Любовь и доблесть - Катериничев Петр Владимирович (книга жизни .txt) 📗
– Что такое?
– Автоответчик.
– И что удивительного?
– Это его личный номер. Который он никогда не ставит на автоответчик. У папы три мобильных. А это личный. Ты понимаешь – личный!
– Понимаю. Только не нервничай.
– Я не нервничаю. Хотя нет, нервничаю, конечно. А вдруг с ним что-то случилось?
– Он никогда не отключает этот мобильник?
– Никогда.
– Даже если беседует с президентом страны?
– Я не знаю...
– Я знаю. При беседах высокопоставленных государственных мужей все электронные средства, которые можно использовать как записывающую или передающую аппаратуру, изымаются.
– Подумаешь, – скривилась в усмешке Даша. – Папа может себе позволить ничего не сдавать. Он...
– Да будь твой папа хоть римский! – рассердился Олег. – Система.
– Тогда позвоню пока домой.
– Пробуй.
Данилов казался безучастным. Усталость брала свое. Глаза слипались, голова пульсировала какими-то серыми всполохами, под ресницы словно насыпали песка, а внутри все подрагивало тревогой: мозг проигрывал недавнюю схватку, проигрывал ярко, рельефно, выжигая нервные клетки. Время от времени, пока Даша слушала длинные гудки, он следил за секундной стрелкой часов.
– Странно. – Даша выглядела совершенно растерянной. – Никто нигде не отвечает. Ни дома, ни в офисе. И ни один из папиных телефонов. И даже моя охрана. Никто.
Олег взял у нее мобильный, приоткрыл дверцу и с силой грохнул аппаратик об асфальт. Тот рассыпался десятками пластиковых брызг.
– Что с тобой, Олег?! – спросила встревоженно Даша, внезапно побледнела. – Странно... Я дозвонилась, но т а м никто не берет трубку... Нигде никто. – Голос девушки сел совершенно, она произнесла полушепотом:
– Может быть, всех убили?!
– Нет.
Данилов захлопнул дверцу, вильнул с обочины, проехал несколько улочек и выскочил на проспект, пронизывающий весь город. Влился в поток машин.
– Почему ты молчишь?!
– Не беспокойся. Твой папа жив.
– Но почему никто не отвечает?
– Просто нас отрезали от «объекта».
– Как это – отрезали?
– Перехватили звонок, переадресовали на другой номер.
– А автоответчик? Там был папин голос.
– Всякая техника – дело техники.
– Но ведь мы звонили с сотового...
– Тем проще. И еще: нас запеленговали. Ты пыталась связаться по разным номерам, это длилось в общей сложности не более полутора минут, но при хороших технических возможностях – достаточно.
– Чьих возможностях?
– Тех людей, что спланировали разработку.
– И кто они?
– Вопрос вопросов. Мы найдем на него ответ, когда поймем, зачем тебя похитили.
Глава 54
– Зачем? Из-за денег, – просто сказала Даша.
– Резонно.
– А куда мы теперь едем?
– Пока никуда. Мы уходим с места, откуда звонили.
– А почему ты разбил мобильник?
– Сотовый в режиме ожидания работает как «маячок».
– Мог бы просто выключить.
– Нет смысла его таскать. Как только ты вышла на личный номер Головина, этот телефончик зафиксировали. Теперь при любом звонке с него будет включаться поиск.
– Погоди, Олег... Этого просто не может быть!
– Потому что не может быть никогда?
– Вот именно.
– У Головина матерая служба безопасности?
– Да.
– Тем не менее его блокировали. Беда любого человека денег. Или – человека власти. Для решения каких-то задач он стремится отгородиться от дел второстепенных. И от второстепенных, как ему представляется, людей. Он окружен охраной, референтами, советниками... Такой человек хочет, чтобы мир не мешал ему. И остается в одиночестве. Полном. Впрочем, как все люди. Стремимся к независимости, получаем одиночество.
– Олег, все это философия.
– Отнюдь. Охрана словно окружает «опекаемое лицо» прозрачным куполом. В ее силах сделать этот купол непрозрачным.
– Тогда мы просто поедем сейчас к нам домой и там...
– Нас там может ждать пуля. Даша, есть правило, почти не знающее исключений: если убивают человека «опекаемого», то к его устранению так или иначе причастна его охрана.
– Ты же только что сказал, что папа жив! – Лицо Даши стало совершенно беспомощным, на глазах блеснули слезы.
– Да. Но и тебя похитить без ведома службы безопасности Головина вряд ли смогли бы.
– Заговор?
– Скорее – сговор.
– Нет.
– Что – «нет»?
– Папа очень умный человек. У него две такие службы. Одна – официальная, вторая... как бы это сказать...
– Теневая.
– Именно. Про нее никто ничего не знает.
– Ты тоже?
– Я тоже.
– Как в приличной стране. Спецслужбы борются за влияние, интригуют, а в оставшееся время охраняют патрона, его чад и домочадцев. Тут мышь не проскочит.
– Иронизируешь?
– Слегка. Тебя умыкнули, а ты не мышь.
– Случайность.
– Житейский опыт мне подсказывает считать любую случайность с богатым человеком или его близкими подготовленной закономерностью.
– Погоди, Олег! Я же видела похитителей! Это сплошные дебилы! Просто решили содрать с папы деньги, вот и...
– Я тоже успел познакомиться., Их использовали втемную. Они даже не знали, кто ты.
– Тогда что им было нужно?
– Ты права: деньги. Исполнители похищения получили твердую сумму. И – по пуле. Заказчикам же нужно было влияние на Головина. Когда в заложницах была единственная дочь, он мог стать сговорчивее.
– Ты не знаешь папу. Когда его к чему-то принуждают, он становится оч-чень несговорчивым.
– Даже если нужно вытащить тебя?
– Он пошел бы на любые уступки, чтобы меня вызволить, но потом... Потом он сделал бы все, чтобы уничтожить тех, кто причинил мне вред.
– Если бы ему оставили такую возможность.
– В каком смысле?
– Да так. Размышляю.
– Ты очень мрачно размышляешь.
– Обстоятельства, знаешь ли, способствуют. А кто руководит у Головина той службой, что «светленькая»?
– Дядя Вася. Василий Ильич Панкратов. Но люди, что заняты личной охраной – моей и папы, подчиняются совсем другому человеку.
– Кому?
– Саше Зуброву.
– Кому?!
– Александру Сергеевичу Зуброву. Ребята еще его называют Зубром.
– Среднего роста, волосы светло-русые, жесткие, на висках седина, резко очерченные скулы, глаза темно-серые, широко расставленные, лоб высокий, чистый, нос прямой, подбородок крепкий, скорее квадратный, на подбородке – ямочка.
– Ну да, это он! Вы знакомы?
Данилов помрачнел так, словно померк свет. Произнес медленно:
– Мир не изменился. Добрые дела наказуемы.
– Ну точно! – отозвалась Даша. Она смотрела на дорогу и не заметила перемены в состоянии Данилова. – «Добрые дела наказуемы». Его любимая поговорка. Ее даже папа перенял. А уж охранники – те вообще... Повторяют к месту и не к месту.
– Но ведь это не правда?
– Что? – переспросил Олег, зацепенев.
– Добрые дела потому и добрые, что за них воздается добром.
– Ага.
– А откуда ты знаешь его?
Олег помолчал, выдавил сквозь зубы:
– Знал.
Висок заломила знакомая боль, мир померк, словно покрылся желто-коричневой взвесью плотной пыли; тьма эта была непроглядной, душащей, и где-то в ее сумерках осталась девчонка, любившая так беззаботно и безнадежно... Может быть, оттого, что это был единственный способ ее существования в этом мире? Или любовь – и есть единственный способ существования людей, а всякий другой ведет к смерти? Тогда почему погибают те, кто любит? Лукавый мир не выносит гармонии любви, он завидует и – губит тех, кто готов любить?
– В прошлой жизни? – спросила Даша, повернулась к Данилову, охнула:
– Да ты белый как полотно! Останови сейчас же машину! Тебе плохо!
Данилов медленно отжал тормоз, припарковался к обочине.
– Что с тобой?
Олег сидел и неподвижно глядел в одну точку.
– Ну не сиди ты как камень! Что случилось?
– Ничего.
– Нет, что случилось тогда, давно?
– Я думал, он погиб вместе с...
