ТТ, или Трудный труп [Покойник в прямом эфире] - Хмелевская Иоанна (книги онлайн без регистрации txt) 📗

И тут меня опять застопорило, поскольку для достоверности понадобилось окружить все эти человеческие взаимоотношения настоящими телевизионными штучками. Пришлось звонить Марте.

– Ты где находишься в данный момент? – был мой первый вопрос.

– На твоей лестнице, – был радостный ответ. – Уже на втором этаже. И Бартек тоже идёт, только малость задержался, я попросила его сбегать за пивом. Кассеты у меня с собой.

Я очень обрадовалась.

– А как ты вошла, не продомофонив?

– Какая-то женщина выходила из дома, я и прошмыгнула. Слушай, давай поговорим, когда я уже доберусь до тебя.

Я заблаговременно отперла входную дверь и отправилась в кухню за стаканами. Бартек появился минут через пять после Марты, но и этих минут ей хватило, чтобы вкратце поведать о последних событиях своей личной жизни. Оказывается, Доминик хотя её и не любит, но желает, она же его любит, но не желает, то есть хотеть-то его она хочет, но любить его не желает и потому опять терзается. Терзание на сей раз выглядело, на мой взгляд, не слишком драматичным, так что я воздержалась от комментариев.

Бартек извинился, что явился ко мне без предупреждения. А зачем предупреждать, когда он равноправный член нашей группы сценаристов?

Начали мы опять с просмотра записей пожара. Поскольку пожар выдумала я, Бартек и вцепился в меня, как репей в собачий хвост. Я старалась утешить себя тем, что, главное, погорелец меня не знает, неизвестно ему, что особняк на сожжение предназначила я, а то ещё потребует возмещения материального и морального ущерба.

При сегодняшнем просмотре основное внимание мы уделили звуку, потому что этого потребовала Марта:

– Сто раз глядели, а на шум и крик – ноль внимания, сами только орали друг на друга как последние кретины. Вместо того чтобы слушать и мотать на ус. Да, вот что ещё. Павел поехал на пепелище, снять его, так просто, на всякий случай.

– Это само собой, – недовольно буркнула я, – могли бы и раньше сообразить. Вообще надо было дожидаться возвращения хозяина и заснять этот момент – реакцию его, действия. А с сейфом что? Открыли его наконец?

Марта обескураженно оправдывалась:

– Понятия не имею. Во всяком случае, с места пожара забрали. Да ты сама все увидишь.

– Пиво холодное, – призвал нас к порядку Бартек.

– Очень хорошо, разливайте, остальные банки я спрячу в холодильник. И пускайте плёнку, не будем терять время.

Значит, все внимание на звук. Боже, какой же кошмарный там стоял шум! Среди грохота, треска и криков очень трудно было уловить хоть что-то человеческое, лишь отдельные слова, по всей вероятности тех, кто находился поблизости от камеры. Лучше всего получились перекрикивания пожарных, но и зеваки старались, как могли.

Вот отчётливо прозвучало: «…жили бомбу», «столько добра сгорит», «новое наживёт, не из бедных…», «ходил тут…», «скрывался, чтоб не приметили…».

«…Высматривал, вынюхивал…», «крутился вокруг дома». Это все выкрикивала баба с пронзительным голосом, всем бы такой! И вдруг прямо в микрофон: «Гляди, слева! Щас грохнется!» И в самом деле обрушился балкон. Остальные обрывки разговоров в принципе сводились к предположениям насчёт причины пожара, причём доминировала версия поджога незнакомцем, который давно крутился поблизости от этого дома. Сочувствия погорельцу – богатому аферисту – не проявляли, даже намекали на кару господню за его, погорельца, грехи и вину перед честными, но бедными людьми.

– Не мешало бы все это отдельно записать на фонограмму и потом ещё раз прослушать, – заикнулась было я, но тут внезапно услышала неразборчивое слово, прозвучавшее как «Грохольский», во всяком случае, очень похоже. – Эй, мне показалось или кто-то произнёс «Грохольский»? – воззвала я к присутствующим. – Вы не слышали?

– Действительно, что-то такое… – не очень уверенно подтвердил Бартек.

– Кто сказал «Грохольский»? – заорала я.

– Не знаю, – струсил Бартек под моим яростным взглядом. – Я не разобрал…

– Ну чего ты орёшь? – напустилась на меня Марта. – Я и без Бартека знаю, что он Грохольский.

– Кто?!

– Погорелец, кто же ещё?

– Какой погорелец?

– Наш. Тот, чей дом сгорел. Его фамилия Грохольский. Павел узнал, когда поехал снимать пепелище.

– Езус-Мария! – только и простонала я.

– Ты чего? – удивилась Марта. – Ведь Грохольский фигурирует в нашем сценарии.

– Ну, ты даёшь! Грохольский – не вымышленный персонаж, а вполне реальная фигура. Бывший прокурор, причастный ко многим преступлениям…

– А, те самые злодеяния…

– Если тебе так больше нравится, можешь окрестить их историческими злодеяниями. Мы собирались сменить ему фамилию и внедрить в телевидение. Хотелось бы мне знать, на след каких злодеяний они сейчас вышли?

– Кто?

– Да Кайтек с Павлом.

– Пива! – вне себя завопила Марта. – Немедленно дайте мне ещё пива!

– Я принесу, – вызвался Бартек. – Можно мне самому взять из холодильника?

– Конечно, можно, и вообще бери из него что захочешь.

Страшная истина предстала нам во всей своей ужасающей безнадёжности. Ничего удивительного, что минувшие годы так настырно лезли в детективный сценарий о сегодняшнем дне, ведь трудный труп Красавчика Коти явился звеном, намертво связавшим прошлое с современностью. Вечно я влипаю в какие-то особенно неприятные истории.

Несколько остынув после стакана холодного пива, Марта сказала уже спокойнее:

– Прямо и не знаю, что делать. Если не ошибаюсь, этот Грохольский нам очень даже подходит. Тогда что?

– Отмежеваться! – не сомневалась я. – Не беспокойся, все беру на себя. Знаешь, я уже привыкла к таким вещам.

– К каким вещам? – не понял Бартек.

– Попадать в яблочко. Как только сочиню завлекательное преступление или другое какое развлечение для своей будущей книги, глядь – а оно на самом деле произошло, ну прямо как накаркала. Особенно в последнее время. Уж и не знаю, способности ясновидящей во мне проявляются, подсознание действует или ещё что-нибудь столь же сверхъестественное, но уж никак не мои серые клеточки, поизносившиеся с возрастом.

– Так что же делать в данном конкретном случае? – допытывалась Марта. – Раз подожгли настоящего Грохольского, значит… Иоанна, что это значит? Надо что-то менять?

– Только фамилию. Ведь у вас на телевидении, как и в любом другом бизнесе, каждый продирается к кормушке, старается подложить свинью соседу, а соперника так и вовсе извести, и для этого все средства хороши. Ничем не гнушаются. Можно просто донести начальству, что вот этот был в своё время комухом или, ещё лучше, работал в органах. Спасибо закону о люстрации, этим можно здорово подгадить конкуренту, но иногда простого доноса недостаточно. Вот если к нему присовокупить какое-то преступление, совершенное этим конкурентом в коммунистические времена… ты права, по закону о люстрации такое должно бы считаться заслугой, но Польша ещё до этого не додумалась, – тогда совсем другое дело.

– Надоели мне твои лекции, давай ближе к делу. Что конкретно мы с тобой в данном случае предпринимаем?

– Значит, действуем так. Протащим в современность давнее преступление или преступления, но в сценарии придадим им, так сказать, камерный характер. Малость пригладим и сделаем позавлекательнее, ведь телезритель ждёт от нас развлечения, не так ли? Скажем, все эти давние дела раскроются благодаря безответной любви этой… как её… Мальвины. Потом мы приканчиваем Липчака…

– Но под другой фамилией!

– Естественно. И уже потом этот Плуцек, наша надёжа, делает попытку кого-нибудь замочить. Ты бы кого хотела? Пуха? Или, к примеру, Доминика? Я с удовольствием. А может, Мальвину? Знаешь, даже логично, слишком много баба увидела, об остальном догадалась и стала опасна для преступника.

– А Мальвина – это кто? – спросил Бартек, слушавший с большим интересом.

– Эля, – мрачно пояснила Марта. – Мы из неё сделали героиню, ошалевшую от любви к Мареку, которого она не колышет…

– А Марек – это кто?

– Юрек, но ему совсем не обязательно быть завредакцией, возможно, у нас он получит должность повыше. Не исключено, даже место Пуха.