Монастырь - Ширянов Баян (читать полные книги онлайн бесплатно .TXT) 📗
– Да гонишь ты все!
– Да на пидораса побожусь! В натуре видел.
– И чего ты видел? – ехидно полюбопытствовал недоверчивый зек.
– А то и видел. Сплю, значит, вдруг – шаги. Тихие-тихие. Глаза потихоньку открываю, так, чтоб незаметно было, вижу, идет по секции баба. Вся в белом, сама прозрачная, а лицо синее такое. Мертвячка, значит.
Идет она так, словно плывет прямо по воздуху, и подходит к одному из мужиков. Кладет ему руку на лоб а тот, как есть, поднимается и идет за ней. А потом, с утра он весь такой бледный был, как смерть. Я его спрашиваю: «Чего ночью было, помнишь?» А он: «Кошмары какие-то…»
– А не приснилась тебе вся эта бодяга? Бабы, привидения…
– Да чтоб мне век воли не видать! Ты мне не веришь?!
– А иди ты в мать, со своими гонками!
Такого отношения к правдивой истории зек не потерпел и, сжимая гантели, направился к оскорбившему. Николаю не хотелось присутствовать при очередной разборке и он выронил из рук штангу. Та загремела, покатившись по полу и звонко ударилась о бронзовый брусок. Зеки вспомнили о третьем, разом посмотрели в сторону Куля и, пока тот шел за снарядом, зек, рассказывавший про свои видения, прошипел:
– Я с тобой в отряде погутарю!..
Позанимавшись в тишине еще минут пять, Николай бросил это занятие, сполоснулся в душевой на втором этаже и спустился к Шатуну уже посвежевший, хотя и усталый. Прихлебывая горячий чай с плавающими по его поверхности бревнами, Куль мыслями возвращался к разговору в качалке. Мертвяки, бабы… Придумают же такое! И, что странно, многие же верят!
Вообще, в местах лишения свободы человек совершенно иначе начинал относиться к вере и религии. Кулин давно приметил это явление, но принимал его как должное, не задумываясь о причинах. Но, в любом случае, было странно как какой-нибудь бывший атеист, попав в зону, истово крестился при каждом удобном случае. Активизация религиозности выражалась и в наколках. Так, многие наносили на кожу разного рода религиозные сюжеты, начиная от «Сикстинской мадонны» во всю спину и кончая несъемным крестиком на колючей проволоке. Даже такие понятия, как срок или количество ходок находили свое выражение в виде рисунка храма на тыльной стороне кисти, количество куполов которого зависело от числа лет, проведенных за колючкой.
Здесь же, в бывшем монастыре, сам Бог велел обитателям быть верующими. Несмотря на ремонты и работу пидоров по отмыванию стен от зековских рисунков и надписей, на горизонтальных поверхностях во множестве наличествовали разнообразные кресты. Простые, линия с перекладиной, фигурные, с распятым Христом, они постоянно соскабливались и с тем же упорством восстанавливались. Казалось, нет в лагере зека, у которого не имелось бы нательного креста. Подобные изделия были запрещены администрацией, и не носились напрямую, но почти у любого осужденного, если его как следует обыскать, нашелся бы вшитое в одежду распятие или образок на цепочке.
Сам Куль едва прибыл сюда тоже собственными руками выточил себе крестик. Потом купил вольный, освещенный в церкви, во всяком случае, по заверениям продавца, веры которому не было ни на грош. А потом религиозный пыл несколько поиссяк, разве что Николай продолжал изредка крестится на склад, да на особенно тонко исполненные распятия на стенах.
Чай, как и обещал Михаил, заварен был по зековским меркам слабый. Бесконвойник избегал пить на ночь густую чихнарку, зная, что после нее придется маяться без сна полночи. А какая работа с недосыпа?
– Слышь, Куль… – Шатун, судя по вопросительной интонации явно желал что-то узнать, но не решался задать вопрос напрямую.
– Да спрашивай, ты. Мне стучать, сам знаешь, впадлу.
– Что ты думаешь об этом кенте? – речь явно шла об убитом зеке.
– Да, ничего не думаю. – пожал плечами Николай.
– Не нравится мне все это… – задумчиво проговорил бугор. – Висит в воздухе чего-то такое… Неприятное.
– А, брось! – отмахнулся Кулин. – Вон, семейник мой вооружаться надумал. Говорит, скоро чернота покатит актив мочить. Тоже чего-то некайфовое ему глючится. Я, впрочем ему верю. Жопное чувство у него посильнее моего развито, но, один хрен, сдается мне, перегибает он палку.
– Как знать, как знать… – молвил Шатун, – А совет ты дал мне полезный.
Николай сообразил, что бугор имеет ввиду, и еще раз поднял и опустил плечи.
– Ладно, пора мне. – Куль поставил на стол пустой хапчик, взял из кучи карамельку и целиком засунул ее в рот. – Проверка скоро.
Уже подходя к выходу с промки, Николай нагнал другого бесконвойника. Они вдвоем прошли мимо Рака и, молча направились в отряд. Кулин знал, что и другие деятели из его отряда промышляют нелегальным бизнесом, но проявлять излишнее любопытство значило выдать в себе кумовского, а вызывать к себе изменение отношения со стороны других зеков Кулю хотелось в последнюю очередь.
Едва они добрались до входа в локалку, как ДПНК объявил построение на вечернюю проверку. Отстояв и проверившись, Николай покантовался по секции до отбоя, срубал вместе с Семихваловым второй ужин и, дождавшись одиннадцати, завалился спать.
Сон у Кулина обычно был чуткий, но без сновидений. Он проваливался в черную бездну и выныривал лишь утром, за несколько минут до объявления подъема. Но сегодня с организмом бесконвойника что-то случилось.
Сперва Николай попал к себе домой. Он, в вольнячьих шмотках, лежал на диванчике и пытался найти в газете знакомые буквы. Но те скакали с места на место, пока до Кулина не дошло, что он взял газету вверх ногами.
Но едва он начал переворачивать широкий бумажный лист, как тот стал удлиняться и спадать на пол. Интересующая Николая статья съехала куда-то вбок и как не искал он ее на необъятной газетной простыне, материал не находился.
– Да что ты мучаешься? – раздался голос жены. Она вонзила в бумагу финский нож с наборной рукояткой, точно такой же, какой Куль один раз продал Акимычу, и вырезала ровный квадрат.
– На, читай, там про тебя.
Теперь буквы не разбегались и Кулин смог прочесть:
«Ушел из жизни наш дорогой Николай Евгеньевич Кулин. Все родственники, друзья и знакомые приветствуют этот грандиозный шаг. Министерство Внутренних Сношений посмертно наградило героя…»
