Версия про запас [Дело с двойным дном] - Хмелевская Иоанна (читать книги регистрация .txt) 📗

Некоторое время все было тихо, затем тишину нарушила курица, которая с громким кудахтаньем взлетела с кучи досок, сваленных перед домиком. Несомненно, снесла яйцо. Тут же появился пёс, огромная немецкая овчарка, сунул морду под доски, очень осторожно вытащил яйцо и с явным удовольствием его сожрал. Понюхал воздух, учуял наблюдателя в кустах, но не стал к нему приставать, лишь обнюхал следы. Наблюдатель, спускавшийся вниз, велел спешившей на помощь бригаде притормозить, опасаясь, что болтавшийся вокруг пёс изменит решение и отреагирует негативно на незваных гостей. Вскоре выяснилось, что помех не предвидится, поскольку животное, задумав какую-то хитрость, отбежало в сторону, и люди могли приступать к акции.

Всего их было пятеро. Один вышел из машины раньше и подобрался к домику с тылу, к нему кружным путём поспешил наблюдатель из кустов. Остальные подождали сколько требуется и, не торопясь и не скрываясь, подъехали к воротам. Двое вышли из машины и направились на строительную площадку. К ним присоединился наблюдатель сверху. Они тут же затеяли громкий разговор на строительную тему, один выдавал себя за прораба, показывавшего рабочим их жильё. Не спеша они направились прямо к домику. Другие двое уже сидели под окном с тыльной стороны, опыт в Охоце показал, что такой вид предосторожности должен стать обязательным правилом, к тому же других окон в домике не было, спереди — только дверь.

Доминик оказал им услугу. Он не стал ничего выдумывать и поступил так же, как и раньше, — без проволочек выпрыгнул в окно. Однако на сей раз ему не повезло.

По правде сказать, они не собирались ловить его на улице. Одни должны были показаться в дверях, другие — в окне, и Доминик, попав меж двух огней, должен был отказаться от сопротивления. Однако он оказался осторожнее и проворнее, чем можно было предположить, и не стал дожидаться, пока враг подойдёт вплотную.

Управились с ним легко, хотя он вырывался изо всех сил. Но силёнок у него оказалось маловато, видимо, в основном работал головой. Прикинув, что к чему, Доминик перестал трепыхаться и начал ныть, упрашивая, чтобы его отпустили, и попутно объясняя, почему намеревался сбежать. Ну, сглупил, понял, что пришли хозяева, и решил смыться потихоньку. В краже ведь его нельзя заподозрить, поскольку тут и красть нечего.

Говорил он столь убедительно, что, если бы не фотография с дорисованной бородой, могли бы и поверить. Не вдаваясь в дальнейшие разговоры и не проверяя документов, Доминика прямой дорогой отвезли в комиссариат.

— Такого выражения лица, как при виде Доминика, я у Тирана давно не видел, — сказал Геня, приканчивая мороженое. — Кот над миской сметаны или визирь в гареме. Весь сиял и блаженствовал. У Доминика при себе много чего было, впрочем, должно было быть, ведь он постоянно менял убежища. Документы, разумеется, настоящие и фальшивые. Фальшивые на имя Павла Крепского, есть такой, украли у него документы или продал их, пока не знаем, но вклеена туда была фотография этой обезьяны, с короткой бородкой и в очках. Очки тоже при нем были, с простыми стёклами. Портмоне с бабками и такой потрясающий комплект отмычек, что пальчики оближешь! Кстати, можно мне это вылизать?

Получив торопливое согласие, Геня вылизал тарелочку из-под мороженого и продолжил рассказ.

Ещё более потрясающей вещью оказалась стопка бумаг в большом конверте. То были плоды поисков Райчика и, по всей вероятности, библиотекаря. В основном они состояли из счётов, выписанных каменщику за работу, в каждом имелся столбик цифр и краткий перечень проделанных работ, а с другой стороны стояла фамилия и адрес заказчика, дописанная наверняка позднее, потому что и почерк был другой, и ручкой пользовались какой-то особенной. Пани Владухна говорила о вдове каменщика, от которой покойный Райчик и получил бумаги, оставшиеся после её мужа, а потом эти бумаги перешли по наследству к Доминику. О лучшем вещественном доказательстве Тиран не мог и мечтать, на допросе он веселился от души.

— Он там много чего понаписал, — с удовлетворением сказал Геня. — Мы уже кое-что проверили. Я каменщика имею в виду. Например, адрес заказчика, а такой человек имел, как правило, несколько домов, и везде стояли сейфы и всякое такое, ничего удивительного, что они искали в архивах. Там не только прадедушка упоминался, но ещё какой-то Кокот, Вербланк и всякие другие. Каменщик об этом знал, а Райчик — нет. Бумажки эти нам очень кстати пришлись, потому что Доминик вовсе был не склонен к откровениям. Изо всех сил пытался увильнуть, притворялся невинным, как младенец…

Я подложила ему мороженого на вылизанную тарелку, вынув из морозильника ради такого случая вторую пачку. Счастливый Геня утратил всякое чувство меры.

На вопрос, относившийся непосредственно к делу, Доминик поначалу отреагировал невероятным изумлением. Отпирался от всего, за исключением знакомства с Райчиком. В этом он признался, но утверждал, что знакомство было довольно поверхностным, он давно Райчика не видел и не ведает, что с ним стало. В Константине никогда не был, по Вилловой улице, может, проходил несколько раз за всю жизнь, но даже не помнит когда. Ничего не понимает и в толк не может взять, о чем вообще идёт речь.

Тиран не позволил ему долго упиваться своей находчивостью. Разложил перед подозреваемым найденные при нем счета и проинформировал в подробностях, каким путём на него вышли. Затем предъявил отпечатки пальцев и все остальное, после чего вежливо попросил не валять дурака. Охотничья сумка, лупа и увеличенные снимки всех следов лежали тут же и говорили сами за себя.

В ответ на столь неопровержимые доказательства Доминик умолк, отказавшись отвечать на какие-либо вопросы. В каменную неподвижность не впал, с выражением оскорблённой невинности и глубочайшего огорчения он пожимал плечами, не издавая при этом ни звука. Тиран не напирал, спокойно сидел за столом, да и почему бы не дать подозреваемому немного времени подумать, тем более что все и так было ясно. В запасе у Тирана хватало аргументов, очная ставка с Казей и пани Владухной была назначена на следующий день. Тиран одним махом распутывал сразу два дела, удовлетворение, которое он при этом испытывал, позволяло ему сохранять ангельское терпение.

— Расколется, не сомневайтесь, — заверил нас Геня. — Та сумка, слава Богу, не из замши, такая гладкая, аж блестит, и отпечатки пальцев на ней как на зеркале. Не какая-нибудь там мелкая улика, а такие доказательства, против которых не попрёшь. На очной ставке ещё и Йола с четвёртого этажа будет, одни женщины, но ничего, сойдёт. Яцек ошалел от радости, прибежал и лично стащил с Доминика ботинки, на что этот шимпанзе страшно обиделся, сказал, что босой не останется, не лето на дворе и он может простудиться. Дали ему другие. Умник Вонючий только взглянул один раз на подошвы и даже ничего говорить не стал, на морде у него все было написано. Если бы кто другой был на его месте, подождали бы с выводами, но Яцек… Через полчаса лаборатория подтвердила, что так и есть, в этих ботинках Доминик был в Константине, топтался по пыли и мусору, не выбросил их, кретин, так в них и ходил. Замечательно! Пусть только пасть откроет, уж мы постараемся, чтобы он нам все объяснил, и, может, смогу я наконец есть два раза в день…

— Как же, объяснит он вам все… — буркнул Януш.

— Не каркай! — прикрикнул на него Геня, по-прежнему пребывавший в блаженном состоянии. — В любом случае, преступник в наших руках…

Поймали его, того бандита, который здесь был. Боже мой… Ведь он о Бартеке расскажет!…

Я не смогу его дольше скрывать. Он пока ничего не знает, надеюсь, позвонит скоро, тогда я его предупрежу. Они нанесли мне двойной удар, второй — сообщением о каких-то бумагах. Что за бумаги? Надо найти их любой ценой… Возможно, тот бандит и вправду здесь прежде меня побывал, мне ведь приходило такое в голову, может, и впрямь что-нибудь здесь оставил, хотя в это трудно поверить, слишком хорошо было бы…

Я переключилась на спальню, оставив в покое кухню, потому что, когда я пришла, он был в спальне. Если что и оставил, то только там. В щербатой чашке со слипшимся сахаром я нашла тонкую золотую цепочку со знаком Зодиака. Козерог. Господи, она могла принадлежать моей матери, я даже не знала дату её рождения! Цепочку пришлось положить в воду, чтобы сахар растворился.