Спасатель. Жди меня, и я вернусь - Воронин Андрей Николаевич (лучшие книги без регистрации TXT) 📗
Вот-вот, сказал он себе, осторожно карабкаясь в полумраке по слежавшимся в почти монолитную массу камням, – то-то и оно! Разденься, положи карту подальше от воды, выуди фонарь, снова оденься и исследуй на здоровье все, что заблагорассудится. Так нет же! Надо лезть в темноту без фонаря, потому что вода, видите ли, холодная… Правильно мама говорит: лентяй. Правда, отец, когда был жив, утверждал, что лень – двигатель прогресса. Дескать, не будь ее, люди до сих пор таскали бы тяжести на собственном горбу и ходили нагишом, в мороз согреваясь прыжками на месте или все тем же перетаскиванием тяжестей. Кто прав, кто виноват – судить не нам. А мы далеко не пойдем, мы – аккуратненько, одним глазком…
Короткий пологий подъем кончился, каменная россыпь стала почти горизонтальной. Женька не столько увидел, сколько нащупал острый выступ стены, выглянул из-за него и увидел – или ему показалось, что увидел, – далеко впереди слабый проблеск дневного света. Он шагнул вперед, но его удержала натянувшаяся веревка.
Дальнейший ход рассуждений Женьки Соколкина был далек от логики в привычном понимании этого слова. Точнее, это была логика, но весьма своеобразная, направленная на поиск максимального количества оправданий поступку, который он сам в глубине души считал неразумным. Его тянуло вперед – поскорее узнать, что там, найти выход. Наверху, конечно, станут волноваться, но это будет недолго: он ведь только глянет одним глазком и сразу же вернется. И тратить время на то, чтобы выудить из воды фонарь, не стоит: свет – вон он, буквально рукой подать. Еще несколько метров по проходу, и его хватит, чтобы рассмотреть, что делается под ногами. А если действовать по правилам, начнется обычная взрослая тягомотина: обсуждения, споры, просчет возможных последствий… Ну, короче…
Правая рука легла на истлевшую, обглоданную временем деревянную рукоятку, левая придержала веревочную петлю на поясе. Ржавый, но все еще достаточно острый клинок беззвучно выскользнул из импровизированных ножен и в два взмаха перерезал веревку, что связывала Женьку Соколкина с внешним миром. Освободившись от остатков передавившей грудную клетку петли, бесстрашный исследователь храбро устремился вглубь неисследованного прохода.
Когда позади, в колодце, загудел и загукал встревоженный голос Слона, он был уже довольно далеко: идти оказалось просто, поскольку проход был-таки искусственным. Когда каменная осыпь кончилась, под ноги лег ровный бетонный пол, по обеим сторонам, совсем близко, воздвиглись бетонные стены со следами дощатой опалубки, а над головой, в каком-нибудь десятке сантиметров от Женькиной макушки, очутился полукруглый свод потолка. Дневной свет впереди разгорался все ярче, и чем светлее становилось, тем быстрее шагал Женька. Проснувшийся было детский страх темноты, подогретый немалым опытом по части компьютерных игр, где подземелья неизменно оказываются населены кровожадными монстрами, стыдливо отступил, и зажатый в кулаке японский штык мало-помалу начал восприниматься не как возможная защита от нападения из-за угла, а как помеха, тем более что никаких углов тут не было и в помине.
Сводчатая арка выхода была уже совсем недалеко. Она сияла ярким светом безоблачного майского дня так, что было больно глазам. Снаружи доносился шум прибоя и пронзительные крики чаек, оттуда едва ощутимо тянуло свежим океанским ветром. Это действительно напоминало эпизод классического компьютерного шутера, где герой, вдоволь поблуждав по мрачным лабиринтам и перемочив неисчислимые орды ползучей, летучей и прыгающей нежити, наконец-то выходит на вольный воздух.
В самом конце пути Женька слегка притормозил – именно потому, что был опытным геймером и знал: создатели ходилок-стрелялок любят заманивать наивного игрока в смертельные ловушки, поманив светом в конце тоннеля или лежащей на видном месте аптечкой. Выскочишь сдуру на открытое место, а по тебе ка-а-ак жахнут!.. И все. Остались от козлика рожки да ножки, начинай с последнего сохранения. Только тут не компьютерная игра, тут запасных жизней нет, и сохраниться простым нажатием клавиши не удастся.
Он стоял, прижавшись лопатками к шершавому бетону стены, и смотрел наружу. Глаза уже привыкли к свету, и он видел, что тоннель выходит на бетонированную площадку. На площадке, взломав корнями бетон, густо разрослись какие-то корявые, почти голые кусты, сквозь перепутанные ветви которых едва-едва синела океанская гладь. Оттолкнувшись от стены, Женька сделал шаг вперед и высунул наружу голову.
Голову ему никто не оттяпал, и вообще вокруг не усматривалось никаких признаков жизни, если не считать чаек, которые с криками кружили высоко в небе. С того момента, как он перерезал веревку, прошло минут пять, если не все десять, – вполне достаточно, чтобы оставшийся в подвале Слон сошел с ума от беспокойства. Было самое время возвращаться, но Женька не мог считать свою миссию выполненной, пока не разведал пути отхода.
Пообещав себе быть предельно осторожным, он сделал шаг вперед, потом еще один. Ветки кустов зашуршали, как сухой хворост, когда он раздвинул их, чтобы посмотреть, что там дальше. Казавшийся несокрушимо прочным бетонный козырек под его ногой вдруг шевельнулся, как живой, и раньше, чем Женька успел испугаться, обломился с негромким, будничным треском.
Падение не было постепенным, просто под ногами вдруг не стало опоры, как будто кто-то разом выдернул у Женьки из-под ног землю. Он успел схватиться за какую-то ветку, но та лишь обожгла ладонь и выскользнула. Коротко заорав от испуга, Женька Соколкин совершил короткий полет по вертикали и, подняв тучу брызг, с головой погрузился в прозрачные и не сказать чтобы очень уж теплые воды Великого, или Тихого, океана.
Еще под водой, бешено молотя руками и ногами, чтобы вынырнуть на поверхность, Женька понял, что дело швах. Плавать он, конечно, умел, но места для купания предпочитал выбирать сам и водоемов такой глубины и такого размера, как тот, в который нечаянно свалился, откровенно говоря, побаивался. Однажды, отдыхая с родителями в Сочи, он неосмотрительно отплыл от берега, когда на море было небольшое волнение. Вернуться на сушу стоило ему тогда немалых трудов; он успел не раз мысленно попрощаться с жизнью и, очутившись наконец на своей подстилке, радовался не столько своему спасению, сколько тому, что родители не заметили, что их драгоценный отпрыск едва не отправился на корм черноморским креветкам.
А здесь было не море – здесь был океан. Был океан, был крошечный скалистый островок с неприступными, отвесными каменными берегами, и был океанский прибой, который с одинаковой легкостью мог как расплющить его о скалы, так и унести в открытое море. В толще прозрачной, неправдоподобно синей воды обитали не только бычки и креветки. Бояться акул, которых видел только по телевизору, было как-то стыдновато, но Женька слишком хорошо помнил прошлогоднюю шумиху по поводу большой белой акулы, нападавшей на людей в окрестностях Владивостока, то есть, по большому счету, рядышком, чуть ли не прямо на этом месте.
А еще была расшифрованная копия карты, которую ему для сохранности доверил Стрельников, был Слон, который сейчас уже наверняка расстался с надеждой когда-либо увидеть Женьку живым, и были старшие партнеры, которые, вероятнее всего, совместными усилиями отвинтят Слону голову за то, что не доглядел за младшим учредителем концессии. А уж о маме сейчас и вспоминать не стоило, потому что… Э, чего там!
В тот самый момент, когда, пробив поверхность, Женькина голова поплавком выскочила на воздух, он услышал гулкий шлепок о воду, как будто вслед за ним со скалы в море свалился какой-то пустотелый металлический предмет. Повертев головой, он заметил в нескольких метрах от себя болтающуюся на волнах двухсотлитровую железную бочку, в каких обычно хранят горючее. Бочка лежала на боку и почти целиком выступала из воды, из чего Женька сделал вывод, что она пуста. Когда-то выкрашенная в красный цвет, она была основательно побита ржавчиной, и на ее чешуйчатом от отслоившейся краски мокром боку он разглядел белые иероглифы и какие-то цифры. Бочка была японская, времен Второй мировой; это представлялось очевидным, а вот откуда она тут взялась, Женька не понимал, хоть убей. Ни в тоннеле, ни на площадке, с которой он сверзился, никаких бочек не было. Может, она тут давно плавает? Может, Вторая мировая тут и вовсе ни при чем, а эту посудину принесло сюда из самой Японии, благо это совсем недалеко? Или с корабля какого-нибудь упала – может, сутки, а может, и год назад…
