Банкир - Катериничев Петр Владимирович (прочитать книгу .txt) 📗
— Да кто чего. Кто — самостоятельной жить, да ни в чем себе не отказывать, кто — дом полную чашу, да чтобы муж смирный и непьющий… А кто — просто в жизни как-то устроиться…
— Просто и как-то… Нет, не хочу. Только счастливо!
— И не меньше?
— И не меньше!
— Девчонка… Ты ведь даже не Лена. Ты — Аленушка… А не боишься?!
— Чего?
— Терять.
— А есть что?
— Да. Иллюзии. Молодость.
— Иллюзии, я думаю, штука наживная. А молодость — и так пройдет.
Галя помолчала… Хмыкнула:
— Везет тебе…
— В чем?
— Да это я так. Дрыхнуть давай валиться. Хорошо, что суббота, на работу не идти.
— Может, я в общагу поеду?
— А что ты там сегодня забыла?
Лена прожила у Гали неделю. Пока не выздоровел Лешик. И потом они не расстались…
…Лена вздохнула. Шесть лет пролетело, как один день. И даже меньше. И — что? Была любовь? Было счастье? Два раза ей так казалось. Просто… Просто потом вдруг получалось, что этим мужчинам в действительности — только до себя… Да и вообще… Почему… Почему всем не до нее?..
Нет, жаловаться на невнимание, отсутствие интереса к себе или популярности Лена не могла. И знала, что многие провинциальные девчонки отдали бы не шесть — шестнадцать непрожитых лет только за то, чтобы иметь такое положение…
Фотомоделью она стала. Пусть не «топ», но достаточно популярной, чтобы ни в чем особенно не нуждаться. Тем более «диких» запросов она не имела и понимала, что чудачества здешних «звездочек» ТВ — будь то пьяная разборка с милицией, гулеванная жизнь или смена дорогих авто или не менее дорогих мужей — не более чем часть хорошо продуманного рекламного сценария… И порою этих девчонок Лене было по-настоящему жалко: какой бы праздничной ни казалась их жизнь «под сенью рампы», сама она постепенно и неуклонно превращалась в какой-то рекламный ролик неизвестно чего… А девчонки — в обыкновенных кукол, которых, поигравшись, задвинут в темный и дальний чулан, чтобы не вынимать потом уже никогда… Так проходит мирская слава?..
И себя — тоже жалко…
Вот блин! Лена Одинцова, если рассудить здраво, мучилась самой обыкновенной дурью… Но… Счастья-то не было. Разве это не важно — когда нет счастья?
— Одинцова, знаешь, в чем твоя проблема? — спросила как-то Галя.
— Умничаю много?
— Да нет. Просто… Ведь выдуманный мир тебе куда ближе существующего.
— Разве?
— Угу.
— Галь… Но ведь люди все придумывают себе мир. Каждый — свой. И живут там, внутри, а не вовне.
— Да и это бы ничего, Аленка. Только… У тебя, получается, два хобби и ни одной профессии. По нонешним временам — не тянет ноша?
…Вообще-то Галя Петровна была права. После того лета в училище Лена уже не возвращалась. А поступила на филфак педуниверситета. Училась себе влегкую, на жизнь хватало заработков модели… Но Галя была права — сто, тысячу раз! Она не стремилась ни к карьере модели, ни к углубленному изучению литературы или филологии… Хобби… Или — стиль жизни? Одинцова понимала, что так, наверное, нельзя, — девочки вокруг ставили цели и старались их достичь… А ей все казалось, что она проживает какой-то подготовительный период, словно школьница — основы знаний и навыков… Вот только не знала зачем… Единственное, чего она опасалась, — это, поторопившись, стать совсем не на ту тропочку и — попасть в колею… Оглядываясь вокруг, девушка видела, сколько людей упорно и безнадежно тащат неподъемные возы обязанностей, обязательств, тягостных привязанностей к нелюбимым людям… А она… Она уже почти год жила без разочарований. После того как рассталась с Александром. Как он выразился:
«Лена, мы же современные люди…» А вот интересно все же, сколько миллионов раз мужчины повторяли эту фразу женщинам, которым оказались неверны, — в десятом веке, в шестнадцатом, в девятнадцатом… «Мы же современные люди… В шестнадцатом веке живем!»
Да, она жила без разочарований, но… Очарований не было тоже. А так хотелось!
А вчера…
Глава 13
…Вчера ей захотелось любви. Нет, секса тоже, но любви — больше. А тут позвонил Владимир Олегович — их познакомила на какой-то вечеринке та же Галина Петровна — статный сорокапятилетний мужчина; при первом взгляде на него Лена подумала: «Крутой». И тут же добавила про себя: «И очень опасный».
Он говорил по телефону довольно неуклюжие комплименты, Лена рассеянно оглядывала стены квартиры — несколько офортов, сиреневые астры в старинной серебряной вазе, «германский трофей», как гордо пояснял старик пенсионер, сдававший ей квартиру… Она представила одинокий вечер с книгой, и стало так тоскливо… А почему бы и нет?..
Владимир Олегович заехал за ней в шесть. Предложил на выбор несколько ночных клубов, но Лена попросила: «Поехали к Анушкову».
Лев Иванович Анушков, бывший когда-то профессором русской филологии, теперь содержал небольшой клуб; поскольку там не было ни стриптиза, ни девочек, ни эстрады и разойтись с купеческою удалью «новым» было просто негде, то туда они заворачивали крайне редко. Вместо эстрады там пели барды, начинающие таланты, выступали с рассказами немодные юмористы и эссеисты; единственное, за чем следил Лев Иванович ревниво, так это за качеством репертуара, профессионализмом исполнения и простой хорошей кухней. Кушанья подавались исключительно обычные, но приготавливали их замечательные мастера. Казалось, затея Анушкова была обречена изначально, однако состоятельные люди довольно быстро оценили особый вкус, аристократизм и тонкую изысканность клуба и стали поддерживать и его престиж, и его статус. На мини-автостоянке, как правило, не бывало ни «Мерседесов-600», ни модных ныне джипов; располагались там тридцать первые «Волги», «шевроле», «вольво» и редко — «порше», ежели кто из молодых интеллектуалов, сумевших сколотить и отстоять капитал, заворачивал на огонек отдохнуть душой. Да, назвал Лев Иванович свое детище также непритязательно:
«Огонек».
Владимир Олегович оказался кавалером внимательным и галантным. Но, похоже, растерялся: внешность фотомодели не вполне гармонировала с тем, что девушка являла собою на самом деле. Начал он, как принято у сильного пола, с воспоминаний о недавнем отдыхе на Маврикии, но, в отличие от многих, мгновенно уловил ироничную реакцию девушки и «перевел стрелку»… Минут десять он «порхал» по тематике: модельный бизнес, кино, эстрада, музыка, живопись, пытаясь найти то, что ей интересно. Лена не мешала. Ей было забавно наблюдать словесные эквилибры человека почти вдвое ее старше, пока он не спросил грустно, вдруг:
— Лена, извините… Я что, совсем неинтересен вам? И ей вдруг стало жалко этого преуспевающего мужчину — даже не сам вопрос, его тон выдавал такое абсолютное одиночество… И даже не важно, что у него была жена, двое уже выросших детей, несчетное количество денег… Наверное, при них он стал свободнее, но стал ли счастливее?.. Одинцовой стало стыдно.
— Конечно интересны…
И она вдруг поняла, что мужчина, как и она сама, давно не ищет ни веселых приключений, ни легких побед на «постельном фронте»; ему нужно было сочувствие, понимание, любовь… Как и ей… Вот только… За плечами у него было слишком много прожитого одиночества, слишком много всего, чем он не мог поделиться ни с кем, будь это друг (если таковые еще у него остались) или любимая… А значит… А значит, он так и останется одиноким, всегда, и не сумеет помочь ее одиночеству… Хм… Это что, и есть теперь «новое русское счастье» — жить с полными карманами денег и затаенной тоскою в глубине глаз?..
А на сцене пел, аккомпанируя себе на гитаре, молодой совсем парень в светлой замшевой куртке, с длинными, чисто промытыми волосами, которые картинно падали на плечи… Не парень — просто рекламная картинка биошампуня «Джонсон и Джонсон». А пел — хорошо…
Я порою кажусь себе старым — молчалив, одинок и строг.
Двадцать три — ведь уже немалый и вполне подотчетный срок.
Все приму, ни о чем не жалею, ничего не хочу повторить — Я, наверное, стал мудрее, в пустоте научившись жить…
