Закон сохранения вранья - Куликова Галина Михайловна (читаем книги .TXT) 📗
Рыськин присвистнул.
– Расскажешь?
– Да там нечего особо рассказывать. Опять появился тот «Москвич», за рулем – женщина в зеленом. Поскольку я шла за Марягиным, он оказался ко мне ближе всех. И вытащил из-под колес.
– Ну, ты даешь – нитку тебе в шпульку!
– Ось, скажи честно: ты умеешь добывать сплетни? – Они поднялись в квартиру Вероники, и теперь она ходила по комнате, поправляя картины.
– Что ты еще придумала?
– Хочу знать, чем занялся Тарас Шульговский после смерти жены.
– Это я тебе и сам могу сказать – похоронами.
– Плохой повод для шуток, – одернула его Вероника. – Можешь покрутиться среди людей, поспрашивать, а?
– Среди каких людей? – искренне возмутился Рыськин. – Для того чтобы крутиться среди бизнесменов, я рожей не вышел. И денег у меня нет на крутеж.
– Потолкайся среди служащих «Супервтора». Придумай что-нибудь!
– Хочешь, чтобы я оставил тебя без надзора?
– Я буду дома, клянусь.
– Хорошо, я поеду, – проговорил Рыськин, всплеснув руками. – Что остается делать бедному слуге, когда у барыни приступ деспотизма?
– Бедному слуге остается подчиниться. Ось, только поезжай прямо сейчас.
Рыськин вздохнул и сказал:
– Ладно, поехал. Туда – не знаю куда.
Он еще поворчал в коридоре, пока завязывал шнурки на ботинках.
– Если хочешь, – крикнула из комнаты Вероника, – я подарю тебе одну из своих картин!
– Спасибо, не надо! – быстро ответил Ося и, помолчав, добавил: – Это слишком щедрый подарок.
Вероника вышла в коридор и увидела, что Рыськин стоит, завороженно уставившись на длинную стену, плотно увешанную обрамленными холстами.
– Скажи честно, что ты думаешь, когда смотришь на мои работы? – спросила она.
Ося открыл дверь на лестничную площадку и ответил:
– Что ты долго болела.
Быстро выскочил и захлопнул за собой дверь.
Как только он исчез, с лица Вероники мгновенно сползло оживленное выражение. Она легла на диван и потухшим взглядом уставилась в потолок.
– Вот это я влипла так влипла, – тихо пробормотала она.
Ей не хотелось думать или двигаться, и она не думала и не двигалась до тех пор, пока не зазвонил телефон.
– Это я, – сообщила трубка бодрым голосом Рыськина. – Узнать удалось очень немного. После смерти жены Тарас Шульговский сильно страдает. Его скорбь не демонстративна, но видна невооруженным глазом. И вот такой еще удивительный факт. Каждую ночь, как стемнеет, Тарас приезжает в редакцию журнала «Женский досуг» и по нескольку часов проводит в свежеотремонтированном кабинете жены. Что он там делает, никому не известно. Женщины считают, что скорбит. А мужчины – что он там прячет какие-то ценности или важные бумаги.
– Интересно, – пробормотала Вероника. – Бумаги... Может быть, он прячет какие-то бумаги от своего партнера по бизнесу? А? Надо бы посмотреть, Ося, чем он там занимается по ночам!
– Это я, что ли, должен поглядеть?
– Не ты, а я. Вернее, мы. Ты ведь все равно постоянно рядом.
– Мне за это заплатили, – проворчал Рыськин. – И как ты собираешься попасть в редакцию? Ну, допустим, те типы, которые проверяют документы на этажах, ночью не несут службы. А вот внизу, на входе, круглосуточная охрана, уж поверь моему опыту. Как ты просочишься внутрь?
– Это же элементарно! Мы придем в редакцию вечером, как в прошлый раз, помнишь? И где-нибудь спрячемся. Ты должен быть знаком с этим приемом благодаря мировому кинематографу.
– А потом придет Тарас, а мы ка-ак выскочим! – дурашливо подхватил Ося.
– Мы не выскочим, а подсмотрим, что он будет делать. Вдруг он оттуда звонит кому-нибудь? Или с кем-то там встречается? Тайно?
Рыськин закатил глаза:
– Женское детективное расследование! Может быть, ты откроешь собственное частное бюро? Народ к тебе так и повалит. Особенно если ты повесишь в холле парочку своих буратин с отрубленными головами.
– Я никогда не рисовала отрубленные головы! – вознегодовала Вероника.
– Да? А что тогда висит возле зеркала: красное, с растрепанными жилами, торчащими пучком из розовой трубы?
– Эта картина называется «Огненный танец». Надо же такое придумать – отрубленная голова!
– Тебе надо сходить к психоаналитику.
– Сам туда сходи.
Вероника бросила трубку и пошла обуваться.
– А ты в курсе, во сколько редакция заканчивает работу? – спросил Рыськин, встретив ее на лестничной площадке. Каждый раз он обследовал подъезд, начиная с верхнего этажа.
– В семь. Это официально. Но вполне может случиться, что кто-нибудь застрянет там после того, как все разойдутся. Так что нам необходимо найти такое убежище, где не было бы тесно.
– А под каким предлогом ты вообще собираешься там появиться? – не отставал от нее Ося.
– Скажу... ну...
– Ну?
– Скажу, что Нелли Шульговская хотела сделать мой снимок для обложки.
– Неудобно как-то пользоваться авторитетом покойной.
– Невинная ложь, – возразила Вероника. – И все для того, чтобы отыскать убийцу той же Нелли Шульговской!
– Ну, допустим. А если они пошлют тебя подальше?
– Я и пойду, – кивнула Вероника. – И найду какой-нибудь укромный уголок, где можно схорониться.
– В прошлый раз я не видел там никаких укромных уголков, – заметил Рыськин.
– Значит, в этот раз мы должны подсуетиться.
Глава 8
В этот раз у них все получилось настолько удачно, насколько это вообще было возможно. Они спрятались в дальнем туалете возле лифта, где еще не закончился ремонт, и благополучно пересидели там всех сотрудников. Последний, кстати, ушел только в начале одиннадцатого.
– Хорошо, что это был не шкаф, – пробормотал Рыськин, выходя в коридор и хрустко потягиваясь. – Представляешь, как бы мы выглядели после шкафа?
– Иди сюда, – позвала Вероника и распахнула дверь в уже знакомую комнату, где в прошлый раз ютилось большинство сотрудников. Сейчас столы поредели, и вид у редакционного помещения был вполне респектабельный.
– Помнишь, я сказала тебе, что Нелли Шульговской кто-то угрожал?
– Ты ничего толком не объяснила.
– А теперь хочу объяснить. Благо у нас полно времени. Представь себе, что это – стол Нелли Шульговской.
Вероника выбрала ближайшее рабочее место с компьютером и симпатичным вертящимся стульчиком. Подошла поближе и положила руку на спинку.
– Ты, Ося, – Нелли Шульговская. Ты сидишь и занимаешься делами. Садись! – предложила она.
Рыськин послушно сел и навесил шалашиком руки над клавиатурой.
– Занимаюсь делами, – повторил он.
– А я – Кира Коровкина. Я только что приехала из Тулы. У меня с собой чемодан на колесиках и сумочка, естественно.
– Не пойму, к чему ты клонишь.
– Как ты думаешь, Ося, где в настоящий момент находится твоя собственная сумочка?
– Барсетка, что ли?
– Ося, ну какая барсетка! Ты – Нелли Шульговская, Балда Иванович!
– А-а! Ну, где-где? Лежит где-нибудь тут, возле компьютера. Вот тут, – он хлопнул ладонью по столу. – Если, конечно, я не оставляю ее где-нибудь в другом месте.
– С деньгами и документами?
– Ну, тогда она, возможно, в ящике стола.
– Возможно, – согласилась Вероника. – Но уж никак не на стуле, потому что ты на нем сидишь.
– Согласна, – сказал Ося.
– Что?
– Я ведь Нелли Шульговская!
– А, ну да! Итак, в комнате появляется Кира Коровкина с чемоданом и сумочкой через плечо. Здесь полно людей, все галдят, разговаривают друг с другом, болтают по телефону, входят, выходят, перекрикиваются. В общем, обычный рабочий дурдом. Нелли Шульговская здоровается с Кирой и ведет ее к своему столу. Говорит: располагайтесь, дорогая, ля-ля-ля. Кира задвигает чемодан под стол или куда-нибудь в угол и опускает сумочку в кресло.
– Она могла оставить ее висеть на плече.
– Могла. Но я думаю, она все же поставила ее. Кира устала и, когда достигла цели своего путешествия, так сказать, разгрузилась. Помню, как Нелли Шульговская рассказывала мне за обедом, что Кира все самое ценное держит в чемодане. А в сумочке у нее только рубль мелочью. Возможно, они стояли и разговаривали с Нелли, и та знакомила Киру со своими сотрудниками. Как бы то ни было, сумочка некоторое время лежала без присмотра. Думаю, когда Кира и Нелли отправились выпить по чашечке кофе, Кира даже не взяла ее с собой. Чемодан был заперт, а сумочка ее не волновала. Платить за кофе она не собиралась – Нелли пригласила ее.
