Бабушкин внук и его братья - Крапивин Владислав Петрович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений txt) 📗
– Сам такой… Ну, если по правде говорить, ты же подружился с ним из жалости. Ты же не считаешь, что он тебе ровня…
– Пшеницына! Узнай по ноль-девять телефон детского психиатра! Он тебе необходим.
А что я мог еще сказать в ответ на эту девчоночью дурь? Совершенно рехнулась наша Настенька. Тоже мне, копательница чужих душ!
Я злился и на нее, и на себя. Потому что… если уж совсем честно, «копательница» добралась до очень тайного зернышка правды. В самом деле, в глубине сознания было у меня к Вячику что-то такое, покровительственное. А может быть, и пренебрежительное. Я это прятал даже от себя, потому что нельзя так относиться к друзьям… Но, видимо, друзья бывают все-таки разные.
Самым-самым настоящим другом был Ивка. Хоть и младше на два года, хоть и чересчур простодушный, но уж перед ним-то я не испытывал ни капельки превосходства. Наоборот. Мне бы набраться его честности и смелости…
Но все равно мы были одна дружеская компания: Вячик, Настя, Стебельковы, Ивка, я и Арунас. И я не хотел никаких трещин. И сказал Пшеницыной, чтобы она сходила заодно и к окулисту: пусть выпишет очки, через которые можно все видеть правильно.
После этого мы помирились, потому что пора было собирать всех и отправляться в Рощу и на Дорогу.
… Я подержал в руке Сонину ладонь и поднял с перрона ее сумку.
– Тяжелая! Как ты ее таскаешь?
– Мы вдвоем с Танюшей.
И я увидел рядом еще одну девочку. Совсем на Соню не похожую. Кругловатую, с темными короткими волосами. Только рост у них был одинаковый.
Позади девочки стояла высокая женщина в черной кружевной накидке на гладких рыжеватых волосах.
А Ивка в это время говорил. Мне:
– Алик, это Галина Антоновна, Женина мама. И Танюша – Женина сестра…
Маме:
– Это Арунас. Я тебе про него рассказывал.
– Да, я помню. – Ивкина мама взяла Арунаса за плечо. – Сейчас все пойдем к нам. Мы привезли такое замечательное московское печенье…
Мне показалось странным, что так можно говорить про печенье, когда здесь Женина мать и сестренка, приехавшие на его могилу. Но я промолчал, конечно.
Мы шли к трамвайной остановке, и каждый нес что-нибудь из багажа. Ивка и Арунас тащили большой чемодан Галины Антоновны. Она сперва не хотела его отдавать – тяжелый, мол, для вас, но Ивка сказал:
– Галина Антоновна!
Арунас же полушепотом добавил:
– Ну, пожалуйста.
Она посмотрела на Арунаса и… уступила. И теперь одна шла без всякой клади. Только почему-то держала в руках мохнатую зимнюю шапку. И поглаживала ее – будто кошку, которую несут на новую квартиру.
Она не выпускала эту шапку, даже когда пришли домой к Ивке. Все гладила.
На следующий день я спросил Ивку:
– Почему она не расстается с шапкой? Как с живой… – И почувствовал себя виноватым, словно сунулся в запретное.
Ивка ощутил мою виноватость. Кивнул:
– Она ее для сына купила. Думала подарить, когда он вернется. И теперь все время держит в руках. Будто эта шапка… его частица. Говорит, что это… ну, как последняя ниточка. С Женей ее связывает…
Мы говорили про это, когда шли к Геннадию Марковичу. Вернее, к Арунасу. Он выскочил нам навстречу. На крыльцо.
– Куда сегодня пойдем?
Вообще-то мы все собирались на нашу Дорогу. Но Ивка сказал Арунасу:
– Соня и Танюша просили узнать: не хочешь ли ты с ними в цирк на дневное представление?
– А почему… только я? – Арунас уперся глазами в крыльцо.
Ивка глянул ясно и бесхитростно:
– Ты им понравился.
Арунас сквозь загар порозовел ушами. И засопел так, будто на него взвалили локомобиль.
– Это сегодня в двенадцать, – сказал Ивка. – Хочешь?
– А… ты? А вы? – Он исподлобья глянул на нас.
– Там же три билета, – разъяснил Ивка. – Мама купила девочкам и мне. Но я вовсе не хочу, я это уже видел… – Ивка соврал, по-моему, первый раз в жизни.
– Иди, иди, – сказал я Арунасу. – Ивка не хочет, а я еще успею насмотреться на цирк. Когда стану его директором. Вячик мне предсказал…
Судя по всему, Арунасу понравилось с девчонками. После цирка он еще несколько раз отправлялся гулять с ними: то в парк с аттракционами, то на выставку игрушек в клуб «Авиатор»… Иногда с ними ходила мама Ивки и Сони. А Галина Антоновна покидала дом редко. Только на кладбище ездила. Ивка сказал, что она по-прежнему всегда держит в руках шапку – будто кошку…
Однажды Ивкина мама и Галина Антоновна поехали на кладбище и взяли с собой Арунаса. Девочек не взяли. Ивку не позвали, меня тоже, а вот Арунаса почему-то попросили: поедем с нами. И по дороге, в автобусе, Арунас осторожно потянул шапку из рук Галины Антоновны.
– Давайте, я подержу, а вы отдохните. Не бойтесь, она рядом… – И та уступила.
Я услышал про это от Ивки, а тот – от своей мамы…
Потом наступила дождливая неделя, стало не до прогулок. Мы опять начали собираться в театре Демида. Возились с ремонтом, а когда уставали, устраивались пить чай у горящего камина. В пасмурные дни огонь в камине хорош даже летом…
Мы все уговаривали Настю и Маргариту почитать свою сказку. Но те упирались. Нельзя, мол, показывать неготовую работу, примета плохая…
Арунас вдруг перестал появляться среди нас. Однажды он ненадолго заглянул в театр и объяснил, что «деда Гена хворает, просит не уходить от него, только в магазин да на рынок…».
Сперва такое объяснение нас успокоило. Но дней через пять Ивка спохватился:
– Может, Геннадий Маркович совсем плох, Арунас там с ним один, а мы тут чаи распиваем!
И мы с ним опять поехали к часовому мастеру – выручать его и Арунаса из беды.
Геннадий Маркович оказался дома один. И вовсе даже не больной.
– Здрасте, господа хорошие! А где ваш друг Арунас? Разве он не с вами?
Мы переглянулись. Потом Ивка соврал второй раз в жизни:
– Наверно, он сегодня с девочками. Они в него как вцепятся – целый день не отпускают.
– То-то я вижу: в такую погоду каждое утро торопится из дома…
Мы торопливо попрощались. И шли обратно, не глядя друг на друга. Тошно было, словно в чем-то виноваты.
А в квартале от трамвайной остановки увидели Арунаса. Он шагал по асфальту босиком, закутанный в короткую прозрачную накидку.
Он заметил нас и будто съежился еще сильнее. Остановился и ждал, когда мы подойдем.
И мы подошли. Арунас смотрел вниз и шевелил пальцами ног в мелкой лужице. Дождь щелкал по его накидке и нашим зонтам. Мокрые коричневые ноги Арунаса были в мелких порезах и прилипших травинках.
Ивка наконец сказал:
– Ты, если не хочешь, ничего не говори. Только больше не ври, ладно? Хуже нет, когда друзьям врут…
Арунас потоптался в лужице. И не поднял лица.
– Вы бы все равно… в такую погоду не пошли бы туда… – Голос у него был хрипловатый, как в первый день знакомства.
– Куда? – сказал я.
– Ну, туда… В тот дом…
– Ты ходил в тот дом? Один?! – звонко изумился Ивка. – Каждый день?!
Арунас кивнул.
– Зачем? – сказал я.
– Ну, боялся… вдруг она куда-нибудь денется. И она… будто живая. Скучно одной. Я ее навещал…
– Виолончель? – разом спросили Ивка и я.
– Ну да… – Арунас наконец глянул в лицо Ивке и мне.
Господи, до чего же стало хорошо! Не было за Арунасом никакого зла, никаких грехов. И беды не было! И не связался он ни с какой сволочной компанией, как нам сперва думалось. Появилась у него своя сказка, вот и все. А сказать про нее нам он стеснялся. Или, может, боялся спугнуть эту сказку. Или… Ну, кто его знает? Главное, что мы опять вместе. Без вранья и обид…
Ивка поглядел на его мокрые ноги.
– Ты охрип, потому что босиком.
– Да нет же! Дождик-то теплый! Это я… так…
Наверно, он хотел объяснить, что охрип от виноватости, но не решился.
– Может, все-таки унесем оттуда виолончель? – посоветовал я.
– Да нет же! Она… ну, она как будто не хочет. Скучать будет по дому…
Нет так нет. Ивка тут же нашел выход: