Исчезающая ведьма (ЛП) - Мейтленд Карен (книги хорошего качества .txt) 📗
Я прикрыла его рот своей ладонью.
— Если Роберт куда и отправится, то только на кладбище и ляжет там рядом со своей злосчастной супругой. Дело на мази, милый. Именно это я и собиралась тебе сообщить, приехав сюда. Роберт уже на пути домой, разгорячённый и обессилевший. Чтобы оправиться от потрясения, первым делом, вернувшись домой, он нальёт себе кубок живительного гиппокраса, щедро сдобренного сонной одурью. А учитывая его состояние, не остановится на одном кубке, наверняка вылакает всю бутыль. Я припрятала для тебя тот нож и послала конюха сообщить Мартину, что Роберт ждёт его к себе, едва прозвонят к вечерне. Тебе нужно лишь незаметно вернуться в дом. К этому времени Роберт уже уснёт, а если и не отключится, то будет в таком невменяемом состоянии, что не сможет и слова поперёк сказать, не то что защищаться. А как сделаешь дело, отправляйся в солар, переоденься, умойся и оставайся там. Всё, что нужно, я там тебе приготовила. Я спрячусь на кухне и прослежу, чтобы Мартин зашёл во двор и направился прямиком в зал. Это не может не сработать. Едва отслужат вечерню, как хладное тело Роберта будет лежать на столе, а шериф объявит охоту на Мартина, как на единственного подозреваемого.
— Я с превеликим удовольствием воткну нож в эту жирную тушу, — процедил Эдвард сквозь зубы, — чтобы увидеть выражение его лица, когда я пущу ему кровь. Надеюсь, я сумею устоять перед искушением покромсать его на мелкие кусочки.
Лицо Эдварда пошло красными пятнами, я видела возбуждённый блеск в его глазах. Он наклонился и страстно поцеловал меня, лаская мою грудь. Затем разразился столь громогласным хохотом, что ворон, расклёвывавший потроха дохлой белки, с недовольным криком перепорхнул на соседнее дерево.
— Не пройдёт и года, как земли Уоррика и вся торговля Роберта перейдут в мои руки. Ты же будешь моей королевой.
— Я же сказала, что обо всём позабочусь, любимый, — прошептала я. — Разве когда-то было иначе?
Глава 74
Лежащий на смертном одре будет умирать долго, если его голова покоится на подушке, набитой перьями голубя или дикой птицы. Что избавить его от страданий, нужно выдернуть у него из-под головы подушку, это облегчит его переход в мир иной. Но если вы хотите отсрочить его уход, подложите под него мешок, набитый перьями.
Линкольн
Роберт завёл лошадь в конюшню. Расседлать бедное животное у него уже не было ни сил, ни желания. Он устало проковылял через двор к дому.
— Тенни… Беата! — выкрикнул он по привычке.
Но в ответ услышал лишь тишину. Он проклял себя за собственную забывчивость. Пришло время смириться, с тем, что Тенни никогда уже не вернётся обратно, с повозкой или без. Каждый человек, которому он когда-либо доверял, его предал. Пожалуй, об этом преступлении тоже стоит доложить утром шерифу Томасу, несмотря ни на что.
Но вопреки боли и гневу, в глубине души он понимал, что никогда его не обвинит. Роберт не допустит, чтобы он болтался на виселице. Сегодня он узнал, что есть гораздо более ужасные преступления. Хотя это было и нелегко, Роберт попытался взять себя в руки. Кровь стучала у него в висках, ему хотелось разорвать одежду, сдавливающую его грудь и мешавшую сделать вдох.
Подумать только, лишь несколько дней назад он подозревал Кэтлин в связи с шерифом Томасом. Он почти жалел, что она изменила ему не с ним. По привычке Роберт всё ещё воспринимал Эдварда как сына Кэтлин, и стоило вспомнить их кувыркания в траве, как к горлу подступала тошнота.
Он подошёл к буфету, где стояли приготовленный кувшин гиппокраса с любимым кубком, и налил себе больше обычного, но не сел в кресло, чтобы смаковать напиток. Спина пульсировала от острой боли, словно сам дьявол вонзил в хребет свои вилы. Роберту казалось, что, усевшись, он уже не сможет встать. Всё ещё сжимая кубок в руке, он с трудом поднялся по лестнице в солар. Ему хотелось лишь улечься в прохладную постель и забыться сном.
Солар тоже был пуст. Ножницы Кэтлин лежали в центре стола, словно она обронила их в спешке. Он вздрогнул при виде них и перевёл взгляд в дальний конец комнаты, на хлипкую дверь, отделяющую солар от спальни.
Сладкий головокружительный аромат так резко ударил в нос, что едва не заставил отшатнуться. Роберт осмотрелся, остановившись на пороге. Ставни были закрыты, чтобы не впускать жаркий воздух с улицы, комната освещалась лишь единственной свечой на столе рядом с дверью. Здесь царила благословенная тень и прохлада, но не это заставило Роберта замереть на пороге.
Маленькая комната странно преобразилась. Кровать была увешана гирляндами цветов, что петлями свисали с тяжёлых драпировок, обвивая все четыре столбика балдахина. По деревянному полу были разбросаны лепестки роз, лаванда, бергамот и зелёные листья, наполняя комнату удушливым ароматом.
— Тебе нравится, па?
Леония вышла из-за ширмы в углу спальни. На ней была простая белая сорочка, а непокрытую стриженую голову украшал венок из бутонов роз.
Роберт растерянно улыбнулся.
— Что всё это значит?
— Сегодня праздник Джона Ячменное зерно {44}, па. Разве ты забыл? Все украшают дом цветами. Я решила украсить вашу с мамой кровать. Тебе ведь нравится, правда?
Леония грациозно приблизилась и присела в скромном реверансе. Роберт сделал внушительный глоток из кубка и погладил её по щеке.
— Твоя мать… Твоя мать больше не переступит порог этого дома.
Он не собирался этого говорить. Ему и в голову не приходило, как он объяснит ребёнку отсутствие Кэтлин. Но теперь, когда эти слова сорвались с его уст, он ожидал, что она удивится, расплачется, забросает его неприятными вопросами, на которые он не знает ответа, но ничего подобного не произошло. Выражение её лица оставалось таким же спокойным и невозмутимым, как в тот день, когда убили её бедную собачку.
— Тогда я позабочусь о тебе, па. Разве не так я всегда поступала?
Хвала Господу, она совсем не похожа на мать. Однажды она осчастливит какого-нибудь мужчину, став ему любящей супругой.
— Ты просто ангел, милая.
Она и впрямь была чистый ангел, если не считать волос. Не то чтобы это её портило, скорее, наоборот: подчёркивало тонкую лебединую шею и высокие идеальные скулы, но когда он вспоминал, что сотворила с ней Кэтлин… Роберт, словно мальчишка, которому вернула благосклонность отвергнувшая его возлюбленная, был благодарен Леонии, что она нашла в себе силы его простить. По крайней мере хоть одна живая душа на этом свете любит его и никогда не предаст.
Леония взяла у него из рук кубок и, отставив его на столик, принялась расстёгивать серебряную пряжку на его поясе.
— Ты выглядишь таким усталым, па. Опять боли в спине мучают?
Роберт был тронут тем, что она разделяет его боль, хотя и не мог припомнить, чтобы жаловался ей на это, вероятно, она сама догадалась. У неё золотое сердце. Она стянула тяжёлый пояс с его талии и отбросила его в сторону. Ловкими пальчиками она принялась расстёгивать пуговицы на его одежде.
— Почему ты не ложишься? Это облегчит боль. Я попросила Диот постелить свежее бельё, чтобы тебе было попрохладнее.
Он посмотрел на бутоны роз в её волосах.
— Почему ты не носишь мой подарок, тот золотой кулон в форме розового бутона? Он тебе не нравится?
Леония закусила нижнюю губу белыми зубками.
— Я люблю его больше всего на свете, па, но мама забрала у меня кулон. Она отдала его Эдварду.
— Что? — воскликнул Роберт, снова загораясь от гнева. — Я лично прослежу, чтобы эта женщина заплатила сполна за всё.
Леония испуганно встрепенулась. Роберту захотелось успокоить её. Он погладил её нежную ручку.
— Я не сержусь на тебя, дитя моё. Ты ничем не поможешь своей матери. — Жгучий комок желчи подкатил к горлу. Он вновь поднёс к губам кубок, сделав ещё один внушительный глоток. — Я куплю тебе новое ожерелье… целую дюжину ожерелий.
Леония расстегнула последнюю пуговицу и потянула за тяжёлые складки, помогая ему избавиться от одежды. На нём остались лишь рубашка и чулки. Леония ухватила его огромную ручищу своей ладошкой и потянула в сторону кровати.
