Земля войны - Латынина Юлия Леонидовна (книги онлайн без регистрации .txt) 📗
Ахмеднаби Асланов по-прежнему глядел в потолок. Из правого уголка его рта ползла слюна, и Гази-Магомед приподнялся и вытер ее салфеткой.
Гамзат сказал настойчивей:
– Отец, это обращение о том, чтобы сделать меня президентом. Если ты его не подпишешь, наш род потеряет все. Нас убьют.
Ахмеднаби молчал, и в эту секунду Гамзат понял, что его отец просто не понимает слов сына. Президент Асланов был не мертв, но и не жив: он жил в своем персональном мире, так, словно Аллах, Господь миров, милостивый ко всем на этом свете и милосердный только к мусульманам на том, не решил еще, считать этого человека мусульманином или кяфиром, и решил пока подержать его в следственном изоляторе Ада.
Гамзат отдал бумагу, распятую на жесткой досочке, своему брату, присел возле отца и вложил в его правую руку золотой «Паркер» с гербом республики на колпачке.
– Подержи, – сказал он брату, и поднес руку отца к бумаге. Он сжал его пальцы и принялся выводить подпись, которую он столько раз видел на документах.
Но едва Гамзат приложил перо к бумаге, как рука его отца дернулась, и вместо аккуратной подписи весь лист, от правого нижнего края до левого верхнего, пересекла жирная черная черта.
Некогда всесильный хозяин республики Северная Авария-Дарго с мертвым, залитым кровью мозгом, человек, который вот уже два месяца ходил исключительно под себя и ни разу не проговорил осмысленного слова, повернул голову и сказал:
– Президент – я.
Закрыл глаза и уснул.
В конце марта, когда на перевалах еще гуляли метели, а абрикосы и вишни в садах возле Бештоя уже набухли розовыми цветами, Джамалудин взял Кирилла в горы. «В турпоход», – пояснил аварец, и Кирилл, проклиная себя, принял предложение.
Поход оказался действительно походом. Никого не воровали и не сажали в пень; никому не резали глоток. Они просто ушли на три дня в горы, на лошадях, и в первый же день смирная кобылка по кличке Зара, на которую усадили Кирилла, переходя вброд обросший ледком ручей, начала вертеться на одном месте и бить воду копытом, а потом она в эту воду улеглась, прямо с Кириллом в седле, под оглушительный хохот пятнадцати вооруженных горцев.
Кирилл сгорел со стыда и обсыхал два часа.
Они шли, ничуть не придерживаясь административной границы с Чечней, но скорее по аварской территории, в поисках ранних групп боевиков. К некоторому облегчению Кирилла они никого не встретили, хотя пару раз натыкались на старые, еще зимние кострища, как охотник замечает старую лежку кабана. Оба раза стоянки располагались совсем рядом с селами. Было видно, что люди ушли из сел, чтобы в село не приехали БТРы, но все село знает, где они сидят, и носит им еду.
За лошадьми Кирилл ухаживал наравне со всеми, а во время намаза сидел в сторонке. Все делали вид, что не замечают, что русский с ними не молится, – не считая Хагена, который пару раз довольно жестоко цеплялся к нему и шутил, что неверный распугал всю дичь. Хаген вообще не долюбливал кучу народов.
В его черном списке фигурировали евреи, американцы, англичане, грузины, чеченцы и карачаевцы. Для каждого представителя данного народа, с которым Хаген был лично знаком, обязательно делалось исключение.
На вторые сутки, ночью, Кирилл ворочался под черным бархатом неба, прибитом к мирозданию гвоздиками звезд, в теплом спальном мешке, и рядом лежал Джамалудин. Кирилл умудрился больше ни разу не упасть с лошади, но у него было такое ощущение, что выше колен ему переломали каждую косточку.
– Это правда, что Владковский тебя кинул? – вдруг спросил Джамалудин.
Кирилл болезненно поморщился. Они виделись с Владковским последний раз полтора года назад. Владковский уже уехал из России, а Кирилл тогда еще был представителем России при ООН. Кирилла привезли на яхту, которая стояла около Большого Кораллового рифа, и на белоснежной палубе Владковский кинул Кириллу пачку бумаг:
– Это бомба! – сказал Владковский, – это их уничтожит! Ты должен сделать запрос в ООН!
Кирилл пролистал бумаги: это были документы, согласно которым новый президент России отмыл через санкт-петербургские банки пару миллиардов долларов колумбийской наркомафии. Кроме того, это была очень грубая фальшивка.
– Это липа, – ответил Кирилл.
– Какая разница, липа это или нет! – вскричал Владковский, – ты подашь запрос или нет?
– Нет, – ответил Кирилл.
До Москвы Кирилл добирался десять дней, потому что на остров его привезли на самолете Владовского, а обратно он летел кукурузником. Ближайший кукурузник летал раз в неделю с соседнего острова, до которого можно было добраться только на пироге.
Когда он добрался до Москвы, оказалось, что все фирмы, на которых Кирилл оформил свою долю в бизнесе перед тем, как принять диппост, перепродали эту долю третьим компаниям, и самое плохое во всей этой истории было то, что человека, который подписал необходимые бумаги, звали Ольга Водрова. Бывшая секретарша Владковского. Бывшая – теперь уже – жена Кирилла. Взбешенный Владковский бил наотмашь. Он вообще был часто взбешен в последнее время. Он считал, что все его продали, и он делал все, чтобы его продали те, кто еще остался ему верен.
– Без Влада я был бы никем, – ответил Кирилл, – он меня не кинул.
Возможно, это было даже правдой. Кирилл так и не стал выяснять, звонила Ольга Владу или нет. Выяснить было не сложно, но противно. Кирилл не так любил ставить все точки над «и», как его собеседник, который ставил эти точки обыкновенно из пистолета Макарова.
– А ты его?
Кирилл помолчал, потом спросил:
– А ты всех живых… привозишь на кладбище?
– Да. Мне один человек в горах сказал, что если привезти туда всех убийц, новорожденные воскреснут.
В голосе Джамалудина не было ни тени иронии. Просто констатация факта. Кирилл чуть не закашлялся. Он хотел спросить, что насчет воскресения говорит Коран, но вовремя прикусил язык. Поминать Коран при Джамалудине было опасно.
– Ты знаешь, как на тебя злы в Торби-кале? Они все время рассказывают, как ты крадешь людей из-за денег.
В темноте Джамалудин хмыкнул.
– Жизнь – сказал Джамалудин, – она похожа на гранатомет. У нее дырка с обеих концов, вот только тот, кто решит, что с обеих концов можно стрелять, подорвется вместе с оружием. Если я чему-то научился в этой жизни, так это тому, что нельзя дело Аллаха совмешать со своим. Я так же патрулировал горы пять лет назад, а заодно мои ребята потрошили спиртовозы. В конце концов хозяевам спирта это надоело, и нас разогнали. А когда случился роддом, Ваха прошел по тем самым местам, которые мы всегда патрулировали. Нельзя делать одно, а заодно – другое. Я понял это, а твои начальники до сих пор не понимают.
Джамалудин замолчал. Черное небо над ними было отделано серым бархатом скал и белым кружевом снега.
– Мне однажды принесли книжку наставлений какого-то самурая, – сказал Джамалудин, – там было написано, что самурай должен жить так, чтобы каждую секунду быть готовым к смерти.
– И ты так живешь?
– Нет, – сказал Джамалудин, – Самураи – они же язычники. Как это язычник может знать правду? Жить надо так, как будто ты уже умер. Это достверный хадис, и передал его ибн Умар.
С этими словами аварец забился в спальник и через минуту уснул. Кирилл тоже заснул быстро, и ему снилась Ольга в красном бесформенном платье и белом платке, и их сыновья, которые родились бы, если бы Ольга не так берегла фигуру.
На следующее утро, когда они собирали лагерь, Кирилл спросил Хагена:
– Скажи, а если бы твой ближайший друг попросил тебя сделать подлость. И ты бы отказался. Ты бы стал предателем или нет?
Хаген посмотрел на него, как на идиота, и ответил:
– Друг – это такой человек, для которого надо делать все, что он просит. Сделать честную вещь можно для каждого. А вот подлость можно сделать только для друга.
Кирилл уехал в Торби-калу на следующий день. За рулем его джипа сидел Ташов, и так как никто из ногайского села Джарли так и не навестил его, Кирилл попросил Ташова заехать в село.
