Мертвый сезон - Воронин Андрей Николаевич (полные книги .txt) 📗
Повернув голову, Забелин внимательно всмотрелся в лицо Синицы, обрамленное заиндевелой ушанкой, и досадливо крякнул.
– Что ж ты молчишь, фрукт южный, ананас с хреном? Насмерть, что ли, решил замерзнуть? Сычев!
– А? – откликнулся с переднего сиденья водитель, который, по-видимому, относился к соблюдению субординации не более трепетно, чем сам Синица.
– X... на! – зарычал на него Забелин. – Ты водитель или хрен моржовый?
– Так точно, – сказал Сычев.
– Что "так точно"?
– Так точно, водитель. Ну, и чего? Мы ж не едем никуда.
– Раз водитель, значит, отвечаешь за пассажиров. У тебя в салоне человек в мороженую отбивную превратился, а ты в хрен не дуешь!
– Да я сам, как кусок говядины из армейского НЗ! Приказано было движок не включать! Сами же, между прочим, и приказали, а теперь Сычев крайний...
– Бушлат дай, умник! Сам небось упаковался, как полярник, а человек вот-вот дуба даст...
– Да ладно, – непроизвольно лязгая зубами, сказал Синица. – Чего ты завелся? Потерплю как-нибудь. Сам виноват, забыл, что Москва – не Сочи...
– Так грязный бушлат-то! – одновременно с ним говорил водитель. Выговор у него был непривычный для Синицы, напевный, тягучий и вместе с тем какой-то небрежный – московский. – Сколько я в нем под машиной валялся...
– Давай, говорю, куркуль!
Водитель завозился, выдирая из-под сиденья старый промасленный бушлат с облезлым цигейковым воротником. Синица напялил бушлат прямо поверх реглана и запахнул полы, на которых отсутствовали все пуговицы, кроме одной. Бушлат был камуфляжный, весь в пятнах от солидола и машинного масла, и пахло от него соответственно – бензином, моторным маслом и старой смазкой. Он был ледяной, как и все вокруг, но уже через минуту Синица начал согреваться. Вот только ноги в демисезонных ботиночках все равно мерзли, майор их почти не чувствовал.
– Раньше надо было сказать, – ворчливо бубнил впереди водитель. – Жалко, что у меня валенок нет. Валенки в мороз – первое дело. Недаром ведь сказано: держи голову в холоде, а ноги в тепле. Через ноги вся простуда в организм идет. Как вы там, товарищ майор?
– Да ничего, спасибо, – сказал Синица, – уже согрелся.
– Знаешь, на кого ты сейчас похож? – спросил у него Забелин. – На пленного чечена. Помню, под Моздоком... – Он оборвал фронтовые воспоминания, махнув широкой ладонью в трехпалой рукавице. – Покурить хочешь, пленный?
– А не загорится? – спросил Синица, имея в виду бушлат, от которого действительно несло, как от склада ГСМ.
– Не загорится, – откликнулся спереди водитель. – Я его, правда, в бензине стирал, так это когда было!
– Вот у нас в Чечне случай был, – вспомнил Забелин. – Повадились пацаны из автороты отработанное масло в отхожее место сливать. Долго сливали. А потом один уселся орлом, закурил – как же без этого? – а как закончил, возьми и урони окурок в очко. Ух, брат ты мой! Мы думали, чечены нам бомбу подложили. Хорошо, этот дурак прямо напротив двери сидел, так его оттуда вынесло, как из пушки...
– Слышал я эту историю, – не удержавшись, сказал Синица.
– Да ну?! – изумился Забелин. – Значит, и до ваших южных широт докатилось...
– Ага, – сказал Синица. – Только я ее в армии слышал, лет двадцать назад, когда срочную тянул. Ее наши водители любили рассказывать, и каждый все это своими глазами видал. Можно подумать, вокруг того сортира целая толпа народу стояла и ждала: рванет или не рванет?
В микроавтобусе все дружно заржали. Здесь сидело человек пять, не считая водителя, и всем было скучно.
– Ох и язва ты, сочинский, – добродушно сказал Забелин. – Не любо – не слушай, а врать не мешай. Это специально для таких, как ты, сказано.
– Это тебе за пленного чечена, – сказал Синица и посмотрел на часы: – Скоро уже.
– Ага, – сказал Забелин. – Только бы этот твой артист ему с ходу в лобовик не засадил. Что-то мне неспокойно.
– Не засадит, – сказал Синица с уверенностью, которой на самом деле не испытывал. – Он настоящий профессионал и работает аккуратно. И потом, там же крутом твои люди.
– За рулем тоже мой человек, – проворчал подполковник. – Вот даст этот твой профессионал из гранатомета...
– Перестань, – сказал ему Синица. – Накаркаешь. Ты же знаешь, что другого выхода у нас не было.
– Знаю, – согласился Забелин, – но сомневаюсь. А вдруг был? И вообще, странно получается: меняем одну человеческую жизнь на другую. На хрен он мне сдался, этот депутат? А с Женькой Степановым мы бок о бок всю Чечню прошли.
– Да ничего мы не меняем! – разозлился Синица. – Ты что, своим ребятам не доверяешь? И потом, даже если меняем... Не одну на другую, Юра. За этим стрелком много жизней числится. А если мы его сейчас не остановим, их будет еще больше.
Забелин помолчал, дымя сигаретой, огонек которой он по фронтовой привычке прятал в ладони.
– А правда, что он у вас в Сочи чуть ли не всю городскую верхушку перещелкал? – спросил он через некоторое время.
– Не всю, – сказал Синица и, подумав, добавил: – Только тех, кого я и сам с большим удовольствием шлепнул бы.
– Вот и я говорю: на хрен нам этот Ненашев? Ненашев – значит, не наш. Не наша, в общем, проблема. Так он, выходит, с этими вашими был завязан?
– Ну да, – сказал Синица. – Не знаю, какими делами они там вертели, догадываюсь только. Жаль, что мои догадки суду по барабану, не то мы сейчас тут не торчали бы. В общем, когда этот стрелок свои дела у нас закончил и отвалил, я через большое начальство вышел на Ненашева и предупредил, что он – следующий.
– Делать тебе было нечего, – проворчал Забелин. – Ну, а он?
– А он посоветовал мне подлечить голову, а сам в тот же день смылся за границу.
– Вот сука, – сказал кто-то из сидевших в машине. – Хоть бы поблагодарил!
– А потом меня вызвали в краевое управление, – продолжал Синица, – сунули в зубы командировку и направили сюда, к вам. Ненашев, оказывается, оттуда, из-за бугра, позвонил нашему министру и потребовал разобраться. Министр позвонил в краевое, оттуда позвонили в городское... Короче, оказалось, что я в курсе дела и вообще единственный, кто видел этого стрелка в лицо...
– Говорят, он тебя чуть не пришил, – сказал Забелин.
– Хотел бы пришить – пришил. А он будто знал, что при мне ствола нету. Посмотрел-посмотрел, а потом убрал пушку и уехал. Я же говорю – профессионал.
– Да, – сказал Забелин и вздохнул. – Черт знает какой ерундой приходится заниматься! Иногда вот так думаешь, думаешь... На хрена, думаешь, мне все это надо? Кого я защищаю? Ненашева?
– Закон и порядок, – сказал Синица. – Смешно, правда?
– Смешно, – согласился Забелин. – Просто до слез. Так он что, до сих пор за бугром, этот твой Ненашев?
– Ага, – сказал Синица. – Ждет, когда ему доложат, что киллера взяли. Ты бы знал, чего стоило уговорить его уступить нам на время операции свою машину! Я такого наслушался, ты не поверишь. Пришлось гарантировать полную сохранность и ремонт за счет МВД.
– Урод, – сказал Забелин, и в машине воцарилось молчание.
Сумерки за окном сделались синими, как разбавленные водой чернила. Потом в синеве мелькнул бледный отблеск света, погас, снова зажегся, опять погас, а затем вновь появился и больше уже не исчезал, становясь с каждым мгновением все ярче и резче. Потом машина вынырнула из-за поворота, и лучи фар на мгновение высветили лица сидевших в микроавтобусе людей в тяжелой боевой амуниции, скользнув по вороненому металлу автоматных стволов. Мимо них, волоча за собой белый хвост пара и снежной крупки, громко шурша шипованными колесами по ледяной коре проселочной дороги, проехал длинный, приземистый автомобиль. Даже в сумерках было видно, что стекла у него тонированные, совершенно непроницаемые, если глядеть снаружи.
– Депутат Государственной думы Андрей Ильич Ненашев вернулся из заграничной поездки, предпринятой им по состоянию здоровья, – голосом телевизионного диктора изрек Забелин. – Сразу же из аэропорта Андрей Ненашев направился в свой загородный дом... Заводи, – бросив кривляться, сказал он водителю и поднес к губам микрофон рации. – Пятый, это Седьмой. Готовность ноль. Постарайтесь взять его живым.
