Нефритовые четки - Акунин Борис (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений TXT) 📗

– Вам известно, Уотсон, что моя бабка была француженкой. Неподалеку отсюда находилась ее вилла, так что я знаю эти места. Однако мы причаливаем. Вы уже уложили свой чудесный чемодан?

Я поспешил спуститься в каюту. Ночь мы провели не раздеваясь, продремали в креслах и особенной нужды разбирать чемодан у меня не было, но я все же разложил на столике часть его содержимого – доставил себе удовольствие. Превосходное изделие фирмы «Уэверли» я приобрел накануне, в качестве рождественского подарка самому себе, и, клянусь, чемодан стоил своих шести фунтов и шести шиллингов. Отличной желтой кожи, с посеребренными замками и заклепками, он имел несколько секций, встроенную шкатулку для всяких мелочей и даже особое отделение для термоса. Никогда в жизни у меня не было такого великолепного чемодана! А более всего я пленился тем, с каким сдержанным вкусом изготовители поместили это сияющее чудо кожевенного мастерства в скромный клетчатый чехол, призванный уберечь поверхность от царапин. Не боясь показаться смешным, скажу, что я усмотрел в этом истинное проявление британскости, столь отличное от континентальной страсти пускать пыль в глаза. Французы или итальянцы делают наоборот: у них оболочка по качеству всегда превосходит сердцевину.

Перед тем как снова выйти на продуваемую ветрами палубу, я отхлебнул из термоса чаю с ромом и еще раз перечитал телеграмму, которую Холмс отдал для моего архива. Она пришла вчера вечером.

Я мало что понял из этой депеши (собственно, ничего не понял), но Холмс немедленно засобирался в дорогу. Он был по-мальчишески счастлив сбежать из предновогоднего Лондона. На мои расспросы лишь пожал плечами, сказав, что дело обещает быть занимательным и быстрым, а двадцать тысяч франков – хорошие деньги за небольшое плавание через Ла-Манш. И, хотя у меня были кое-какие планы на 31 декабря, разве мог я удержаться от соблазна?

Два часа спустя мы уже сидели в саутгемптонском поезде, ровно в полночь поднялись на борт пакетбота, а еще через одиннадцать часов были в Сен-Мало.

Когда я вышел на палубу, трап уже спустили. Холмс стоял у борта, ожидая, пока наиболее нетерпеливые из пассажиров сойдут на берег. Мой друг всегда терпеть не мог толпы и давки. Его походная лаборатория (кожаный кофр немалого размера) и футляр со скрипкой были прислонены к перилам.

Я встал рядом.

Разглядывая встречающих, Холмс обронил:

– Кстати, Уотсон, должен сказать, что дез Эссары – одно из старейших и богатейших семейств города Сен-Мало.

Отчасти это объяснило, почему он отнесся к невразумительной и истеричной телеграмме столь серьезно. Я хотел спросить, уж не знаком ли Холмсу отправитель депеши, но следующая реплика моего приятеля дала понять, что это предположение неверно.

– Который же из этих господ наш клиент? – протянул Холмс. – Полагаю, вон тот, в итальянской шляпе и крылатке.

На причале было несколько джентльменов весьма почтенного вида, но Холмс остановил свой выбор на человеке, который, на мой взгляд, менее всего подходил на роль представителя «старейшего и богатейшего семейства». Однако, наученный опытом, я и не подумал усомниться в проницательности великого диагноста человеческих душ.

Предполагаемый клиент был полным, щекастым господином в круглых роговых очках. Из-под широкополой шляпы, в каких обычно изображают Гарибальди, свисали длинные, наполовину седые волосы. Мсье дез Эссар (если это был он) отчаянно махал кому-то рукой, проявляя все признаки крайнего нетерпения, даже слегка пританцовывал на месте.

– Колоритный персонаж, – заметил я, а посмотрев, кого из пассажиров столь энтузиастически приветствует встречающий, догадался, каким образом Холмс вычислил клиента.

Тот подбежал к нашему попутчику, виноторговцу из Портсмута, схватил его за руку, приподнял шляпу и начал сбивчиво что-то говорить. Виноторговец на всякий случай тоже коснулся своего охотничьего кепи, но смотрел на француза с недоумением.

– Да-да, – кивнул Холмс. – Все дело в кепи с двойным козырьком. С тех пор, как иллюстрированные газеты повадились рисовать меня исключительно в этом головном уборе, я перестал его носить. Но господин дез Эссар этого не знает. Ну-ка, Уотсон, что вы скажете о заказчике по первому впечатлению?

Я напряг вею наблюдательность, мобилизовал свои скромные психологические способности.

– Этому человеку хорошо за пятьдесят, но он из тех, про кого говорят «большой ребенок». Движения не по годам порывисты… Он, должно быть, чудаковат, но обладает добрым и чувствительным сердцем. Сейчас он чрезвычайно взволнован, но это вообще характер легковозбудимый, быстро переходящий из одного настроения в другое… Вероятно, имеет артистические наклонности – это видно по наряду… На пальце бриллиантовое кольцо, великолепная трость – он богат. Но это нам и так известно… Вот, пожалуй, все.

– И почти все в точку, – похвалил меня Холмс. – Не соглашусь насчет возраста. Этот человек моложе, чем выглядит – по меньшей мере лет на десять. Насчет артистических наклонностей тоже не уверен. Скорее, наряд свидетельствует о нежелании выглядеть провинциалом и любви ко всему современному. Полагаю, перед нами большой поклонник технического прогресса. Обожает лошадей, но сам верхом не ездит. Прибыл нас встречать в легкой открытой коляске без кучера. С западной стороны. Ехал примерно четверть часа.

Я решил, что мой друг надо мной подшучивает (такое уже случалось) и фыркнул.

– Может быть, вы определите и адрес? – иронически осведомился я.

– Разумеется. Полагаю, он приехал из замка Во-Гарни, родового поместья дез Эссаров, – серьезно ответил Холмс. – …Знаете, Уотсон, я вынужден внести в ваше описание еще одну поправку. Наш клиент не просто взволнован. Он до смерти напуган. Это выглядит многообещающе. Однако пора идти. Трап очистился.

Он тут же спустился на берег, назвался эмоциональному господину и представил меня своим помощником.

– Очень, очень… Не чаял… Спасли, просто спасли! – квохтал дез Эссар с сильным акцентом, всплескивая руками и порываясь схватить то мой чемодан, то холмсовский кофр, то футляр со скрипкой, – Вот моя карточка, извольте… Господи, вы приехали, мистер Холмс! Я чрезмерно, то есть, я хотел сказать, чрезвычайно рад. Мы спасены!

Взглянув на прямоугольный кусочек картона, Холмс с мимолетной улыбкой протянул его мне. Там значилось:

Суетливо оглядываясь, обладатель всех этих звучных, но не слишком солидных званий повел нас к открытому экипажу. Прежде чем усесться на переднее сиденье, вытянул из кармана две морковины и скормил гладким, упитанным лошадкам.

Я предположил, что Холмс с парохода усмотрел своими зоркими глазами торчащий из кармана зеленый хвостик, из чего и вывел предположение о любви к лошадям. Что мсье дез Эссар вряд ли ездит верхом, было, пожалуй, видно по его дерганой, неуклюжей походке. Такой нескладеха не удержится в седле и пяти минут. Оставалась любовь к электричеству, то бишь к прогрессу… Здесь я заметил, что чудесная трость нашего клиента пониже набалдашника перетянута синей клейкой лентой, какую используют мастера-электрики в целях изолирования тока, или как там это у них называется (признаться, я мало что в этом смыслю).

– Ваш дедуктивный талант в значительной степени объясняется преждевременно развившейся дальнозоркостью, – шепнул я своему приятелю, садясь рядом и пристраивая чемодан к себе на колени. Можно было пристегнуть его и сзади, но мне доставляло удовольствие держаться за скрипучую, пахнущую новой кожей ручку.