Бандит - Латынина Юлия Леонидовна (лучшие книги .txt) 📗
– Понял?
Пистолет нырнул обратно в карман дорогого пиджака, и Нестеренко выпустил волосы доктора. В следующую секунду он распахнул дверцу машины и вытолкнул Пономарева на тротуар. Тот едва устоял на ногах. «Москвич» взвизгнул, сорвался с места и в мгновение ока исчез за поворотом.
Пономарев стоял, шумно вдыхая раскаленный воздух и почему-то держась рукой за сердце. На балконе пятиэтажки толстая женщина поливала желтые, хиреющие в горшке помидоры. Какая-то старуха рылась в помойке. Вывернувшаяся из-за перекрестка машина, отчаянно взвизгнув тормозами, замерла перед большой пробоиной в асфальте, образовавшейся, судя по надписи на заборчике, в результате жизнедеятельности ремонтно-эксплуатационного управления № 5. Заборчик был сбит и валялся в самой пробоине.
«Вот тебе и мороженое, – думал про себя Пономарев, растерянно сжимая в кармане брюк толстую пачку ненаших денег, – вот тебе и возвращение капитализма!» Выпустив деньги, он передвинул руку чуть ниже и с огорчением обнаружил, что встреча с акулой частного бизнеса не прошла для него даром: хирург напустил в штаны.
Вздохнув, доктор Пономарев отложил мысли о посещении магазина и направил свои стопы прямо к дому, пересчитать деньги и переменить белье.
Глава 7
Ровно в шесть вечера Саша Шакуров, шагая, как автомат, вышел из дому. Накрапывал мелкий дождик, но асфальт, разогревшийся за день, оставался сухим: было так жарко, что капли испарялись с него, как с горячей сковородки. В воздухе было нестерпимо душно и влажно, и бедный пи-капчик, словно предчувствуя свое расставание с хозяином, никак не желал заводиться. Наконец мотор чихнул и заработал. Шакуров медленно отжал сцепление и включил первую передачу.
Едва машина Шакурова уползла за арку, из-за угла, мягко урча форсированным двигателем, выкатился зеленый «Москвич» и проследовал через ту же подворотню, что и Шакуров.
Через пять минут Шакуров запарковал свою «Волгу» между двумя цветущими тополями в небольшом дворике и стал ждать. Он ждал десять минут, двадцать – Валерий все не шел. Шакурову хотелось с ним встретиться.
Наконец прошло полчаса. Шакуров вздохнул и вышел из машины. Он спрятал ключи в самый дальний угол бардачка, утопил защелку задней дверцы и с силой захлопнул машину. Дождь уже перестал. Воздух был такой влажный и плотный, что, казалось, его можно было выжимать, как половую тряпку. Шакуров повертел головой. Все было спокойно. Только двое мужиков забивали «козла» в скверике напротив, да толстая такса на длинном поводке выгуливала свою хозяйку.
Какой-то залетный дрозд уронил свою какашку на вычищенное лобовое стекло «Волги», и от этой последней несправедливости Шакуров чуть не заплакал. Он втянул голову в плечи и поспешил прочь со двора.
Двое мужиков, забивавших «козла», были Борик и некто Пашка, запарковавшие свой «жигуль» с другой стороны могучей дворовой стены.
Они переговаривались.
– Не заметят? – спросил Пашка.
– Ничего, с умом мужик выбрал дворик, – ответил Борик, – ни черта из-за стены не видно.
Помолчал и добавил..
– Плохо дело, – сказал он Пашке, – зачем он этого парня в ментовку вздумал сдавать. На нас воры и так косятся, а теперь все загалдят, что мы против понятий. – Да не загалдят, – пожал плечами Пашка, – он же лох необутый, мороженщик. Если бы мы своего сдали… – Мороженщик? – пробормотал Борик. – Что-то больно крутая пушка у этого мороженщика…
И зевнул: – От черт! Долго нам еще тут загорать? Мне еще пленку проявлять – которую я у Шутника отщелкал…
Наконец Шакуров покинул дворик. Борик неторопливо поднялся со скамеечки, дошел, поддерживая одной рукой спортивную сумку, до пикапчика и наклонился, чтобы завязать шнурок.
Завязав шнурок, Борик поставил на машину вещь, тогда еще новую для Москвы – магнитную мину.
Затем друзья вышли из дворика, погрузились в свой «жигуль» и уехали. Отзвонив с ближайшего работающего телефона Рыжему, они получили от него новое задание.
В то время, как Борик снабжал тачку Шакурова устройством, несовместимым с долговременным и безопасным пользованием автомобилем, их собственная тачка стояла в соседнем дворе под присмотром надежнейшей ультразвуковой сигнализации с антиграббером.
Место было действительно выбрано Валерием с умом – не только дворик был надежно скрыт от посторонних глаз уличных прохожих, но и улица была совершенно не видна тем, кто находился во дворике.
Поэтому, пока Борик и Санька злоумышляли над бедным белым пикапом, к их собственной тачке, не особенно таясь, подошел молодой человек.
Он неторопливо отвернул у машины фару и, поковырявшись, укрепил там последний оставшийся у него «жучок». После чего фара была завернута, и надежная сигнализация никак не отреагировала на происшедшее, ибо внутреннее пространство салона осталось целым и невредимым.
Несмотря на спешно выкрашенные в черный цвет волосы и замотанный вокруг талии шарф, придававший молодому человеку чуть грушевидные очертания, внимательный наблюдатель мог узнать в этом парне Валерия Нестеренко.
Весь день Иванцов был ни жив ни мертв. Следователь, сняв с него показания, посоветовал ему ехать домой и даже предложил служебную машину – собственная «Волга» Иванцова с побитой фарой тут же отправилась в ремонт. Кстати, усердные гаишники трижды останавливали ее на дороге. Однако, к изумлению сослуживцев и следователя, ехать на милицейской машине Иванцов отказался.
Было уже семь часов, когда Иванцов спустился вниз, поигрывая ключами от казенной «девятки», – он специально забрал ключи еще днем. В семь пятнадцать Иванцов запарковал машину у «Трен Моса», где и просидел двадцать минут. Ему подали ужин. Сначала он уставился в тарелку так, словно видел ее в первый раз в жизни, но есть ничего не стал. Потом ему в голову пришла какая-то мысль, и он попросил официанта упаковать ему с собой пирожных, коробку конфет и крупных оранжевых апельсинов. Пакет был немедленно вынесен. Иванцов сунул пакет под мышку, расплатился с необычной для него щедростью и немедленно покинул ресторан.
От Кропоткинской Иванцов выехал на Кольцо, оттуда через Красную Пресню пробрался к Хорошевскому шоссе, проплутал по закоулкам и наконец выехал на довольно широкую, раздолбанную грузовиками дорогу. Он ехал осторожно, так что автомобили то и дело обгоняли его, заплевывая стекло строительной грязью, и три или четыре раза скверно работавшие «дворники» долго не могли эту грязь извести – трижды Иванцов вставал к обочине и протирал лобовое стекло. Каждый раз при этом он приглядывался к номерам домов и тут же консультировался с разложенной на соседнем сиденье и выученной наизусть картой.
Там же, на переднем сиденье, пребывал пакет с фруктами.
Наконец высокие и белые дома кончились, начались бесконечные гаражи, безлюдные и ржавые, – целое море железных домиков, похожих на склепы. Иванцов свернул по разбитой дорожке налево, потом направо, потом опять налево и приехал.
Перед ним, перегородив дорогу и светя ближним светом в ночной московской тьме, стояли два автомобиля – «шестерка» и «Вольво».
Иванцов заглушил двигатель. Тут же откуда-то из темноты бесшумно выступили люди. Иванцов услышал, как кто-то передернул затвор автомата. Кто-то распахнул дверцу автомобиля, кто-то выволок Иванцова наружу и поставил «знаком качества». Иванцов почувствовал, как руки бандитов шарят под его пиджаком в поисках оружия…
– Чистый! – пророкотало над ухом, и в то же мгновение Иванцова, не церемонясь особенно, швырнули на заднее сиденье «Вольво». Человек, сидевший на том же сиденье, щелкнул зажигалкой, поднося ее к сигарете, – Иванцов узнал Рыжего.
– Где мой сын? – спросил Иванцов.
– А где Нестеренко?
– Откуда я знаю, где Нестеренко! Он преступник? Преступник! В розыске? В розыске! Что вам еще надо?
– Мы как договаривались, Юрий Сергеич? Нестеренко в камере – сын в квартире. А где Нестеренко? – Да откуда ж я знал, что он сбежит! От трех ментов сбежит!
