Закон постоянного невезения [Невезуха] - Хмелевская Иоанна (книги хорошего качества TXT) 📗

33

Когда я привезла семейство обратно в Варшаву, перед домом меня дожидался тот самый сержант, который перепутал двух Из Брант. Вёл он себя крайне скованно и официально, и мне даже показалось, что я ему не нравлюсь.

— Мне поручено переговорить с вами, — с достоинством объявил он, как только я вышла из машины.

Я ничего не имела против и более продолжительного разговора, но ведь не сейчас же, боже милостивый. Я провезла их по несколько кружному пути, через Мальорк, они посетили замок [13], а теперь хотели чего-нибудь выпить и вообще отдохнуть. Все вылезали из машин со своими узлами, и кто-то должен был занести наверх треклятый багаж!

Этот последний вопрос разрешила бабушка.

— Молодой человек в прекрасной физической форме, — сказала она голосом, который, пожалуй, укротил бы и тропический смерч, — без сомнения, должен оказать помощь людям, которые старше его. Прошу вас забрать половину вещей и поставить в холле.

Сержант, полностью обалдевший от своей скованности и от бабушкиной напористости, действительно подхватил часть сумок. Вторую часть забрал давящийся от смеха Лукаш, добровольно взявший на себя роль заботливого шофёра.

Освободившись в холле от поклажи, сержант пришёл в себя.

— Я коротко, — пообещал он. — У вас есть садовый участок на улице Сасанки.

Я была занята чайником, заваркой, стаканами и рюмками, к тому же никакого садового участка у меня не было, поэтому я поверила, что разговор действительно будет коротким.

— Нет, — ответила я вежливо, но решительно.

— Да? — упёрся сержант. — Ваша девичья фамилия Годлевская.

— Правильно. Но участка у меня нет.

— А вот и есть. В шестьдесят первом году он был выделен Станиславу Годлевскому, адрес совпадает, это — ваш предыдущий адрес.

Я на мгновенье оторвалась от чайника.

— Да меня в шестьдесят первом году ещё и на свете-то не было. Я родилась только в шестьдесят четвёртом; если у вас есть мой адрес, то вы могли бы получить и дату моего рождения.

— Ваша дата рождения здесь не при чем…

— Господи боже, не хотите же вы сказать, что я копала грядки в младенческом возрасте!

— Наследство от родителей переходит к их потомкам. Участок от вашего отца перешёл к вам. Вы же не будете отрицать, что Станислав Годлевский был вашим отцом?

— Нет. Не буду.

Семейство утратило интерес к своему багажу и начало кучковаться в кухне. Даже бабушка задержалась в холле поблизости от кухонной двери. Уши у всех вырастали с сумасшедшей скоростью.

— Таким образом, участок принадлежит вам, — сержант продолжал гнуть своё. — Что вы можете о нем сказать?

— Ничего.

— Как это ничего? Вы что — не знаете, что в вашей семье имеется садовый участок?

Я залила чай кипятком и вытащила из холодильника разные напитки, надеясь, что мучимое жаждой семейство хоть в какой-то мере на них отвлечётся.

И тут я поняла, о чем он говорит и что ему от меня нужно.

— А, вспомнила! Не имеется, а имелся. Факт. После смерти бабушки, а потом и отца он как-то оказался никому не нужен, и моя мать подарила его одному человеку…

— Какому человеку?

— Сейчас. Я как раз пытаюсь вспомнить, как же её звали. Женщина среднего возраста, ей было нечего делать, и она любила растения, я её почти не знала. Кажется, у неё были дети… Вам это обязательно нужно знать?

— За этим я и пришёл. Обязательно.

— Тогда мне придётся заглянуть в старые документы, может, там завалялась какая-либо информация. Разрешите мне вначале подать чай и приготовить все, что нужно, вы же видели — я только что вернулась.

Хорошо было видно, что сержант вовсе не желает позволять мне тянуть время, а мои хозяйственные дела вызывают у него раздражение, но иного выхода у него не было. Бразды правления взяла в свои руки бабушка, так что он вынужден был сесть за стол со стаканом чая. Кажется, столь же охотно он сидел бы и над чашей с цикутой.

Я выгребла из шкафа большой ящик с документами и принесла его в столовую, чтобы не вызывать дурацких подозрений, как будто я что-то скрываю или уничтожаю… Копаться в старых бумагах я начала со дна.

Где-то посередине я нашла ордер на выделение этого садового участка и квитанции каких-то платежей. Это мне ничего не дало. Попалась мне и старая записная книжка матери, тридцатилетней давности, там были записаны самые разные вещи, я интуитивно раскрыла её на букве У и — смотри-ка, действительно: участок, номер 149, садовод — фамилия и телефон, давно устаревший, Антось, тоже телефон, я смутно припомнила себе, что соседний участок принадлежал какому-то Антосю, которого моя мать терпеть не могла. А дальше какая-то Ядзя Стемпкова, Спартаньская, 4, квартира 2, без телефона, по всей видимости, его у неё не было.

Я с торжеством показала все это сержанту.

— Вспомнила! Пани Стемпкова! Я ещё в школу ходила, когда начали болтать, что Стемпкова на том участке такую работу развернула! И тогда моя мать отдала его ей в полную собственность, по доброте душевной и из-за недостатка времени. Когда же это было?.. Лет двадцать назад. И никаких счётов мы уже не оплачивали, платила Стемпкова. Понятия не имею, что она с ним дальше сделала, так что не морочьте мне больше голову какими-то участками.

— Но в документах правления фигурирует Годлевский…

— Ну и что я с этим поделаю? Пусть себе фигурирует. Да, моя мать намеривалась все на неё переписать, но, видно, не переписала.

— А по какой причине старый садовый участок зятя моей сестры может сегодня интересовать полицию? — сурово и с большим достоинством осведомилась бабушка.

По правде говоря, меня это тоже интересовало.

Сержант поддался, не успев, видимо, мобилизовать все свои силы.

— Им пользуется один из подозреваемых… Минутку. Ченгала Мариуш, вы ведь его знаете?

— О холера… Вы правы, никакой не Влечены, а Ченгала. Ну что поделать, я ошиблась. Вы не могли бы от моего имени извиниться перед майором?

— В данный момент это не так важно…

— Молодой человек! — одёрнула несчастного сержанта бабушка. — Хорошее воспитание никогда не перестаёт быть важным. Будьте любезны выполнить просьбу моей внучки!

Мне подумалось, что в следующий раз, получив задание допросить меня и мою семью, сержант сломает себе ногу или бросится в одиночку па шестерых бандитов, надеясь заработать при этом как минимум перелом челюсти.

Он снова подчинился.

— Да, конечно, — спешно заверил он. — Дайте мне, пожалуйста, этот адрес и фамилию, я их с вашего разрешения запишу… Стемпкова Ядвига… Это как же выходит? Стемпкова — это, видимо, по мужу, то есть он — Сгемпек? Или Стемпко? Поскольку для нас это большая разница: они иначе располагаются в алфавитном порядке.

— А вы не можете просто поехать туда и посмотреть, кто на этом участке работает? — вмешался Лукаш, сидевший тихонько в уголке, хотя давно уже мог бы пойти домой. — Спросить, кто он и так далее?

Сержант поднял голову, взглянул на него, и в глазах у него что-то блеснуло.

— Да знакомы мы с вами, знакомы, — сразу же успокоил его Лукаш. — Я сам в этом деле по уши торчу, давал у вас показания, так что не надо говорить, что я вдруг должен ослепнуть и оглохнуть. Мне тоже важно, чтобы этого преступника поймали.

— Ах, — издевательски заметила тётка Иза. — Так у вас уже союз?

Остальное она договорила без слов, переводя взгляд с Лукаша на меня и обратно.

— А почему не Стемпак? — внезапно отозвался дядя Игнатий.

— Стемпак — это что-то из лошадиной области, — деликатно напомнил ему дядя Филипп.

Сержант, несмотря ни на что, все же сохранил какую-то сопротивляемость.

— Если бы это был Стемпак, прошу прощения, то она была бы Стемпакова. Так эти фамилии изменяются. А я вижу здесь Стемпкову. И прошу не подсказывать, мы сами знаем, что нам делать. А когда вы в последний раз пользовались этим участком?

— Насколько я помню, когда мне было четырнадцать лет, — беззаботно ответила я. — Не думаю, что в данном случае подходит слово «пользовалась», так как я собирала там груши, а потом мне пришлось их чистить, и у меня образовались волдыри на пальцах. Твёрдые были, я имею в виду груши, а не волдыри. А больше, слава богу, не привелось.