Бандит - Латынина Юлия Леонидовна (лучшие книги .txt) 📗
Вечером Валерий поставил грузовичок около магазина, тщательно закрыл его на все замки и запер дверь в подсобку. Выйдя на улицу, оглянулся. Перед ним был довольно широкий московский двор, справа выходивший на улицу, в глубине же раздваивавшийся и нырявший под арку, ведущую в новые дворы. Шагах в десяти от улицы стояли контейнеры с мусором, в полуметре от входа в подсобку рос высокий и буйно цветущий тополь: пух от него лениво мотался по всему двору, сбиваясь в плотные белые валики у порогов и трещин. Валерий осмотрелся и убедился, что вокруг никого нет.
Тогда он размотал на поясе ремень. Тот неожиданно превратился в довольно длинную кожаную полосу с прочным крюком на конце. Валерий забросил крюк на один из сучьев тополя, подтянулся и в мгновение ока исчез меж листвы.
Посетители появились в одиннадцать. Их было двое. Один был тот самый пэтэушник, который сегодня отделался простым синяком.
Второй стал на стреме у выхода из двора. Пэтэушник подошел к одиноко стоящему фургончику с веселой надписью «Кооператив „Снежокъ“ и улыбающимися снежинками. – Давай, – тревожно свистнул подельник.
Пэтэушник огляделся и достал из кармана большой гвоздь. Но всадить его в шину не успел – что-то мягкое и большое обрушилось на него сверху.
Парень упал мгновенно и тихо, как шторка фотоаппарата. Нестеренко подхватил его и, заломив руки, хрястнул спиной о дерево.
Его приятель, стоявший на стреме, в ужасе оглянулся и бросился наутек.
В руке Валерия сверкнул нож. Он прижал пэтэушника к дереву и, навалившись сверху, жарко зашипел: – Я вам сказал, падлам, чтобы со мной не связывались? Сказал? Кто заказчик?
Второй злоумышленник улепетывал вниз по улице. Он пробежал недолго: навстречу ему попался ночной патруль.
– Стой! – заорала ментовка.
– Куда бежишь?
Тот вскинул руки.
– Помогите! Товарища убивают! Вон там, во дворе!
Синеглазка, взвизгнув, вкатилась во вдор. – Руки! Всем стоять!
Валерий отпустил парня, и тот мешком свалился на землю. – Ах ты сука, – заорал милиционер, выскакивая из машины, – ты чего это делаешь, стервец? – Я владелец кооператива, – сказал спокойно Валерий, – эти двое вымогали у меня деньги. Я им отказал, и они решили проучить меня. А я их поджидал. – Да что ты врешь, – заорал парень, – мы мимо шли, да я его первый раз вижу!
– А ну всех в участок, – распорядился милиционер.
Участковый встретил Нестеренко с ехидной усмешкой: – За старое взялись, гражданин Нестеренко? Хулиганите?
– У меня вымогали деньги, – сказал Валерий.
– Кто? Вот эти пареньки? Стыдно врать, Нестеренко!
Вопреки ожиданиям, Валерия не сунули в обезьянник, а просто посадили на лавку, где дожидались решения своей участи пяток бомжей и две лимитчицы из борделя, именуемого женским общежитием рятнадцатой городской московской фабрики.
Прошло полчаса, и Валерия ввели в небольшую комнатку, где сидел старый обрюзгший опер, с длинным и плоским, как совок, носом и неподвижными глазами цвета хозяйственного мыла.
Перед опером лежала изъятая у Валерия «щучка». Парней в кабинете уже не было.
– Так что же это, гражданин Нестеренко, – с оттяжкой заговорил опер, – я гляжу, вам мало днем молодежь обирать, вы еще и ночью за ней с ножами гоняетесь?
– А это их нож, – пожал Валерий плечами.
– Вы лучше проверьте, из какой кодлы эти пареньки.
– А мы уже позвонили и проверили. Мальчики из хороших семей, школу кончают, у одного дядя, знаете ли, в кремлевской охране.
– Чего же они в полночь по подворотням бегают? – спросил Валерий.
– А они из кино шли, у них и билеты есть.
И, порывшись в кучке вещественных доказательств, разложенных на столе, опер предъявил Валерию два смятых билета.
– И чего это я на них кинулся? – спросил Валерий.
– Один на двоих, как мышь на кошку.
– Тебе видней, чего ты на них кинулся. Может, пьяный, а может, изнасиловать хотел.
– Опер помолчал и сказал: – Деньги у тебя при себе были, значит, придется писать изнасилование.
Валерий почувствовал, как руки его похолодели. – Ты что, – сказал он не своим голосом, – издеваешься, начальник?
– Ничуть не издеваюсь, а вот побудешь в камере до утра, проветришься, завтра возьмем показания.
– В камеру? – заорал Валерий. – В камеру? С изнасилованием? Да вы меня лучше к стенке поставьте!
– А чего? – удивился опер. – Посидишь ночку в камере, тебе не впервой – если обвинение не подтвердится, выпустим завтра на свободу…
Валерий уронил голову на руки и глухо, отчаянно застонал.
Опер удовлетворенно откинулся на спинку стула и закурил. Когда Валерий минут через пять поднял голову, проклятый мент все так же курил. Глаза цвета хозяйственного мыла улыбались кооператору прямо в лицо.
– Значица, так, – сказал опер, – вот этого протокола здесь не было, – и протянул протокол Валерию.
Тот принял бумажку мертвой рукой.
– И денег в кошельке тоже не было. Понятно?
– Понятно, – сказал Валерий, – на метро только оставьте.
Он вышел из кабинета с протоколом в кармане и с пустым кошельком.
Опер Сивашенко был доволен. С наглого кооператора слупил двести сорок рублей, пятнадцать рублей – с обоих парней и еще рассчитывал крупно подоить матушку одного из сорванцов, которая уже летела на такси в участок, дрожа и утирая старым платком подкрашенные карандашом ресницы. «Экий народ свинский пошел, – подумал Сивашенко, откидываясь на скри-пяшем стуле и с сожалением исследуя прогалины, образовавшиеся от древности в лаковом покрытии стола, – мальчишка, зек вчерашний, а вот, понимаешь, двести сорок рублей у него в бумажнике! Откуда у честного человека двести сорок рублей? А потом в магазине масла нет, а откуда в магазине быть маслу, если у кооператора – двести сорок рублей?»
На следующее утро между Валерием и Вилде состоялся краткий разговор.
Томас Вилде сам пришел, виновато пряча глаза, выразил сочувствие по поводу ночного свидания Валерия с московской милицией (тот о деньгах ему не сказал). Томас Вилде скулил, как побитая собака. Щеки его пылали.
– Извините, Валерий Игоревич, что так вышло, – говорил он, растягивая гласные, – я все хотел объяснить вам, но это, признаться, так стыдно…
– Тридцать процентов, – сказал Валерий.
– Что? – Моя доля собственности в кафе составит не пятнадцать, а тридцать процентов.
– А деньги? – Денег вношу, сколько вносил.
– За что? Из-за этой вот кодлы?
– Кодле морду набью бесплатно. А вот когда на тебя наедут всерьез, кто будет объясняться? Я?
Томас Вилде откинулся на спинку стула и долго изучал своего молодого партнера.
– А вы мне нравитесь, Валерий Игоревич, – сказал он. – Думаю, мы сработаемся.
На следующий день утром Валерий повез Иванцова смотреть помещение. Тот остался куда как доволен. Его удовлетворенность Валерием выразилась в том, что он обещал втрое увеличить кредит, и попросил на три процента больше. Он сказал, что Валерий такой оборотистый мужик, что от лишних трех процентов не разорится.
– Ты сам подумай, – сказал Иванцов, – мы с тебя брали небольшой процент, потому что боялись, что ты концов с концами не сведешь. А теперь видим – ты надежный клиент, как же мы можем тебя даром кормить?
Валерий выслушал это рассуждение молча и спросил: – Когда будем подписывать?
– Да хоть завтра.
– Завтра я не могу, – сказал Валерий, – завтра я в Тольятти еду.
– Зачем?
– За «шестеркой». Договорился я с одним типом, он мне продает «шестерку» ниже отпускной цены, они там получают их со скидкой. Только ехать за ней надо самому. – Вот как? – удивился Иванцов.
– Поздравляю.
Валерий сам себя поздравлял. Это было невероятно. У него еще волосы как следует после лагеря не отросли – а вон, гля! Кооператив, товарищество, «шестерка». Жизнь, господа, прекрасна!
