Сердце льва - Вересов Дмитрий (читать книги онлайн без .txt) 📗
Она, она, ей-богу, она — сиверская Беатриче, Ассоль из Белогорки! Сердце не обманешь.
Медленно, как заворожённый, на ватных, подгибающихся ногах, он приблизился, насколько можно было, чтобы край козырька не заслонял её от его расплавленного взгляда. Припал к стволу дерева, подёрнутому мягкой снежной плесенью, отдышался.
Из открытой балконной двери, выходящей на козырёк лилась лихая, до чёртиков заигранная мамба, и девушка в белом подпевала, красиво пристраивая к иностранной мелодии исконный русский текст:
В проёме раскрытой двери образовался чёрный силуэт, и мужской, знакомый до че голос, окликнул её:
— Леночка, зима все-таки, простынешь…
— Метельский, не занудствуй! Лучше иди здесь так здорово!..
Метельский?! В каком это, извините, смысле — Метельский?..
А вот в таком, в самом прямом и однозначном. Потому что на козырьке появился Тим собственной персоной. По-хозяйски облапил неземное видение, а та прильнула к его плечу медовой кудрявой головкой, зашептала что-то на ухо, и Тим, засмеявшись, что-то тихо ответил, церемонно преклонил колено, приложился губами к белым пальчикам, и, не выпуская её руки из своей, препроводил даму в комнату. Балконная дверь с треском захлопнулась…
Рука Андрона судорожно перехватила пакет за горлышко лежащей в нем бутылки, замахнулась. Водка тревожно булькнула, предчувствуя конец скорый и неправедный… Нёс, понимаешь, презент другу, только друг оказался вдруг… В рог тебе, гнида, а не «выборовки»! Смачно, в хруст, в кетчуп! С предателями только так. Стой!.. Занесённая рука остановилась в воздухе. Охолонись, Андрей Андреич, раскинь мозгой… Ну при чем здесь Тим, в чем его вина-то, ты что, излагал ему про мечту свою хрустальную, имя-фамилию называл, просил по-дружески на поляне той не топтаться, цветиков не рвать? Ну вытянул парень чужой счастливый билетик, да и чужой ли?..
А водочка пшековская ещё пригодится. Для серьезного мужского разговора…
И почапал грустный Андрон к Средней Рогатке и дальше — Московской слободою до Фонтанной реки…
Полная луна светила в окошко, освещала стол, заваленный Тимовыми бумажками, полку, табурет… Не раздеваясь и не включая свет, Андрон грузно сел, бухнул на стол пакет, вынул оттуда поблёскивающую бутыль.
Такие вот дела… Окольцованный, на цепь посаженный, а небесную, значит, Лауру, Елену, значит, Прекрасную в этот самый час другой приходует, который…
Андрон сорвал с бутыли винтовую пробку, ухнул, приложился от души.
— Эй, я не сплю. — С раскладушки в углу поднялся Тим, чёрный на фоне высвеченного окна. — Свет вруби, что ли…
Андрон встал, щёлкнул выключателем, исподлобья глянул на Тима. Глаза красные, веки припухшие, не спал — валялся прямо в джинсах и свитере. На счастливого обладателя главного приза никак не тянет. Уж не отшила ли его неземная-то?..
Тим тоже глядел на Андрона, скривив губы в невесёлой кривой усмешке.
— Что, брат Андрон, горько?
— Тебе, надо думать, сладко! — огрызнулся Андрон.
— Да уж слаще всех, не видно, что ли! — в тон ему отозвался Тим.
Андрон тяжко вздохнул, расстегнул пуговицу нового пальто.
— Ладно, доставай стаканы. Поговорить надо…
— Ну вот. А потом бабы надрались, и Ленка давай Маринке этой стати мои расписывать. Подробно, с кайфом, будто хряком призовым бахвалится, честное слово!.. И все на меня косится, провоцирует. Эксперимент проводит, психологиня хренова — сдержусь или не сдержусь, засвечу ей в морду или не засвечу. Ну, думаю, раз так — получай, фашист, гранату! Обнял я Мариночку за костлявое плечико и завёл балладу про кондиции самой мадам Тихомировой — про сиськи рекордные, про письки упругие, на дело податливые…
— Да понял я! — хрипло прервал Андрон. — А она что? Лена?
— Надулась как мышь на крупу. В ванную отчалила, какую-то экзотическую пенку пробовать. А Маринка, сука, тут же клеить меня начала. Грубо, навязчиво, как пьяная шалава в поезде. Бухенвальд ходячий — а туда же!.. Короче, хлопнул я дверью, частника словил, и нах хаус… В смысле, сюда…
— Так… — Андрон залпом заглотил полстакана, зажевал плавленой «Дружбой». — Значит, с Леной у тебя теперь все? Каики?
— А ты как думал?! Нашла себе игрушечку!
Пусть теперь другого дурака ищет! Что я ей, Тихон, что ли?
— Стоп! Что ещё за Тихон?
— Котяра её. Чёрный, раскормленный, наглый как танк. За рыбу душу черту отдаст.
— Значит, котяра… — Андрон усмехнулся. — Слушай, дорогой, а у тебя, часом, адресочка того котяры не завалялось? Да с телефончиком?
— А, так ты у нас в зоофилы записался? Поздравляю! Только должен предупредить, что котик тот — не простой, а вполне себе ведьминский, особых подходов требующий. Чуть промахнёшься — без глазу останешься или без чего поважнее…
— Котов бояться — в лес не ходить. А насчёт подходов — ты меня проинструктируешь…
Инструктаж продолжался до утра. Водки Андрон больше не пил, только чай, крепкий и чёрный, да и Тиму наливал очень умеренно, чтоб тот не скопытился прежде, чем выдаст всю ценную информацию… Леночкины привычки и пристрастия, любимые словечки и жесты, гардероб, расположение помещений в её квартирке в Дачном, имена общих знакомых… К утру он уже не сомневался, что вполне прокатит за Тима даже пред очами возлюбленной оного последнего… Бывшей возлюбленной! До чего же все ловко упромыслилось!
И ещё Андрона грело сознание того, что ни словом не обмолвился он о прекрасном белом видении, манившем и сладко терзавшем его с далёкой юности. Видении, которое только вчера обрело имя, а сегодня. Бог даст, обретёт и плоть. Не выставил себя сентиментальным идиотом, все проделал цинично и ловко, как, собственно, и надлежит настоящему мужику.
Хорст (1975)
В храме, невзирая на летний полдень, царила освежающая прохлада. Пахло благовониями, ароматическими палочками, обнажёнными, вспотевшими в радении человеческими телами. В отблесках светильников на стенах были видны портреты Асанги, лики будд, героев и бодхисатв, тексты мантр, священных сутр, высказываний великих, изображение мандал, знаков Калачакры, монограммы «Намчувангдан», позволяющие достигнуть единение с Невыразимым. Все здесь дышало тайной, мистикой и очарованием Востока. Благовонную тишину нарушало только потрескивание факелов да приглушённое, сдерживаемое на пределе сил людское дыхание. Казалось, время здесь остановилось.