Гражданин тьмы - Афанасьев Анатолий Владимирович (книга регистрации .TXT) 📗
От ворот поспевали еще трое охотников по его душу, и тоже с автоматами. Прямо какой-то Голливуд. Сидоркин нырнул за угол флигеля и ломанул через парк. Бегать он умел и любил, особенно на короткие дистанции. В минуту домчал до каменного забора и, подхлестываемый дружной автоматной молотьбой, перемахнул его по-обезьяньи, едва ли не вцепившись в бордюр зубами. На Боткинской улице установил личный спринтерский рекорд, жаль, время не засек. Удачно тормознул частника. Садился в машину, когда стрелки еще только показались из ворот. Наткнулся глазами на испуганное лицо пожилого водилы. Опомнился, сунул пистолет за спину.
— Греби, старина, как можно шибче.
— Что-то случилось?
— Бандитская разборка, — пояснил Сидоркин. — Будешь копаться, и нас втянут…
Двойника Громякина натаскивал Иванцов. Как могли, помогали Сидоркин и Надин. Все делалось в спешке, по интуиции, без предварительной проработки — наукой тут и не пахло. Советы доктора Варягина, которому Сидоркин названивал с улицы почти каждый час, были единственным подспорьем в азартной затее, имеющей кодовое название "Производство зомби в домашних условиях".
Двойника тоже прислал Варягин из «Геракла», но тут, конечно, просто счастливое стечение обстоятельств, которое можно рассматривать как доброе предзнаменование. Сидоркин позвонил ему на всякий случай, обуреваемый неясным планом, доктор сразу врубился и радостно объявил, что у него есть как раз то, что требуется. В очередном завозе один экземпляр — почти точная копия известного политика. Сидоркин спросил, какого именно? Когда услышал ответ, аж вздрогнул: слишком все гладко, аккуратно подшивалось. Но подвоха не могло быть, потому что историю знакомства Надин с Громякой доктору неоткуда узнать.
С большими предосторожностями на угнанном от магазина «Променталь» рафике сгонял к «Гераклу» и из рук в руки получил полуфабрикат Громякина, уже наколотый и подготовленный к перевоплощению. Бедолагу отловили на Казанском вокзале, где он работал грузчиком, и во время облавы пьяный отдыхал на ящиках с пепси-колой. Прежде, в другой жизни, похоже, был интеллигентом, в его бессвязной речи иногда проскальзывали словосочетания "на самом деле", «трансцендентный», "менталитет", "свобода слова" и прочая чепуха, отличающая эту братию от основной массы бессловесных россиян. На квартире Сидоркин запер добычу в кладовку и, перед тем как начать загрузку, усыпил сильной дозой бутенола. Иванцова и Надин, наблюдавших за его действиями с открытым ртом, увел на кухню на инструктаж.
Анатолий Викторович был уже в полном порядке, в ясном разуме, хотя изредка выпадал в грезы, но стоило его ущипнуть, туг же приходил в себя. Основную мысль Сидоркина он ухватил моментально и сразу заявил, что не верит в успех.
— Как можно, Антон? Не зная методики, не владея всей информацией… Детский разговор… Допустим, он интеллигент, ну и что? Я тоже был интеллигентом. Смею вас уверить, это не такой уж податливый материал, как кажется. Говорите, три дня? Нечего думать.
— Вы же специалист, к тому же знаете всю кухню изнутри, разве не так?
— Специалист я в другой области, а эту кухню, как вы изволили выразиться, наблюдал только глазами подопытного кролика.
— Вы справитесь, Анатолий Викторович, — пискнула Надин, — И мы вам поможем с Антошей. Сидоркин улыбнулся ей поощрительно.
— Спорить не о чем, — заметил веско. — У нас нет выбора. Или достанем подлюку, или он нас уроет. Вы, Анатолий Викторович, возможно, утомились от всей этой суеты, а вот мы с Надюхой хотим еще погулять на белом свете. Я прав, Надя?
— Еще как, любимый.
— Рожать не передумала?
— Ну что ты… Как скажешь, так и рожу. Ее щеки запылали, смотреть одно удовольствие. Но Иванцову показалось, начинается какой-то новый бред.
— Если угодно, он и внешне не похож на господина Громякина.
— Пустяки, — возразила Надин. — Вы плохо смотрели, Анатолий Викторович. Там темно в коридоре. Два-три штриха, небольшой макияжик — мама родная не отличит.
— Вряд ли у этих людей есть матери, — выразил давнее сомнение Иванцов.
Сидоркин разложил на столе целую сумку препаратов, бутылочек с разноцветными жидкостями, которыми снабдил Варягин.
— Тут хватит на десяток зомби.
— Это все не главное, — тянул свое Иванцов. — Понадобится гипноз. Я не владею гипнозом.
— Обойдемся, — сказал Сидоркин. — Слово — великая сила. Оно лечит и убивает. Я читал в какой-то брошюре. Вы сумеете его настроить.
— Молодой человек, — Иванцов приосанился, — есть еще моральные принципы. Осуществляя вашу затею, мы уподобляемся нашим палачам. Разве не чувствуете?
— Мы защищаемся.
— А этот, в чулане? Обрекаем его на верную смерть? Ничего себе — защита. Или для вас он тоже не человек, как и для них? Просто какой-то вонючий россиянин?
Сидоркин понял, что должен найти убедительный ответ, иначе профессора не растормошить. Надин тоже это поняла и смотрела на любимого майора с трепетным ожиданием. За эти дни в ней произошли колоссальные перемены. Она больше не чувствовала себя одинокой. Они провели с Сидоркиным две ночи в одной постели, но их трудно было назвать ночами любви. Она впервые изведала, что значит принадлежать мужчине не телом, а просто раствориться в нем. Если бы ее сейчас спросили, зачем она жила раньше, сказала бы, что не жила вовсе, а колготилась. С отвращением припоминала свои прошлые желания и смутную постоянную жажду какого-то неведомого праздника, которая сопутствовала этим грешным желаниям. Никакого праздника нет и не будет. Надо лишь молиться о том, чтобы ясноглазый темноволосый мужчина не прогнал ее от себя, как нашкодившую собачонку. Праздника нет, но и беды никакой нет, кроме той единственной, которую могла накликать на себя по неосторожности и недомыслию. Оказалось, для счастья нужно совсем немного: только чтобы было от чьей воли зависеть. И чтобы эта чужая, святая воля к тебе снизошла.
— Моральные принципы я уважаю, — сообщил Сидоркин. — Я ведь когда в школе учился, девочки в ранцах презервативы не носили. Но давайте подсчитаем, профессор. Вы жалеете того, кто в чулане. Я вас понимаю. Не хотите брать на душу грех. А я жалею вас, себя, Надюху, вашу жену, сына и дочь. Всего выходит шестеро. Их никто не спасет. Против одного. На чьей стороне перевес? Я имею в виду моральный.
Иванцов закашлялся, провел рукой по впалым щекам. За время, проведенное в хосписе, он сбросил килограмм пятнадцать.
— При чем тут мои дети и супруга?
— Ольгу давно подписали, спросите у Надюхи. Виталика и вашу супругу завалят до кучи. Господин Ганюшкин большой любитель выжженной земли. Никаких следов не оставляет.
— Про Олю — это правда? — спросил Иванцов у девушки.
— Антоша никогда не врет, — уверила Надин, — Ее как раз на Громяке подловили. Не знаю, в чем провинилась, но приговорили — это точно.
На Иванцова было жалко смотреть: глаза опрокинулись в череп, хотел прикурить, да сигарету сунул в рот не тем концом.
Сидоркин его приободрил:
— Не волнуйтесь, Анатолий Викторович. Он подавится. Я, конечно, мог бы сам его взять, но подбираться долго. У него знаете, какая охрана? Побольше, чем у президента. А я сейчас один. От конторы отрезали, единственный дружок приболел некстати.
— Что с ним? — озаботилась Надин.
— Что-то вроде свинки, — нехотя сообщил Сидоркин. — Поправится, но не скоро.
— Так чего мы лясы точим? — засуетился Иванцов. — Давайте начинать…
Двойник ничего про себя прежнего не помнил, ни кто он, ни откуда, ни где живет, но в образ Громякина входил с напрягом, с непонятным внутренним сопротивлением. Первую беседу Иванцов провел с ним наедине, Сидоркин с Надин сидели в соседней комнате и подслушивали через неплотно прикрытую дверь.
— Я ваш друг, — объявил Иванцов. — Вы должны мне доверять.
— Понимаю, — согласился двойник. — Похмелиться бы неплохо. Трубы горят.
Выглядел он действительно неважно: кожа серая, взгляд тусклый, пустой. Впечатление, что того гляди сблюет. Таких Иванцов нагляделся в хосписе предостаточно. Особенно по выходным, когда, как правило, поступала очередная партия сырца. Сам под мозговую стерилизацию не попал, потому что его разрабатывали по учебной программе, но состояние "чистого листа" было ему хорошо знакомо. Сидящему перед ним человеку было не просто плохо, ему было — никак. Кто не испытал этого «никак» на себе, тот все равно не поймет. Жутковатая, противоестественная штука. Не умер и не живой — вот что это такое. А человеку свойственно все же прислоняться к одному краю. Однако характерная для россиянина мысль о том, что горящие трубя можно затушить с помощью зелья, свидетельствовала, что двойник не погрузился в полную апатию. Для начала Иванцов запустил простейший тест, чтобы проверить умственный потенциал двойника, который, кстати, даже в таком удрученном виде, Надин права, смахивал на настоящего Громяку. Если представить, что он хряпнул водки и, размахивая руками и гримасничая, вылез на трибуну ораторствовать, — получится точная копия.
