Кровь героев - Колин Александр Зиновьевич (бесплатные книги полный формат .TXT, .FB2) 📗
— Что за рыжая? Галя? — поинтересовался гость.
— Нет, не знаю я эту, — замотал головой Леня и, коснувшись ладонью лба, добавил: — Она вот так мне, а Галя — большая.
Иван Иванович покачал головой.
— Ну, я верю тебе. Верю.
— Я не вру, я… я… это правда.
— Ладно, Лень, ладно, — успокоил «слесарь» Саранцева. — Я же сказал, что верю. Помоги-ка мне лучше. Сними с приятеля твоего штаны.
Парень тревожно посмотрел на Ивана Ивановича, а тот, почти по-приятельски улыбнувшись, повторил свою просьбу, и Леня неловкими движениями расстегнул ремень, обтягивавший объемистый живот его друга, и, кое-как стащил с толстого зада Цасно брюки и трусы.
— Вот молодец, — похвалил Иван Иванович. Достав из сумки наручники, широкую бобину скотча и положив пистолет на ковер, он попросил Леню помочь ему устроить приятеля поудобнее. Вдвоем они обмотали голову актера клейкой лентой, плотно закрывшей тому рот, а затем, положив тело на бок, подтянули коленки Виктора Лаврентьевича, насколько позволял живот, к подбородку. — Опять молодец, возьму тебя в помощники, — заключил «слесарь», защелкивая браслеты на запястьях Цасно, который оказался зафиксированным в позе, наиболее удобной для того, чтобы медсестра могла поставить ему клизму. Иван Иванович извлек из сумки паяльник.
— Что вы хотите делать?! — вскричал Леня, увидев, что «слесарь» с деловитым видом прикидывает, дотянется ли шнур до розетки. Взгляд Саранцева упал на лежавший совсем радом пистолет. Схватив его, парень завопил: — Нет! Вы не сделаете этого!
— Не балуй, Леня, — с деланной сердитостью произнес Иван Иванович. — Положи на место.
— Я убью вас, убью! — чуть не плача кричал Саранцев, сжимая рукоять пистолета в трясущихся пальцах. — На, получай, получай! — Леня несколько раз нажал на курок. В ответ пистолет издал подряд несколько сухих щелчков.
Но страшный «слесарь» остался на месте, а затем, покачав головой, чуть ли не со вздохом сожаления произнес, отбирая у Лени оружие, точно пугач у непослушного ребенка:
— Ты хоть раз пистолет-то в руках держал? Если уж стрелять вздумал, то хоть бы с предохранителя снял. Видишь, вот здесь собачку. — Сдвинув скобу пальцем, Иван Иванович наставил пистолет на Саранцева и нажал на курок. — Пу!
«Слесарь» рассмеялся. Леня открыл глаза, чувствуя, как что-то теплое стекает по его ногам. Он посмотрел вниз и увидел, как светлая материя брюк темнеет, наливаясь влагой.
— Чудак ты, Леня, — с укоризной в голосе произнес Иван Иванович, с ловкостью фокусника доставая откуда-то обойму и вставляя ее обратно в рукоять. — Неужели ты думаешь, что я заряженное оружие без присмотра мог оставить, а?
Саранцев молчал.
— Эх, ты, — покачал головой «слесарь», с некоторой брезгливостью оглядывая промокшие брюки парня. — Хорошие штаны обоссал. Ладно, сейчас в игру поиграем. Я буду тебя спрашивать, а ты на приятеля своего смотреть и отвечать. Да, — добавил он, склоняясь над своей сумкой и доставая из нее вторую пару наручников, — на вот, надень-ка себе на ноги, а то сдуру еще бежать удумаешь… Эк дружок твой жопу-то наел.
С этими словами Иван Иванович воткнул в задний проход певца прямое жало паяльника. Саранцев исполнил приказание своего мучителя и кое-как застегнул на своих щиколотках наручники, за что тот разрешил ему сесть в кресло. Иван Иванович включил стоявший на элегантной фирменной подставке телевизор «Панасоник» и, сделав звук погромче, вставил вилку паяльника в розетку.
Леня почти не слышал вопросов страшного человека, тыкавшего ему в лицо пистолетным глушителем и заставлявшего смотреть, как бьется в ужасных конвульсиях Виктор Лаврентьевич, как широко раскрываются его глаза, готовые выскочить из орбит. «Слесарь» выключил паяльник и вновь начал задавать свои вопросы, на которые у несчастного Лени не было ответов.
Когда штепсель паяльника опять оказался в розетке и пытка повторилась, Саранцев почувствовал, как словно волной подкатило к горлу все содержимое его желудка. Не в силах справиться со спазмом, он согнулся пополам и, содрогаясь, изверг из себя отвратительно пахнувшую массу прямо на ковер под ноги истязателю. Леня даже и не почувствовал, как тот ударил его в темя краем пистолетной рукояти.
Зайцев, который с самого начала был практически уверен в том, что Саранцев говорил ему полную правду, убрал пистолет и достал из сумки остро заточенный такелажный крюк. Если уж большинству тех, чья жизнь прервалась в эти дни из-за пропавших лапотаиковских миллионов, суждено было отправиться в лучший мир схожим (по крайней мере, внешне) образом, пусть и дальше для доблестных правоохранительных органов картина преступления остается прежней. Крюк здесь в самый раз — очень похоже на следы зубов, нож не годится, им так не сделаешь…
«Нет, во всем этом определенно есть некоторый шарм, — усмехнулся Зайцев, деловито кромсая талантливую гортань Цасно. Покончив с ним, Иван Иванович приступил к терзанию несчастного Ленечки. — Картина преступления должна оставаться неизменной».
С этой мыслью «слесарь» принялся собирать свой инструмент.
Никогда еще со времен Завоевания не отправлялось в поход столь могучее воинство крестоносцев. Без малого тысяча рыцарей со слугами и оруженосцами выступила на север под знаменем герцога Гийома Афинского, чтобы помочь деспоту валашскому Иоанну Дуке, чьим землям угрожали полчища Никейца — Михаила Палеолога, дерзнувшего объявить себя императором всех ромеев и взалкавшего воссесть на константинопольский трон, который по праву занимал венценосный Балдуин.
Весь цвет франкского рыцарства оставил свои дома, чтобы сесть в седло и покарать повелителя рабов-грифонов, коими всегда были и продолжали оставаться презренные ромеи. Простившись с женой, дочерью и тремя сыновьями — Ансленом, Анри и маленьким Жоффруа, оседлал своего дестриера и Габриэль де Шатуан.
Два войска стали лагерем друг против друга на равнине между гор Палегонии, и ни одно не рисковало первым ударить по врагу: разношерстный никейский сброд, собравшийся под знаменем брата Михаила Иоанна, из-за природной нерешительности своей, а соединенные силы франков и эпиротов из-за начавшейся еще по дороге свары.
Время шло, а войска пребывали в праздности, что играло на руку грифонам, чьи силы возрастали с приходом подкреплений. Было ли то результатом тайного сговора деспота валашского Иоанна с предводителем никейцев Иоанном Палеологом, или просто вероломство оказалось столь же свойственно эпироту, как всем прочим грекам, но только Дука, решив не испытывать счастья в битве, увел свои войска — трусливо сбежал, не дожидаясь сражения.
Оставшись одни, рыцари креста, для которых сохранение чести всегда было превыше страха смерти, выбрали единственный приемлемый в той ситуации способ обрушиться на противника на полном скаку и, смяв его, прорваться к свободе. По предложению одного из доблестнейших рыцарей из числа тех, кто встал под знамена герцога Гийома, мессира Жоффрея де Брюйера, военный совет принял решение атаковать наемников германцев, чьи кованые латы блистали среди тьмы ромейских пехотинцев и легкоконных лучников турок. Слишком тяжелое вооружение германцев не позволяло их коням развивать должной для рыцарской схватки скорости.
Ощетинившийся длинными копьями клин франков, разогнавшись до галопа, ударил в центр двадцатитысячного никейского войска, выбивая из седел медлительных германцев, ломая копья об их доспехи и мечами прокладывая себе путь к спасению через гущу врагов. И спасение это, хотя и не для всех, но, возможно, для многих, тех, от кого в тот страшный день не пожелала бы отвернуться удача, было бы вполне вероятным, но…
В пылу схватки как франки, так и противники их не сразу поняли, что, подобно ливню, сначала несмело, потом все обильнее, обрушились на них стрелы турок, не щадившие ни врагов, ни союзников. Крепкие двойные кольчуги франков и кованые сплошные латы германцев делали воинов почти неуязвимыми для стрел язычников, чьи подлые жала убивали коней. Так угодил в долгий плен к никейцу весь цвет Романского рыцарства.
