Флоренция — дочь Дьявола - Хмелевская Иоанна (книга бесплатный формат .txt) 📗

Чувства Флоренции я прекрасно понимала, я бы тоже молотила копытами, если бы мне пихали в рот мятные конфеты.

— Какая мята и где? — сразу спросила я.

— В сене. Там сухое сено и солома, тоже сухая. А по сторонам были разбросаны листья мяты, свежей мяты. Немного ещё оставалось в углу около сена. Агата собрала их и на всякий случай помчалась к Еремиашу, он у себя в ветеринарке лабораторию устроил. Оказалось, свежую мяту пропитали смесью мышьяка с чем-то ещё, чуть ли не с цианистым калием. В общем, с чем-то жутким. Даже если бы Флоренция от этого не пала, все равно очень тяжело заболела бы, может, никогда бы не поправилась. Они решили использовать мяту, потому что она интенсивно пахнет, рассчитывали на то, что лошадь все съест, прежде чем что-нибудь заподозрит.

— Они не знали, что она не любит мяты?

— Наше счастье, что не знали! А она пришла в ярость. Страшно возмутилась, что ей подложили такую гадость. Она фыркала так, что сено с мятой налетело в кормушку, отовсюду ею пахло, вот Флоренция и рвалась выйти. Агата в конце концов сменила ей денник — хотя прежний и вычистили как следует, Флоренция все равно не захотела возвращаться. В новом деннике Агата дала ей петрушку, укроп и морковку. Кое-как её уломала. Господи, как подумаю, что она могла бы любить мяту!..

— А лошади, как правило, её любят, — сказала я потрясённо.

— Да все травоядные любят. Какое счастье, что мы никогда никому не говорили об этих се особенных пристрастиях, про попытку никто почти не знает, и вы никому не говорите. Кроме того, не знаю, может быть, она почуяла яд, но даже если бы и так, для неё важнее мята. Ничего с ней не случилось, хотя она бесилась и разбила поилку. Когда я туда приехала, все уже кончилось, и она мне обо всем рассказала. Вы знаете я ведь понимаю, что она мне говорит! Она жаловалась, что ей сделали страшную подлость, но вместе с тем — честное слово! — была полна триумфа и злорадства. Что она, дескать, победила врага, сумела его растоптать. Господи, я их и не знаю, откуда у неё такие черты в характере. Кобылы обычно нервные, но они кроткие, агрессивностью и драчливостью отличаются вообще-то жеребцы. А у неё боевой огонь в крови. Понять не могу, откуда это… Мармильон был такой пентюх…

— И неизвестно, кто ей такую гадость подсунул?

— Какой-то подлец. Подговорили его. Не из нашего отделения, это точно. У Вонгровской Флоренция для каждого — божество и святыня. Какой-то кретин и преступник. Тут шатается множество сотрудников, много временных работников, молодёжь.., да мало ли кто. Лошади на тренировке, конюшня пуста, каждый мог войти и подложить любую гадость. Мы с Агатой обе расспрашивали людей, никто никого не видел…

Все это было по-настоящему страшно, и меня охватило мрачное бешенство. Какого черта они так прицепились к нашей Флоренции?! Она же не каждый день скачет, подумаешь, раз в три недели, что, не могут её оставить в покое? К тому же до сих пор по чистой случайности во все скачки одновременно с Флоренцией попадала ещё какая-нибудь замечательная лошадь и всегда существовала возможность, что она окажется лучше Флоренции, поэтому ставки шли почти поровну. Флоренция пока не такая уж стопроцентно первая, бывало и почище. Так в чем же тут дело?..

— Понятия не имею, — беспомощно сказала Моника, с которой я поделилась своими мыслями. — Это, наверное, какой-то заговор против Флоренции и против Зигмуся вместе. Он упрямится, отказывается придерживать лошадь. Если бы поймать того отравителя, можно было бы его спросить, в чем дело, но я сама не отгадаю.

От касс вернулись по одному Метя, Мария и Вальдемар. Юрек подслушивал, на что люди ставят, но теперь протолкался к своему креслу. Я повернулась к дорожкам, потому что стартовала третья скачка.

Моника Гонсовская тоже вооружилась биноклем.

— Что он делает?! — раздражённо сказала она почти сразу же. — Подвинулся рассудком?

Я открыла было рот, чтобы спросить, что она имеет в виду, но тут же снова его закрыла. Я и сама могла отгадать, в чем дело. В этой скачке Зигмусь Осика выступал на лошади Глебовского, он часто скакал на чужих лошадях и каждый раз старался выиграть, поэтому рвался вперёд. Ему очень хотелось засчитать себе как можно больше побед, чтобы стать полноправным жокеем. На сей раз Зигмусь почему-то стал выделывать фортели. На старте он просидел: не очень, всего лишь корпус. Однако этого хватило, чтобы он остался последним. Свободного пути ему не было. Тогда он поступил вроде бы разумно, направил лошадь на внешнюю дорожку, но это удлиняло путь, а дистанция была короткой, всего тысяча четыреста. На прямой он постарался выдвинуться вперёд, посылая лошадь, но время было упущено, и в результате он пришёл третьим.

Моника наклонилась ко мне.

— Знаете, я могу считать себя полной кретинкой. Я снова ничего не понимаю. Эта лошадь должна была выиграть, я её сегодня утром видела, она была в отличной форме! В этой скачке ни одна лошадь не тренирована как следует, Зигмусь мог бы прийти первым без малейшего труда. И я на него поставила! Он сделал две кардинальные ошибки…

— Удивительно разумный парень, — похвалила я его, перебивая Монику, потому что во время скачки сообразила, в чем дело. — Ему велели придержать лошадь, надеюсь, хотя бы за деньги. Мне кажется, он пошёл на уступки здесь, чтобы оставили в покое Флоренцию. Не требуйте от него слишком многого.

— Как это?!.. Ну да, возможно. Но ведь у Глебовского теперь будут к нему претензии! Он-то Зигмуся посадил как хорошего жокея…

— Не переживайте! Если у Глебовского нет в этом своей собственной выгоды, так я просто царица Савская и оперная примадонна. У него какой-то там свой шахер-махер с мошенниками, мне кажется, он совсем даже не на собственную лошадь ставил. Вы поспрашивайте Зигмуся, но деликатно.

Рядом Вольдемар шептался о чем-то с Марией и Метен, время от времени они посматривали на меня. Моника выскочила из кресла и помчалась на конюшни. Мария села рядом, Вольдемар и Метя у нас за спиной.

— Ну и пожалуйста, — ликующе сказал Метя неизвестно почему. — Интересно, что ты на это скажешь.

Я поинтересовалась, на что именно.

— Вальдемар говорит, что он подсмотрел нечто страшное, — сказала Мария. — Какой-то тип играл против Флоренции на огромные деньги. Все без неё, последовательности, триплеты, квинты…

— А что она говорила, ваша Моника? — встревоженно спросил Вальдемар. — С этой лошадью что-то творится? Тот тип играл наверняка, по пятьсот тысяч ставил — и все без Флоренции. Если Флоренция не придёт, он все деньги из кассы вычистит. Вы что-нибудь об этом знаете?

— Это который же так ставил? — вскинулась я. — Вы мне можете его пальцем показать?

— Могу, рожа знакомая, часто тут крутится, но я не знаю, кто он такой. Такой высокий, молодой, с носом картошкой…

Он оглянулся, поднялся с кресла и посмотрел на людей за барьерчиком.

— О, вот он! Который стоит у буфета! Метя тоже поднялся и посмотрел.

— Это русский, — сказал он. — По-нашему говорит, но плохо. По-моему, он из русской мафии.

— В таком случае я все знаю, — злобно ответила я. — Эта чёртова русская мафия прицепилась к Флоренции…

— Эта чёртова русская мафия цепляется к каждому фавориту, — перебил меня Метя. — Они уже два раза преуспели с двухлетками, насколько я знаю, на этом обогатились Ровкович, Сарновский и Вишняк. Поэтому Клеменс проиграл, кстати. Не говоря уже о Симоне.

— И что ты об этом знаешь? — нетерпеливо спросила Мария. — Ты говоришь, что все знаешь.

— Они хотели отравить Флоренцию, сегодня утром. Но вы об этом ни гу-гу, на всякий случай. Это пока тайна. Они, видимо, думают, что это им удалось. У Вонгровской творилось сегодня такое.., содом и гоморра! И Агата бегала к Еремиашу. Может быть, кто-нибудь подсматривал за ними издали и решил, что несчастье все-таки случилось, но соваться в конюшню они не решились. Однако ничего подобного не произошло, Флоренция отравленную траву есть не стала, а хулиганила она, потому что очень рассердилась. Она поскачет и нормально выиграет.