Новый век начался с понедельника - Омельянюк Александр Сергеевич (полная версия книги TXT, FB2) 📗
Алексей был с детства очень привязан к матери, с которой жил, после разлада с женой, в одной квартире и по сей день. Его всегда отличала доброжелательность ко всем его окружающим людям. Честолюбие Алексея толкало его на поиск большого количества знакомых и друзей, на обилие контактов с совершенно незнакомыми и разными людьми.
Алексей Грендаль был очень общительным человеком. К тому же он любил, чтобы среди его знакомых были люди знатные, видные, перспективные и харизматичные.
Но обилие знакомств отрицательно влияло на их качество. Алексей со многими был знаком чисто шапочно, поверхностно. И их отношения дальше нескольких встреч, разговоров, выпивок, не развивались. Это коснулось и их, якобы, дружбы с Платоном.
Алексей практически всегда был спокоен и уравновешен. И только во время игры в футбол, особенно при забивании голов, он давал волю своим чувствам, громко, как мальчишка, выражая восторг.
Этим у него проявлялось семейное увлечение спортом.
Мать Алексея была бывшей лыжницей, заслуженным мастером спорта, входившей в сборную страны. Но постепенно она бросила спорт, переключившись на основную работу и семью.
Отец Алексея был военным, и долгое время курировал от Министерства обороны спорт, в частности лыжный. Сам хорошо стрелял. Он даже одно время возглавлял тренерский штаб лыжной сборной. Тогда-то, на лыжных сборах и соревнованиях он и познакомился с будущей матерью Алексея.
После заключения брака, Лев и Глафира 29 февраля 1956 года родили сначала Олега, который приучился к лыжам ещё в утробе матери, а через три года – Алексея, уже без лыж.
Олег Львович Грендаль естественно справлял свой день рождения только в високосный год, то есть раз в четыре года. Если в раннем детстве родители как-то маскировали это, то уже в школе Олег стал чувствовать себя ущербным. И, хотя разум говорил ему, что всё это ерунда, но сердце всё-таки не унималось: а почему это у меня?
Зато мать давно объяснила ему, что его имя соответствует их родовым скандинавским корням. Ибо Олег у скандинавов означает священный.
В школе Олег сначала попал под влияние дурной компании и приобрел весь букет дурных привычек.
Лишь решительное вмешательство умного и хитрого отца помогло вытянуть сына к знаниям.
У того оказались способности к точным наукам. А склонность к анализу позволила Олегу уже в годы отрочества самому встать на путь истинный, в частности увлекшись математикой.
Упорство, сосредоточенность и принципиальность помогли Олегу и в спорте – биатлоне, коим он по настоянию родителей стал заниматься ещё в ранней юности. Олег был ко всем доброжелательным и не имел видимых врагов и завистников. Он всегда был примером для младшего брата Алексея. Родители любили его и строили по-поводу старшего сына большие планы.
Но долгой совместной счастливой жизни у них не получилось.
Слишком харизматичный отец пользовался большим успехом у женщин.
Несмотря на то, что Лев Грендаль был просто большим нахалом по отношению к женщинам, некоторым из них это почему-то нравилось, и они шли за ним на свою погибель, как мыши за волшебной дудочкой.
– «А почему Вы меня сразу тащите в постель?!» – как-то вопрошала одна из них уже зрелого Грендаля.
– «А в моём возрасте все стараются сразу войти в суть!» – в ответ загадочно и призывно рычал Лев, словно обещая множество совокуплений.
– «А, что? Вы считаете, что влагалище – суть?!» – ещё большим, просто обезоруживающим, хамством на привычное хамство отвечала та.
– «Да, да! Суть всего земного! Для мужчин – цель! Для женщин – средство! Суть всего сущего познания!» – окончательно запудривал он своей философией овечьи мозги.
Но вскоре одна из них умудрилась увести отца из семьи.
Маленький Леша, конечно, горевал по этому поводу, но мать постаралась полностью всё внимание сына переключить на себя, и ей это удалось. Алексей самозабвенно любил мать и был готов ради неё на всё.
От отца же Лёша унаследовал ещё и способность к точным наукам, умение рационально мыслить, да и поступать также. Возможно, именно поэтому Алексей со временем стал приверженцем магии чисел. Он, например, мог по числам даты рождения определить многие черты характера любого человека.
Отец его тоже был человеком неординарным. Зачатый в любви Давыдом Грендалем и Марией Гольцман, но, в силу ряда причин, воспитывавшийся во время войны в детском доме, в жизни Лев Давыдович Грендаль соответственно и вырос человеком не довольным жизнью, завистливым и самолюбивым.
Отец его погиб на войне, а смерть матери в тылу была не менее ужасной.
После бомбёжки она, отрезанная от отступления огнём, захлёстнутая страхом и эмоциями, была вынуждена прыгать из окна третьего этажа горящего дома. Нелепо перебирая в воздухе ногами и руками, она пыталась приземлиться на молниеносно выбранное безопасное место. Но его надо было выбирать на относительно холодную голову, ещё до прыжка. Теперь же было поздно. Мария не справилась с управлением своего быстролетящего тела и вертикально приземлилась прямо на кол! Хруст раздирающихся вагины, ануса и ломающегося хребта слились с душераздирающим предсмертным воплем несчастной. Её тело несколько раз импульсивно дёрнулось и застыло вместе с затихающим посмертным хрипом.
По голым, почти белым ногам ещё стекала густая тёмно-вишнёвая кровь.
Но ничего этого Лев, конечно, не знал и не ведал.
Как не знал подробности гибели в Гражданскую войну и своего деда, Алексея Давыдовича Грендаля.
Тот попал в плен к махновцам вместе с другими красноармейцами. И, как часто водится, один из них, бывший комиссар РККА, космополит Даня Липскхер, предал товарищей.
Дабы убедиться в надёжности перебежчика, пьяный Нестор Иванович, который невольно вначале симпатизировал этому хлипкому, липкому очкарику, в шутку решил проверить его:
– «А где этот… липкий хер… Даня?!».
Тут же хлопцы привели уже напоенного горилкой предателя. Тогда батька Махно, угрюмо взглянув из-под бровей и сверкнув очками, нарочито грозно, чуть сдерживая смех, полушутя приказал:
– «Пусть застрелит своих! Тогда докажет мне свою преданность!».
Тогда Лёва Задов вложил заряженный одним патроном маузер в трясущуюся руку предателя и, схватив того за шиворот, чуть ли не выволок на улицу. Уже смеркалось. Арестованных вывели из сарая и построили вдоль его стены.
– «Ну, давай, стреляй!» – грозно навис Лев над козлёнком, направляя на того свой маузер.
Моложавый мужчина растерялся. Он никак не мог подумать, что такое с ним может случиться. Ещё сильнее затрясшейся рукой он поднял маузер и навёл на своих бывших товарищей.
В кого же стрелять? А ведь стрелять придётся! В кого?! – проносилось в воспалённом мозгу изменника.
А ведь ему стрелять в жизни ещё никогда не приходилось. Ибо он устроился на хорошую должность и, в основном, отсиживался в тылу, или в штабах красных, воюя с белыми лишь пустой болтовнёй, революционной фразой, подставляя под пули своих, якобы, товарищей. А теперь вот пришлось. Да к тому же в своих бывших боевых товарищей. Но уж очень хотелось жить самому!
А! Всё равно в кого! – решил, было, новоиспечённый палач.
Но нет! Как это, всё равно в кого? Вон, Алексей Грендаль – высокий, здоровенный, красивый мужчина; культурный, знающий, умный; любимец женщин и начальства! Нет! Только в него! – распалял себя Липскхер.
Он ненавидел Алексея Давыдовича Грендаля, так как сильно завидовал ему. Даже тому, что, несмотря на странную фамилию, все считали Грендаля русским, а его, Даниила Моисеевича Липскхера – естественно евреем, а то и просто жидом.
И он решительно направился к Грендалю. Рука вдруг перестала трястись, приобрела твёрдость. Даня поднял маузер, вдруг отчего-то ставший лёгким. Взгляды убийцы и жертвы на мгновение встретились.
Липскхер не выдержал испепеляющего его презрительного взгляда российского богатыря и указательным пальцем вновь задрожавших рук нажал на курок, выстрелив в высокий интеллектуальный лоб.
