– Ас газом что же?
Ведищев взял докладную записку, отодвинув подальше, зашевелил губами.
– Это ладно, можно. Городу выгода, и москвичам облегчение.
– Вот и я так думаю, – просветлел князь, раскрыл прикрепленный на дверце пюпитр с письменным прибором и поставил размашистую подпись.
Потрясенный этой невероятной сценой Эраст Петрович изо всех сил делал вид, что ничего особенного не происходит, и с повышенным интересом смотрел в окошко. Тут как раз подъехали к дому княгини Белосельской-Белозерской, где остановились герцог Лихтенбургский и его супруга, урожденная Зинаида Дмитриевна Соболева, получившая в морганатическом браке титул графини Мирабо.
Эраст Петрович знал, что Евгений Лихтенбургский, генерал-майор русской гвардии и шеф потсдамских лейб-кирасиров, приходился родным внуком императору Николаю Павловичу. Однако знаменитого василискова взгляда герцог от грозного деда не унаследовал – глаза его высочества были цвета голубого саксонского фарфора и смотрели через пенсне мягко, учтиво. Зато графиня оказалась очень похожа на своего великого брата. Вроде бы и стать не та, и осанка отнюдь не воинственная, и овал лица нежен, а синие глаза точь-в-точь такие же, и порода та самая, безошибочно Соболевская. Аудиенция с самого начала пошла вкривь и вкось.
– Мы с графиней приехали в Москву совсем по другому деву, а тут такое несчастье, – начал герцог, премило картавя на твердом «л» и помогая себе взмахами руки, украшенной старинным сапфиром на безымянном пальце.
Зинаида Дмитриевна не дала мужу договорить:
– Как, как это могло случиться?! – вскричала она, и по очаровательному, хоть и распухшему от рыданий лицу потоком хлынули крупные слезы. – Князь, Владимир Андреевич, горе-то какое!
Рот графини изогнулся наподобие коромысла, и дальше говорить она не смогла.
– На все воля Божья, – растерянно пробормотал герцог и в панике оглянулся на Долгорукого и Фандорина.
– Евгений Максимилианович, ваше высочество, уверяю вас, что обстоятельства безвременной кончины вашего родственника тщательнейше расследуются, – взволнованным голосом сообщил губернатор. – Вот господин Фандорин, мой чиновник для наиважнейших поручений, этим занимается.
Эраст Петрович поклонился, и герцог задержал взгляд на лице молодого чиновника, а графиня залилась слезами еще пуще.
– Зинаида Дмитриевна, душенька, – всхлипнул и князь. – Эраст Петрович – боевой товарищ вашего братца. По воле случая остановился в той же гостинице, у Дюссо. Очень толковый и опытный следователь, во всем разберется и доложит. А плакать что же, ведь не вернешь…
Пенсне Евгения Максимилиановича блеснуло холодно и начальственно:
– Если господин Фандорин выяснит что-нибудь важное, прошу немедвенно сообщить лично мне. Пока не прибыв великий князь Кирилл Александрович, я представляю здесь особу государя императора.
Эраст Петрович еще раз молча поклонился.
– Да, государь… – Зинаида Дмитриевна трясущимися руками достала из ридикюля смятую телеграмму. – Доставили высочайшую депешу. «Поражен и огорчен внезапной смертью генерал-адъютанта Соболева. – Всхлипнув и высморкавшись, стала читать дальше. – Потеря для русской армии трудно заменимая и, конечно, всеми истинно военными сильно оплакиваемая. Грустно терять столь полезных и преданных своему делу деятелей. Александр».
