Очки для близости - Обухова Оксана Николаевна (читать книги бесплатно полностью без регистрации сокращений TXT) 📗
Вариант первый. Я делюсь с Дмитрием Максимовичем всем, что получила, объясняю дорогому, какая он скотина, и финальная сцена выглядит примерно следующим образом. Толстосум в негодовании вышвыривает сумасшедшую гувернантку в канаву у забора со всеми чемоданами, книгами и волчьим билетом.
Вариант второй. Я бросаюсь толстосуму на грудь, рыдаю, жалуюсь на подлую толстосумову родню и прошу защиты. При данной постановке финальный акт предугадать невозможно. Все зависит от степени заинтересованности действующих лиц. Я могу получить защиту, а могу и приземлиться в канаве с тем же набором. Родня, она и у олигархов родня. Она не партнер, ее не выбирают. Народ помирится, выпьет мировую, а я останусь вечным напоминанием «недоразумения». В конце концов никакого кода мне еще не сказали, могут сослаться на временное помутнение моего рассудка от обиды.
И адью, Мария Павловна.
Вариант третий. Я играю роль троянского коня, на цыпочках выполняю приказ и меня оставляют в покое. Возможно. Но…
На первом месте в списке «но» Серафима. Молодая и беременная. А это обязывает.
Максимум на месяц.
Восемь лет назад я считала себя вполне успешной женщиной с ясными целями, надежными тылами и блестящими перспективами. Сейчас мне тридцать два, перспективы туманные, тылы отсутствуют, зато ответственности через три недели прибавится еще на одну единицу больше. УЗИ показало, что это будет девочка. И назовут ее Машей. Машей-младшей.
Смешно, но сейчас я служу у Младшего Буратино. Когда первый раз я услышала это прозвище, удивлялась долго. Меньше всего Дмитрий Максимович Бурмистров напоминает деревянную куклу, ему бы в Карабасы-Барабасы.
У меня педагогическое образование и знание в совершенстве двух языков — испанского и немецкого. Оба они прилипли ко мне еще в детстве, органично и ненавязчиво. Мой отец долгие годы работал торговым представителем на Кубе, недалеко от нас жила семья такого же представителя из братской ГДР, и поначалу я общалась с симпатичными детьми толстого герра Кунца на смеси русского, немецкого и испанского, который мы все активно изучали.
Постепенно языки разделились, по слухам, у меня к ним врожденная способность, и в Советский Союз я вернулась с чемоданами тряпья и невесомым багажом трех диалектов двух языков, не считая русского.
В коммунистической России дули ветра перемен, наличие диплома иняза при абсолютном знании языка не являлось обязательным, и я поступила в педагогический.
Языковое обеспечение давало мне надежду на место в приличном колледже, в программу которого входит изучение немецкого и испанского.
В муниципальных школах платили до голодного обморока мало, и два месяца после получения диплома я обивала пороги лицеев, колледжей и частных гимназий.
Оказалось, не все так просто. Хотя в одном из лицеев учительница уходила в декретный отпуск, и меня попросили подождать четыре месяца.
Надежда оставалась, но на хлеб ее не мажут. И я начала подрабатывать переводами.
Вот тогда и повстречался мне Витя Синявский, парень из соседнего с нашим дома.
— Маша, золотце, всю неделю думаю о тебе!
Я посмотрела на красивого ухоженного Витю и решила, что это он с жиру бесится. Его жена, фотомодель Лариса, не давала мне никаких шансов, даже с недельной форой.
— А в чем, собственно, дело?
— Машенька, моя фирма законтачила с аргентинскими фирмачами. И мне срочно нужен надежный товарищ со знанием испанского. Как у тебя с техническими переводами?
— Ничего себе еще и с немецкими.
— Тоже не помешает, — отмахнулся Витя. — Когда можешь приступить?
— Сколько? — по-деловому спросила я.
Синявский подхватил меня под локоток и, как Муху-Цокотуху, поволок в уютный уголок, географически привязанный к кафе на ближайшем перекрестке.
Там мы и ударили по рукам. На четыре месяца я со всеми языками поступала в Витино распоряжение. Оклад он назвал мне в тот момент, когда я пыталась отхлебнуть кофе. Чашка дрогнула, и я облила любимый плащ, купленный в «Березке» по чекам десять лет назад. О чем, впрочем, я забыла тут же. На одни премиальные я поменяю и драный плащ, и сапоги «скороходы», и мамину вязаную кепку. Хватит еще и батистовый платочек купить в переходе. На гарантированный оклад будем жить.
Витя Синявский был старше меня лет на пять и владельцем фирмы являлся де-юре, а де-факто руководством занимался его отец, по совместительству депутат Моссовета. Будущее их производства виделось мне безоблачным, сытым и по-европейски ярким. Через три оклада с премиальными наша к тому времени неполная (папа умер год назад) семья собралась на кухонный совет.
— Машенька, — смущенно начала мама, — мне неловко об этом говорить… Но зачем тебе переходить в школу?
— В лицей, — поправила я.
— В лицей, — поморщилась мама. — Название не столь важно. Но у тебя все так… удачно сложилось.., ты менеджер.., оклад…
— Премиальные, — добавила я.
— Вот-вот. А нам еще Симочку ростить.
Тогда я первый раз закурила при маме.
Она молча встала, принесла из серванта папину хрустальную пепельницу и поставила ее передо мной, как факт, — теперь ты, Маша, глава семьи. Серафиме девять лет, мама всю жизнь провела на домашнем хозяйстве, а ее наука медицина давно ушла вперед. Если своих дочерей она еще как-то лечила, то остальным пациентам делала на дому уколы по предписаниям коллег, не загоравших десять лет на Кубе.
В глубокой задумчивости, я первый раз дымила в потолок кухни, вопившей о ремонте. Симины туфли скрипели о том же, мамино давление просило лекарств. Деньги, оставленные папой, мы давно и успешно проели. Я затушила окурок в пепельнице главы семьи, тем самым поставив точку в разговоре.
Не скажу, что работа менеджера была мне неприятна. Скорее наоборот, я была неприятна ей. Подобная должность является лицом фирмы, мое же лицо могло служить только рекламой пластической хирургии — до и после. Положение спасали лишь густые волосы, белые зубы и нежный в девичестве румянец. Все остальное просилось под скальпель. Среди умненьких дурнушек я всегда занимала лидирующие позиции.
Но в работе менеджера были и бесспорные преимущества. Фигуру нерожавшей колхозницы я укрыла дорогими костюмами, мелкие глазки — тонированными очками и превратилась в типичную канцелярскую мышь с хорошим окладом вне зависимости от премиальных.
Мне бы деток учить, а не солидных дядек на деньги уговаривать.
Семья Синявских с этим не соглашалась.
Я была первой и последней женщиной, с которой Синявские ездили в служебные командировки, не опасаясь домашних скандалов.
Так продолжалось два года. До тех пор, пока Сима не позвонила мне на работу и не сказала, что маму увезла машина «Скорой помощи».
Инсульт. Тромб разорвал сосуд в маминой голове и нашу жизнь.
Я металась между больницей, офисом, аптеками и магазинами. Похудела, как продавец «Гербалайфа», и болталась в дорогих костюмах, как колхозная корова в седле. Теряла разум и нить разговора, путалась в документах и пару раз слегка подгадила фирме.
Синявские терпели это недолго. Они вызвали меня в кабинет, усадили на место и повели неспешный разговор.
— Вот что, Машенька, — депутат знал меня с детства и тыкал ласково, — мы все тебе сочувствуем.
Я понуро съежилась в кресле и поправила очки. Надеюсь, из-за нежных воспоминаний уволят меня с пособием.
Младший шеф подошел сзади и положил руки мне на плечи. Я попробовала пореветь.
— Ну, ну, Марь Пална, — успокоил депутат, — погодите слезы лить. У Виктора есть что вам предложить. Так сказать, по-соседски.
И мне предложили.
У Витеньки и Ларисы была дочь пяти лет. Очаровательная девочка с лицом матери и мозгами отца. Убийственное в будущем сочетание.
Но на тот момент, мягко выражаясь, ребенок был педагогически запущен. Фотомодель Лариса избаловала Иночку до безобразия. Капризное дитя отказывалось есть овсяную кашу, завязывать шнурки и учить азбуку. А у родителей имелись для Инессы далеко идущие планы. Дорогой лицей, фортепьяно три раза в неделю, теннис по вторникам и четвергам, школа бальных танцев или спортивного рок-н-ролла на выбор.