Гражданин тьмы - Афанасьев Анатолий Владимирович (книга регистрации .TXT) 📗

— Милочка, вы хоть думаете, что говорите?

— Что такое, Зинаида Андреевна?

— Да я не знаю, чем зарплату платить… Извините, Надежда Егоровна, вы где работали раньше?

— По-всякому бывало… Какое это имеет отношение?..

— Такое, милочка, что у нас солидное учреждение. Кто же вам позволит выходить за рамки сметы? Чтобы открыть новый счет, потребуется решение координационного совета.

— Понятно… Но ведь жалко стареньких. Им тоже хочется молочка с хлебушком.

— Коли вы такая жалостливая, выходите с предложением наверх.

— Куда наверх?

Бухгалтерша не ответила, на мгновение остекленела и, сокрушенно разводя руками, удалилась.

Несколько раз я пыталась связаться с Лякой, но у нее дома никто не отвечал, а сотовая трубка сообщила, что абонент вне предела досягаемости. Набравшись духу, я позвонила Ивану Захаровичу в банк «Анаконда». Он узнал меня, но держался как-то скованно. Учтиво поинтересовался, все ли у меня в порядке, но когда я начала жаловаться, тут же перебил, сказав, что у него совещание и не могла бы я перезвонить в другой раз, через денек-два.

— Иван Захарович, — заспешила я, — никак не могу найти Ляку… Не подскажете, где она? Ответ получила поразительный:

— Надин, дружочек, а разве вы с ней не в турпоездке?

Я положила трубку. Абсурдность происходящего меня не смущала, наоборот, вдохновляла. Я не вчера родилась и хорошо усвоила, что в этой стране шуршание больших денег всегда сопровождается потусторонними явлениями. Но такими они кажутся только непосвященным.

Примерно на десятый день Геннадий Миронович явился в офис какой-то всполошенный. Мне даже показалось, что и Мосол пришел вместе с ним. Секретарша Вадик-Таня, как было заведено, подал кофе с ликером, и Шатунов выставил его за дверь, дружески потрепав по заду. Обратил на меня злые очи:

— Ну, Надюха, готова?

— К чему, Гена? Хочешь прямо здесь?

— Не до озорства сейчас. Пора выходить на Иванцову. Из-под очочков посверкивали голубоватые лучики, огромной пятерней почесал под рубахой грудь в том месте, где, я помню, любовалась, — вытатуированы два летящих ангела.

— Как это, Гена, выходить на Иванцову? Долго смотрел на меня, словно не узнавая, потом выпил ликеру, поморщился — ах, не водка. Мосол явно пробивался наружу, в кабинете это случилось впервые.

— Слушай сюда, Надюха. Ведено ускорить процесс. Подробности тебе знать необязательно. Надо заручиться закорючкой Громякина. С ним договоренность давно имеется. Твое дело — толчок через Иванцову.

— Какой процесс, Геночка?

Психанул. На скулах запрыгали желваки. Мосол почти вышел из-под контроля, но мне это было на руку. С ним управиться легче. Вор в законе податлив на ласку и на слезу. Тем более связан воровской клятвой.

— Ядовитые вопросики задаешь. По рогам хочешь схлопотать?

— Почему сразу по рогам? Мосолушка, ты меня больше не любишь?

Зыркнул по сторонам, заглянул под стол (тюремная привычка), а я застенчиво перебралась к нему на колени.

— Правда, Мосолушка… я же ничего не знаю. Сколько можно играть втемную? По-человечески пойми меня как женщину.

— Здесь я тебе не Мосол, а Геннадий Миронович. Заруби на носу.

Бодрился, но на самом деле уже потек. Рожа побагровела. Еще секунда — и ринется запирать дверь.

— Звони той падле. Дело срочное. Не терпит отлагательств. На заметке у Мудрика.

Я пересела на стул. Нельзя доводить до крайности. Из Мосолка можно что-нибудь выудить, именно когда он в промежутке между желанием и самим половым актом. Когда свое возьмет, только рычит удовлетворенно. Точно так же от Геннадия Мироновича, его двойника, можно что-либо узнать, когда он в уме пересчитывает купюры. В этот момент на его смурной морде появляется мечтательное выражение, как у лунатика, и он теряет самоконтроль.

— Мосол Миронович, вот мое последнее слово. Скажи что за процесс и кто такой Мудрик? Тогда позвоню Иванцовой. Хотя мы с ней никакие не подруги, сто раз говорила.

— Не знаешь, кто такой Мудрик?

— Откуда?

— Любопытно. Что ж, тут секретов нету. Главный наш куратор из «Дизайна». Кто же еще?

Чтобы не выдать удивления, я опустила глаза. Значит, вот оно что! За всей этой хреновиной стоит блистательный Гай Карлович Ганюшкин. Как же, наслышаны. Больше того, имели честь. Незабываемое воспоминание. Роскошная загородная вилла, теплый вечер, массовая сходка не помню по какому случаю. Я вся от Версачи, распаленная, благоухающая, соблазнительная, как тысяча наяд, в сопровождении молодого преуспевающего фирмача. Не помню, как зовут, но помню, что через месяц от него остались только мозги на стене в подъезде. Музыка и фейерверки, реки шампанского — и к нашему столику подходит импозантный господин в сиреневых шортах, в голубой детской маечке, с волосатой грудью, со свекольньм лицом, улыбается, поводит во все стороны хищным носярой, будто принюхивается, и говорит человеческим голосом: "Однако… Кто ты, прекрасная незнакомка?" И я, дерзкая, в ответ: "Мужнина жена, благородный принц".

Продолжения не было, но могло быть. В этом смысле девушку не обманешь. Пока обменялись любезностями, он раз пять меня изнасиловал, не вылезая из шорт. Ножищи массивные, волосатые, глаза вытаращенные, как у таракана, — блеск. Но, видно, не судьба. Так бывает: если сразу не получилось, потом не наверстаешь. Магнат, нувориш, надежда демократии, член Семьи, покровитель сирых и убогих, кровопийца из кровопийц, короче — лакомый кусочек. Корпорация «Дизайн-плюс». Разумеется, я не знала, чем конкретно они занимаются в этой корпорации, мне ни к чему, но, как каждый рядовой обыватель, понимала: грабят очень успешно. Спускают с нас шкуру за шкурой без всяких даже обещаний оделить новой, пусть похужее. Я не жалела об упущенной возможности. С такого человека, как Ганюшкин, при везении можно, конечно, слупить на несколько лет безбедной жизни, но легко и башку потерять. Сколько милых, привлекательных девочек, полных светлых надежд, исчезают бесследно в районе их Питания… В тот раз убереглась, сейчас, похоже, прижучили.

— Значит, наш «Купидон» принадлежит "Дизайну"?

— Какая тебе разница?.. Давай звони. — Мосол набычилcя, решив, что ляпнул лишнее.

— А процесс? Какой процесс? Чем торгуем?

— Зачем тебе?

— Как зачем? Иванцова спросит, что отвечу?

— Не спросит… Она в курсе, как и Громякин. Только кочевряжатся пока. И хочется и колется. Фраера паскудные… — Мосол с сожалением разглядывал бутылку водки, которую я выставила на стол, — Не тяни, Надька. Поджимает под дыхалку.

С Олькой мы не виделись года два, но иногда созванивались. Звонила всегда я, ей без надобности. Она так высоко летала, что не до прежних школьных подруг. Хотя, если по правде, когда-то нас связывали близкие отношения. Мы даже невинность потеряли в один и тот же день в девятом классе, от одного и того же партнера, десятиклассника, который на этом делал маленький бизнес. У него и кличка была соответствующая — Коля Елдак.

Кстати, я тащилась от Олькиного папани, деликатнейшего Анатолия Викторовича. Если бы попросил, дала бы без разговоров, но тогда об этом и речи не могло быть. Десять лет назад россияне еще не избавились от совковых предрассудков, и если бы я кому-нибудь призналась в своем желании, просто сочли бы извращенкой. Я тоже думала, со мной что-то неладно. Уже попозже, поднабравшись западного ума, поняла, что это вполне нормальное чувство: страсть к отцу, к брату, к родителям подруги и так далее. Все описано у Фрейда. Анатолий Викторович, сам того не подозревая, действовал на меня как удав на кролика. Трудно, наверное, назвать это влюбленностью, да я до сих пор не знаю, что такое влюбленность, но когда он своим профессорским рокотком произносил что-нибудь типа: "Надин, радость моя, не холодно тебе в этой курточке?" — у меня, несчастной, внизу мокрело. Ах, где ты моя молодость, буйство глаз и половодье чувств…

Другое дело — ее брательник Виталик. Он-то как раз делал попытки. Самовлюбленный болван. Даром что теперь мебелью торгует, а ему бы деревянной башкой орехи колоть. На дух не выношу таких самоуверенных красавцев. Жаловалась Ольге: "Если твой полоумный братец еще раз полезет, не обижайся, подружка, яйца оторву!" Хохотала, стерва: "Отрывай, не жалко".