Охота на изюбря - Латынина Юлия Леонидовна (список книг .TXT) 📗

– Денис, я просто зашла сказать, что со Славой лучше, и спасибо за подарок….

Голос замер. Денис открыл глаза и увидел, что в дверях спальни стоит прямо-таки пунцовая Ирина, и смотрит круглыми, как блюдца, глазами на голого Черягу и на девочку, копошащуюся у его бедер. Это продолжалось, наверное, мгновение, потом Ирина опомнилась и вылетела вон из номера.

Испуганная Тома подняла голову. Теперь, в свете дня, синяк казался все-таки невероятно большим.

– Убирайся, – сказал Денис.

– Что случилось? Кто эта…

– Убирайся. Бумажник в гостиной на столе, деньги в бумажнике. Убирайся.

Декабрь и январь стали самыми безумными месяцами, которые помнил Черяга. Практически на него были возложены все обязанности Извольского. Плюс – собственные обязанности Дениса. Плюс – оборона осажденного комбината. Плюс – переговоры с губернатором, судом, банком, митинги протеста, интервью с журналистами и прочая, и прочая, и прочая.

К тому же Денис не был самостоятельной фигурой. За всю стратегию отвечал Извольский. За все финансовые операции комбината тоже отвечал Извольский. Извольский был прикован к постели в Москве и думал, думал, думал. По телефону они никаких стратегических проблем не обсуждали – подслушают. Только при личных встречах. Денис метался между Ахтарском и Москвой, отсыпаясь исключительно в самолете. Сначала он летал на «Яке», принадлежавшем комбинату, но однажды летчик, уже поднявший самолет в воздух, спинным мозгом почувствовал неполадки и успел посадить машину прежде, чем та развалилась над сибирской равниной.

По городу прошел слух, что неполадки в моторе были делом рук банка «Ивеко», и это было похоже на правду.

После этого Денис стал летать рейсовым самолетом, который в результате то и дело задерживался, дожидаясь окончания внезапно свалившейся встречи. Извертевшиеся пассажиры матерились сквозь зубы, когда к трапу подлетал бронированный «Мерс» и из него выскакивал замдиректора комбината в сопровождении четырех шкафов, прикрывавших шефа от случайного снайпера. Черяга со свитой занимал два ряда в первом салоне и тут же проваливался в глубокий беспамятный сон.

Формально Денис не был назначен и.о. генерального директора и не являлся членом совета директоров. Он просто приказывал – и приказы его должны были исполняться без разговоров. При этом компетентность бывшего следователя оставляла желать лучшего.

У Дениса был недостаток, который на заводах не прощают нигде и никому: Денис совершенно не разбирался в производстве. Он беззаботно путал марки углей и ставки налогов, ему приходилось втолковывать на совещаниях, чем отличается кокс, идущий на аглофабрику, от кокса, который идет прямо в домну, и однажды он дико удивился, узнав, что комбинат, оказывается, производит еще и минеральные удобрения – из отходов коксохимического производства.

Рекорд он поставил 9 января, прилюдно поинтересовавшись на Совете Директоров, почем на LME [8] нынче слябы. Вокруг наступила озадаченная тишина, а потом зам по финансам Михаил Федякин несколько саркастическим тоном известил и.о. гендиректора пятого по величине в мире металлургического гиганта, что сляб, а также рельс, швеллер, гнутый профиль и скрепка канцелярская на LME не котируются.

Денис был достаточно ровен – и с главным инженером, и с замом по производству, и с главбухом, и с мэром города, и с кучей людей, которые никоим образом не могли претендовать на первое место на комбинате.

Но два человека оказались неизбежными жертвами его возвышения. Первым был уже упоминавшийся в повествовании Володя Калягин, начальник промышленной полиции, человек достаточно сомнительных нравов, некогда работавший замом начальника ахтарского УВД, а по увольнении создавший свою собственную структуру, именовавшуюся «федерацией дзюдо города Ахтарска». Федерация если и не опустилась до жесткого бандитизма – с грабежами, торговлей наркотиками и прочим, – то уж мягким рэкетом занималась наверняка. Калягин оказал Извольскому большую услугу в августе, когда комбинат чуть не встал из-за перекрывших рельсы шахтеров, и гендиректор приложил все силы к тому, чтобы он сменил на посту начальника УВД своего бывшего босса Александра Могутуева, который, напротив, во время заварушки показал себя далеко не с лучшей для комбината стороны.

Но губернатор со страшной силой уперся рогом, Могутуева так и не сняли, а Извольский сделал финт ушами и добился создания в городе некоего забавного подразделения, именуемого «промполицией». Официально промполиция должна была наблюдать за порядком на комбинате, отлавливать несунов, а также патрулировать состоявшие на балансе комбината дома, пансионаты и объекты соцкультсферы. Но так как половина города была выстроена именно комбинатом, промполиция завелась везде, при каждом отделении милиции, и именно ее-то и возглавил Володя Калягин.

Промышленная полиция, разумеется, тут же оказалась на довольстве комбината, ее работников обеспечивали квартирами, служебными машинами, новыми рациями и, само собой, стабильными и вполне пристойными зарплатами. Напротив, старую милицию, возглавляемую Могутуевым, комбинат совсем перестал поддерживать, и единственным официальным источником средств существования оказался для нее федеральный бюджет, каковой не платил зарплат вот уже пятый месяц. Старая милиция стремительно беднела, сотрудники целыми отделами уходили к Калягину, с районных ОВД сыпалась известка, оперативные машины стояли без бензина и запчастей.

Ввиду безрадостной бедности могутуевские менты ударились в самый разнузданный разбой; Извольский только того и ждал.

По городу прокатилось несколько громких скандалов, связанных с задержанием рэкетиров в форме, всякий лавочник понял, что князь города гарантирует ему защиту от Могутуева и полное разоблачение милицейского рэкета, и вскоре после официального пересох и неофициальный источник милицейских доходов.

Могутуев первое время еще пытался мириться, просиживал штаны в приемной Извольского, а когда начались скандалы, плавно переросшие в уголовные дела, махнул рукой, сдался и по-черному запил. Самое удивительное, что уголовные процессы Могутуева никак не затронули, место свое он сохранил и, по неясным слухам, Извольский был крайне этим доволен. Ему важно было продемонстрировать всем не просто одномоментный гнев, а целое федеральное ведомство, поверженное в прах гневом ахтарского хана.

Более чем нестандартный способ, примененный ханом Извольским для того, чтобы покончить с преступностью в городе Ахтарске, дал блестящие результаты. Вовка Калягин (и его друг Юра Брелер), лично знавшие каждого областного авторитета, быстро разъяснили браткам, что в Ахтарске им ловить нечего. Владельцы ларьков и магазинов были избавлены от рэкета, в том числе и со стороны самой промполиции. У Сляба существовала твердая договоренность с Калягиным на предмет того, что торговец платит только после того, как влетел в блудняк – потерял товар или деньги – и обратился к Калягину за помощью.

После того как Калягин выловил банду, промышлявшую грабежом автобусов с «челноками» и на пару с Черягой раскрыл, – к изумлению и досаде самого Извольского, – организованную шайку, которая крала с комбината ферросплавы, об «ахтарском феномене» заговорили в Москве. Высокое начальство в МВД даже созвало совещание и обсудило опыт сибирского городка. Итог дискуссии подвел председательствовавший генерал: «Никогда этому не быть, – сказал он, – это что же? Нас всех повыгонять, а на наше место воров в законе назначить, что ли?»

К тому же в это время в Ахтарске случилась другая история, вызвавшая довольно неоднозначную реакцию. В городе, где рабочим платили зарплату до тысячи долларов, денег было, понятное дело, много. В связи с чем большие люди сочли Ахтарск чрезвычайно перспективным местом в том, что касается продажи наркотиков. В скором времени в городе возникло несколько дискотек, на которых без малейшего труда можно было получить «экстази», а добродушного вида дяденьки зашныряли возле школ, предлагая ребяткам на пробу совершенно бесплатную дурь.