Один день Аркадия Давидовича - Черкасов Дмитрий (мир книг .txt) 📗

Далее, в проёме окна, стоял Трофимыч, со свечкой и неотёсанным льном [44] на голове и с зелёной косметической маской на лице – натуральный леший. Так же он отвечал за музыкальное сопровождение, должный включать и выключать магнитофон. С «леденящими кровь» звуками массовики-затейники долго не мучались: собравшись дома у Молодцова, записали на пленку хрипы и бульканье, исторгаемые старым прохудившимся унитазом.

Перед ширмой в другой оконной нише должна была стоять изображавшая чертёнка Юленька, тоже с неотёсанным льном на голове и свечкой в руках. Шоу, по идее, завершалось неожиданным нападением на зрителей вампира, до того висящего под потолком.

Опосля этого ужаса выживших провожали бы в дальнюю тупиковую комнату, где те ожидали бы всех остальных посетителей и залечивали бы надломанные нервы пивом местного разлива.

Итак, все встали на свои места и премьерное шоу началось...

Народ, изрядно заждавшийся представления, стоял на первом этаже и пил водку под разнообразную закуску – воду холодную, воду горячую, семечки трех разный степеней прожарки и сигареты «Прима».

Задумано было пускать посетителей в «комнату ужаса» по одному человеку.

Первой жертвой была единогласно избрана директор опухлинской школы, полная добродушная женщина с простым русским именем Изольда Сигизмундовна.

После сигнального свистка она тяжело поднялась на второй этаж, увидела «вурдалака», лежавшего на трёх стульях, и нагнулась над ним, дабы рассмотреть сие чудовище повнимательнее. Тот неожиданно открыл глаза и, сам того не ожидая, начал на Изольду Сигизмундовну орать, затем упал со стульев и свечкой прожег свой балахон на уровне груди.

Директриса от испуга заорала тоже.

Паша, вися под потолком, всё это видел и разволновался – уж больно всё хорошо начинается.

Трофимыч, услышав начало представления, нагнулся, чтоб включить магнитофон, но из-за некоторого перебора с дозой горячительного, принятого им перед премьерой, покачнулся, нажимая на кнопку, поджег свой парик и с олимпийским факелом на голове, истошно вопя, вылетел на Изольду Сигизмундовну.

Та сразу перешла на ультразвук и упала в обморок, роняя Васю на пол.

Трофимычу повезло, что на физиономии у него была косметическая маска.

Сбросив факел на пол, он с обгорелым, дымящимся и потрескавшимся лицом полетел к лестнице, дабы спустится вниз и попить водички из озера.

Пролетая мимо ошалевших людей, толпящихся возле входа на верхний этаж, с криком «Уроды, разойдись!», Трофимыч запугал их окончательно.

А тем временем висящий под потолком Паша наблюдал за Юлечкой, которая, выглядывая из своей ниши, также случайно подожгла свой парик. Не дожидаясь, когда у неё начнут гореть настоящие длинные волосы, она скинула пылающий лен на сухой деревянный пол, который тут же начал предательски потрескивать.

Молодцов резво прыгнул вниз и мужественно затушил пламя ногами, секундой позже поняв что на ногах у него не было даже носков.

Далее всё как бы закончилось.

Менее всех пострадал Вася. С дыркой на груди балахона, он потащил Изольду Сигизмундовну в дальнюю комнату, положил её на бильярдный стол и попытался найти зажигалку, чтоб закурить сигарету. Юлечка с опалённой чёлкой дико рыдала. Правда, скорее от волнения, чем от боли – всё таки премьера прошла на «ура». Паша сидел с опалёнными пятками и пытался налить себе водки...

Когда на втором этаже стихли звуки, самый смелый любитель ужастиков тихо поднялся наверх и, собирая головой все развешанные по коридору кружки с водой, закричал: «Кто-нибудь жив ещё в этом крематории?!».

Ему никто не ответил, лишь что-то тихо булькало и хрипело.

Зайдя в последнюю комнату, смельчак увидел немую сцену: на столе сидел человек с красными пятками и пытался налить в гранёный стакан водку. Девушка с дымящейся чёлкой, размазанной косметикой и с остекленевшими глазами любовалась на свое отражение в зеркале. Парень-вурдалак с дыркой на груди прикуривал сигарету. А на столе лежала мёртвая директриса.

Такой «комнате ужасов» мог бы позавидовать любой из Диснейлэндов мира...

Прибыв из Опухликов в стольный град на Неве, Молодцов собрал все свои силы в кулак и поступил в Первый Медицинский институт. И даже проучился в нем почти четыре семестра.

Отчислили его, в общем, незаслуженно.

Причем в два этапа. На первом этапе ему вынесли предупреждение, на втором – вышибли.

Предупреждение о возможном отчислении он получил, проходя ежегодную практику в больнице, где подшутил над молодой неопытной медсестрой.

В тот день уже неплохо освоившийся на хирургическом отделении Молодцов был приглашен поприсутствовать на довольно простой полостной операции, проводимой тучной и жирной пациентке. Дабы опыта набрался и подсобил перманентно нетрезвому анестезиологу, регулярно путавшего ампулы с препаратами и иногда выводящего пациентов из наркоза несколько раньше времени, еще до наложения швов, что сильно раздражало хирургов. Ибо услышать от распотрошенного больного неожиданный вопрос «Доктор, а что вы делаете?» и спокойно на него ответить может не каждый.

Паша бывал в операционной не раз, а вот для медсестры это было первым боевым крещением.

Копание во внутренностях пациентки прошло успешно, без эксцессов, даже анестезиолог не подвел, вовремя вводя больной нужные лекарственные средства и внимательно следя печальными трезвыми глазами за показаниями приборов.

Под финал, когда оперируемую уже зашивали, работа приостановилась, ибо хирург никак не мог пристроить на место кусок подкожного жира. Промучавшись минуты две, он просто отрезал шмат сала и передал его Молодцову, чтобы тот сбросил его в ведро. Но Паша, задолго до этого подметивший неестественную бледность личика медсестры, решил чуть-чуть разрядить напряженную обстановку и сунул удаленный жир прямо в руки девушке.

– За-за-зачем это мне? – пролепетала медсестра.

– Бери, – бодро ответствовал Молодцов. – Дома на нём картошку пожаришь.

В результате медсестра хлопнулась в обморок, задев хирурга. Хирург, падая, зацепил пациентку и сбросил ее со стола.

Всё было бы ничего, если бы не вес больной.

Стодвадцатикилограммовая туша плюхнулась на доктора и отправила его в нокаут. Так что зашивать свежепрооперированную толстуху пришлось заведующему отделением, срочно вызванному по внутренней связи и оторванному от охмурения симпатичной практикантки. От злости доктор наложил такой внешний шов, что, когда разрезы зажили, на брюхе пациентки остался неровный зубчатый шрам, словно она побывала в пасти огромной белой акулы, пытавшейся перекусить бедняжку пополам.

Толстуха потом много и с наслаждением скандалила, обвиняя хирургов в том, что по причине шрама у нее совершенно разладилась личная жизнь, ибо, когда мужчины видели ее живот, их пробирал дикий хохот и на исполнение своих мужских обязанностей потенциальных любовников уже не хватало...

Исключили же Молодцова сразу после обязательного для студентов всех питерских ВУЗов сентябрьского выезда на сбор урожая картошки, моркови и капусты. «Труженники полей», в чьи обязанности, в принципе, входило наполнение закромов Родины, беспробудно пили и без помощи будущих медиков, юристов, филологов, инженеров, экономистов, географов и всех прочих «интеллигентов» оставили бы выращенное гнить на полях области.

Естественно, что студенты, весь день с проклятьями таскавшие из раскисшей земли сочные корнеплоды, по вечерам отдыхали примерно так же, как и непутевые аборигены. То есть – пили водку и иные веселящие напитки.

В том далеком совхозе, куда попал Молодцов со товарищи, проблема алкоголизации населения стояла очень остро. И всё по причине того, что винного магазина или даже самого занюханного ларька в деревне не было. За спиртным приходилось ехать в соседний поселок городского типа, километров за двадцать.

Дабы не таскать взад-вперед стеклянную тару с горячительным, была куплена двадцатипятилитровая канистра, куда посылаемые за спиртным должны были сливать купленное, бутылки тут же сдавать, экономя тем самым время и деньги.