Бега [Скачки] - Хмелевская Иоанна (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
— Если уж он сказал, что выиграет, значит, не будет такого, — высказался полковник.
— Все трещит от ставок на два-четыре, — сказал кто-то, вернувшись снизу, от касс.
— Интересно, кто наверняка не придёт, — буркнула я. — Должно быть, Сарновский.
Старт затянулся. Симона ни за что не желала заходить в машину. Куявский слез с Иркутска, и они вошли в бокс порознь. Диоду впихнули задом.
— Сарновский пока в куче? — беспокойно спросила Мария.
— Третьим идёт, — ответила я. — Я не понимаю, как он хочет сделать, чтобы проиграть? Держится в куче, даже вырваться оттуда не может…
— На прямую выходит Иркутск, — сказал рупор. — Вторая Андина…
Больше я не услышала, хотя сидела прямо под рупором. Вальдемар вскочил с места.
— Давай, Болек! — заревел он дико.
— Дерьмо Болек!! — заглушил его кто-то за моей спиной. — Давай, Ясек!!!
— Сарновский! — крикнула Мария. — Посмотри! Идёт!
Андина опередила Иркутска, они шли почти вместе, из кучи стала вылезать Космитка, Сарновский ехал гениально. Он высунулся вперёд, оставалось ещё две трети прямой, а у него уже было преимущество, он пер как танк, к тому же не только не погонял, а даже судорожно сдерживал лошадь. Космитка шла сама по себе, как её мать и бабка. Я восхитилась, хотя она ломала мне все ставки. Андина оставила Иркутска сзади, подошла к Космитке, но видно было, что дело безнадёжное. Космитка, которую изо всех сил сдерживали, финишировала на три корпуса впереди, за ней Андина…
— Я, кажется, выиграла, — задумчиво сказала Моника Гонсовская за моей спиной. Я кивнула.
— Ну да. В отличие от меня. Ты заканчивала Сарновским? — обратилась я к Марии.
— В складчину с Метей. Но я же не хотела на него ставить! Сарновский пришёл фаворитом, ничего не понимаю! Погоди, я, часом, не потеряла ли?..
— Есть! — объявил Юрек. — Вот черт! Андина у меня тоже была…
— Андина и у меня была…
— И вот вам ваш Болек, — упрекал Вальдемара пан Собеслав. — Которым это он пришёл, третьим?
— А вот вам ваш Теренций! — рассердился Вальдемар. — Болек хоть третий, а эта ваша семёрка — последняя!
— Как ты думаешь, дадут миллиона два? — спросил Юрек, живо заинтересованный.
— Две первые лошади — страшные фуксы, дадут и три. А тут, ты сам слышал, на двух лошадей ставили. Вроде как Бялас обещал быть первым.
— И на Болека ставили, понятия не имею, почему я его выбросил. Может, трех миллионов и не дадут, но какие-нибудь два с половиной-то уж точно…
Я записала результаты и вспомнила про Монику Гонсовскую. Триплет и квинту черти взяли, последовательности с Сарновским я не ставила, поэтому шансы выиграть могли у меня появиться только в четвёртом заезде. В обморок я, разумеется, не упала, потому что заранее была готова к неудачам. Уже много лет я клялась и божилась самой себе, что третий заезд буду ставить только «стенкой». И столько же лет я клятву не сдерживала. Привычность собственного поведения даже успокоила мои чувства.
За триплет дали два миллиона восемьсот с мелочью, Юрек обрадовался. Последовательность вышла средненькая, десять тысяч двести Моника Гонсовская оказалась с неплохим выигрышем, Мария с Метей тоже.
— Метя от этого триплета окончательно выздоровеет, — предсказала я уверенно. — Вы как, дальше продолжаете?
— Самой странно, но продолжаем! Вроде у нас квинта на мази. Боюсь, что после Сарновского выигрыш страшно снизится.
— Особенно если Куявский приедет. А мне кажется, что он дважды выиграет. А если бы Сарновский сейчас не поехал?..
— Эх, если бы Сарновский не поехал, я бы выиграла. В могилу меня эта сволочь уложит, если б я знала, что он думает, я бы выигрывала раз за разом!
И тут до меня дошло, что здесь творится нечто особенное. Копенгагенских лошадей я не знала уже много лет, в Канаде на бегах была три раза в жизни. И там среди семнадцати коней, за которых платили только в одном сочетании, я умела выбрать даже квадриплет! Год назад я угадала шесть-пять-восемь за паршивые пять крон, вытащила Алицию в турпоездку в Париж, где в августе можно было копыта отбросить от жары; в Канаде угадала последовательность на четыреста долларов, а тут, глядя на этих лошадей три раза в неделю, при том, что платят за трех коней, в какой бы последовательности они ни пришли, я не в состоянии угадать, кто выиграет! Да что же это, черт побери, делается?!..
«Недолго думала старушка»… Без особого труда я сообразила, что карьера лошади на этих хреновых бегах зависит только от отношений и сговоров между людьми. Ну да, я выиграю, если мне удастся угадать, что эти люди выдумали. Что там скомбинируют Глебовский, Бялас, Вишняк, Ровкович, Капуляс, Войцеховский, мастер ставить сам на себя, Скорек, вечно в оппозиции к собственному тренеру, Вонгровская и весь синклит! Если я угадаю, что они напридумывали, то выиграю, если нет — то фиг. А это, кажется, намного труднее, чем оценка всех лошадей на свете, вместе взятых…
Ну да, ломжинская мафия и этот… Василь…
Я договорилась с пани Зосей, что Завейчика для Моники Гонсовской вызовут. Моника, однако, вела себя так, словно этот Завейчик перестал её интересовать, два выигранных заезда явно её отвлекли. Она вернулась из паддока и сказала мне, что две лошади производят незабываемое впечатление, Этернит и Жаба. Она поставит на них, никто не имеет права их обогнать.
— Теоретически, — охладила я её пыл, — да, конечно, обе от коней дерби-класса, должны бы выигрывать раз за разом, но Батька, пардон, Убий-батько, не умеет ездить на арабских лошадях, а ученик Мязга тем более. Разве что лошади сами по себе придут.
— Придут! — решительно заверила меня Моника. — Если у меня есть хоть капелька представления о лошадях, они не могут не выиграть. Не знаю, которая, они более-менее одинаковы.
Этернит был фаворитом, на Жабу ставили мало, видимо, из-за ученика Мязги, который снижал её ценность. Я поставила на всякий случай и на них, в триплете у меня их не было, я начинала Куявским. Рупор прогремел воззвание к пану Завейчику, которого просят зайти в секретариат. Старший комиссар Ярковский поймал меня под лестницей.
— Это что такое? — спросил он, мотнув головой в сторону иерихонской трубы.
— Гонсовская, та девушка, которая хочет его найти, я же вам говорила, — объяснила я. — Я ей сама посоветовала, чтобы она искала по радио, потому что он может быть всюду.
— А что она про него знает?
— Да почитай, что ничего. Это все её тётка. Как я поняла, это тёткин бывший воздыхатель, а ныне друг жизни. Мне что, надо познакомиться с тёткой?
— Нет, упаси вас Бог. Мы уж как-нибудь своими силами справимся…
Я хотела было спросить, разговаривали ли они с этим Завейчиком вообще, но тут к Ярковскому обратился кто-то незнакомый, — а я увидела, как лысый с кудряшками направляется к кассе по двести тысяч. Меня вдруг страшно заинтересовало, на что он поставит, я бросила Ярковского и помчалась за Фигатом. Он поставил на то же самое, что и Моника Гонсовская. Три-четыре, Этернит с Жабой.
— Вы когда возвращаетесь в свой Лонцк? — спросила я наверху у Моники.
— Да я все время там. Только в ноябре перееду в Варшаву. Я вчера приехала, потому что тётка звонила, она страшно разволновалась из-за этого Завейчика и потребовала, чтобы я ей помогла, но завтра я возвращаюсь. Разве что она упрётся, чтобы я осталась… Я собираюсь возвращаться, скажем так, но начинаю сомневаться, что это у меня получится.
— Может, найдётся этот Завейчик…
— Метя заканчивает двумя лошадьми, тройкой и четвёркой, — сообщила мне Мария. — Дай-ка мне эту железяку для бутылок. Этернит фаворит, а лучше бы Жаба. Болека могу пропустить.
— Гарцовник, господа, Гарцовник! — возвестил пан Здись. — Тут выигрывает Гарцовник! Будет два-шесть!
— И ухо от селёдки! — рассердилась я. — И от жилетки рукава! Соецкий, как же'..
— А Этернит что? — ехидно поинтересовался Вальдемар. — Ногу сломает?
— Шестёрка, почитай, уже висит! — твёрдо изрёк пан Эдя.
Моника Гонсовская наклонилась ко мне.