Оперативный псевдоним - Корецкий Данил Аркадьевич (книги онлайн бесплатно без регистрации полностью TXT) 📗
И опять он знал, что говорит, поэтому слушали его снова с исключительным вниманием и интересом.
– Но тогда нужна целая бригада! Чтобы отследить Терещенко, предугадать его маршрут, подвести объект... И непрогнозируемый риск... Ведь этот парень вполне мог вместо банка попасть в морг! – высказался Ходаков, и остальные посчитали его мысль очень логичной и здравой.
– А почему не может быть бригады? – стоял на своем Тимохин. – И риск в таких случаях обычное дело. Кто не рискует, тот не выигрывает... К тому же...
Он задумался – говорить или нет. Решил сказать.
– Возможна ситуация, когда не нужна никакая бригада, да и риск сведен к минимуму...
В кабинете наступила звенящая тишина. Присутствующие здесь люди мыслили одинаковыми категориями и сразу поняли, о чем идет речь.
– Да, если наш друг Терещенко действовал в спарке с этим... Лапиным.
Вполне нормальная рабочая версия. Она тоже нуждается в отработке.
– И сам себя довел до инфаркта? – не поверил Слепцов. Он был технарем и не знал всей глубины подлости человеческой натуры. Зато все остальные знали и не выказывали удивления.
– Это обычный случай для разоблаченного предателя, – сказал Тимохин.
И, обращаясь к Ходакову, распорядился:
– Тщательно обыскать его кабинет, хорошо проверить квартиру. Предлог: внезапная болезнь и пропажа секретных документов.
Потом перевел взгляд на Слепцова.
– Ваше заключение по этой истории.
Тот помялся, хотел пожать плечами, но, очевидно, почувствовал раздражение шефа и воздержался.
– Мое мнение, что всему виной нарушения психики испытуемого. Отклонения реакций скорее всего отражение опосредованной информации: что-то видел по телевизору, что-то в кино плюс книги, газеты, чьи-то рассказы.
Дефекты сознания превращают опосредованную информацию в прямую: он воспринимает увиденное и прочитанное как пережитое. В психиатрии этот эффект называется «искаженное эхо». Если он живет в фантастическом мире, который считает настоящим, то это все объясняет. Точнее, все, кроме прямых линий на экране.
– А если прямые линии – это блокада памяти? – спросил Тимохин, и выражение лица говорило, что он вполне способен принять и эту версию в качестве рабочей.
Не удержавшись, Слепцов в очередной раз пожал плечами.
– Я никогда с этим не сталкивался. И ничего не слышал.
– И я ничего не слышал, – кивнул Ходаков.
– И я...
– Я тоже не слышал.
– Не слышали, значит. – По взгляду Тимохина Нетрудно было понять, что, борясь на периферии с диссидентами, церковниками и антисоветчиками, трудно услышать о блокаде памяти.
– А мне доводилось пару раз... Глухие такие слухи... Может, утечка информации, может, «деза», может, выдумки... Но это дело очень серьезное. За ним может стоять только государство в целом. Наше или не наше – другой вопрос. А этот тип разбирается и в спецтехнике, причем очень засекреченной.
– Даже если блокада существует, она маловероятна, – негромко проговорил Слепцов. Было видно, что ему очень не хочется возражать начальству.
– Потому что прямые линии на вопросы о родителях... Тогда придется предположить, что блокаду ему ставили дважды, причем первую – в раннем детстве.
– Может, блокада есть, может, ее нет, – размеренным тоном начал Тимохин. – Может, Лапин блокирован, может, просто псих. Может быть, его фантазии есть реальная жизнь, а реальная жизнь – всего лишь фантазия. Может быть все что угодно. Но микропередатчик под столом для совещаний не фантазия, а самая что ни на есть реальность.
– Так какую версию мы будем отрабатывать? – не очень почтительно спросил Ходаков. – Если он не связан с криминалом и не заслан к нам специально... Что он – иностранный шпион?
– Вы видели радиомикрофон в кабинете председателя? – вопросом на вопрос ответил Тимохин. – Кто его установил? В принципе это мог сделать любой из сотрудников. Но раньше подобных фактов не было. Стоило появиться Лапину – вот вам радиозакладка. Совпадение? Возможно. При тестировании ряд странностей выявлен у того же Лапина. Тоже совпадение? Может быть.
При опросе на полиграфе неискренность и прочие странности отмечены у того же Лапина. Совпадение? Не исключено. Но совершенно ясно, что этот парень должен стать объектом самой тщательной отработки. Так?
– Так! – кивнул Ходаков, и подчиненные тоже согласно кивнули.
– Шиян и Колосов едут на квартиру, без шума снимают его и привозят сюда. Вежливо, культурно, без явно выраженного насилия, предлог: уточнить кое-что в связи с внезапной болезнью Пал Палыча. Версия для милиции: после его ухода пропали дубленка и шапка Терещенко, тот так расстроился, что попал в больницу. Это оправдывает наши действия в случае чего...
Тимохин сделал паузу.
– А Василий Иванович отправится в психиатрическую клинику и соберет там все что можно на нашего гостя. Вы ведь в свое время курировали эту лечебницу?
Ходаков нехотя кивнул.
– У вас хорошая память, – по тону чувствовалось, что он не гордится тем периодом своей работы.
– Если нет вопросов, прошу приступить к работе, – закончил совещание Тимохин. Подчиненные гуськом вышли из кабинета.
Бывший контрразведчик придвинул к себе документы Лапина. Попытка инфильтрации налицо. Модификация личности – налицо. Враждебная деятельность – налицо. Все остальное имело второстепенное значение. Охотничий азарт овладел Тимохиным. Контрразведчики не бывают «бывшими». Потому что профессия въедается в кровь и плоть намертво. И по сути, то, чем они занимались сегодня, ничем не отличалось от обсуждения стандартной контрразведынательной операции, которыми они занимались всю жизнь.
Только раньше они работали на государство, а теперь на Юмашева. И на себя. Но законы подобной работы одинаковы: врага надо обезвредить. И если нет возможности посадить его на скамью подсудимых, его следует ликвидировать. «Стереть», «спустить», «терминировать» – язык профессионалов знает много синонимов.
– Никого не нашли! – с порога сообщил Митяев. – Проверили две машины, да еще одна отъезжала, пришлось преследовать... Пусто! Может, где-то поблизости квартиру сняли и засели тихохонько... Надо бы ввести сетевой контроль, но где людей взять? Это не прежние времена...
– Юмашеву докладывал?
– Еще нет.
– Ну пошли вместе, надо же решать...
Они пошли к шефу, но тот разговаривать в помещении отказался.
– Вы же ворон ловите! – раздраженно бросил Владимир Николаевич, надевая длинное приталенное пальто. – Тут, может, под каждой паркетиной магнитофон вмонтирован!
– Это Терещенко прошляпил, – попытался оправдаться начальник СБ, но Юмашев не захотел слушать.
– С тем разгильдяем все ясно, он у нас не работает! Я о тебе говорю!
– Палец с ухоженным ногтем обвиняюще уставился в Тимохина. – Что было бы, если бы в здании ПГУ обнаружили «клопа», когда ты отвечал за внутреннюю безопасность? Ну скажи!
– Ясно что... Увольнение без пенсии, а то и трибунал, смотря в какие годы, – хмуро ответил тот.
Митяев чуть отступил назад, как бы давая понять, что он тут совершенно ни при чем. Но Юмашев заметил эту уловку и немедленно дал ей оценку.
– И ты тоже хорош! Где же твоя разведка? Ты должен был распознать их планы, еще когда они обсуждали их у себя!
Кто такие «они», председатель не уточнял, а начальник информационной службы не спрашивал.
– Ладно, – успокоился внезапно Юмашев. – Слава Богу, не война. Врагов у нас нет, чего скрывать? Только коммерческие тайны...
Митяев вытаращил глаза, а Тимохин понял все безошибочно. Понял он и то, что шеф возьмет с собой его одного.
– Давай, Сергей Павлович, собери людей, и прочешите все здание. Начните с кабинетов – по степени важности, потом коридоры, вспомогательные помещения, чердак, подвал, двор. Работайте хоть всю ночь, но к утру надо закончить.
– Понял, – четко ответил Митяев.
– А я прокачусь к Матвею Фомичу. Есть одно дельце...
Пальцем Юмашев незаметно показал Тимохину, чтобы он следовал за ним.
