Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
«Дружина» была в полном составе; с дубинками, топорами и двумя ружьями, в плащах или в непромокаемых куртках из синтетики парни изобразили под руководством Хронова «оцепление», хотя теперь-то в нём не было никакой нужды — что и от кого «оцеплять»? Хронов был деловит и деятелен, его покрикивания слышались теперь из «трапезной», куда стаскивали раненых бандитов.
Борис Андреевич, увидев Владимира с автоматом на плече, стал сама любезность и внимание. За ним отсвечивали юрист и журналист. Видно было что они не знали чем себя занять, а возиться с трупами и ранеными считали ниже своего достоинства.
Староста был доброжелателен и очень многословен:
— Как ты, Володя?.. О, автомат!! Не ранен? Вовчик как, Катерина, где они? Батюшка? Сколько погибших, боже мой!!.. — староста сокрушённо качал головой, — Вовчик, дорогой! Что с руками?? Это всё эти мерзавцы? Ах ребята-ребята! Что ж мы мокнем! Володя! Пойдём куда-нибудь под крышу. Склад? Нет, там слишком людно. В церковь этих, недобитков сносят. Может быть поднимемся к батюшке, он у себя?.. Вадим Рашидович где? Пойдём-пойдём, Володенька, расскажешь всё, мне ж Громосееву звонить; я уже его предварительно проинформировал, он собирает своих и сразу выезжает, но, конечно, не в ночь… Вова, ты с самого начала тут был? Пойдём, пойдём к батюшке, там всё расскажете! Володя, автомат-то… чей? Ну, неважно, потом расскажешь. Ты его, может, вон ребятам отдай, что нас охраняют… Ну-ну, нет так нет, я же ничего. Пойдём к батюшке? Так, Серёжа, Вениамин Львович, вы с нами? Да-да, надо, как представители общественности, такскаать. Идём?
Вся группа зачавкала по грязи к входу на второй этаж. Староста приотстал, всё оглядываясь на тела во дворе, и, как услышал Владимир, по своему обыкновению вполголоса пробурчал:
— О поле-поле, кто тебя усеял мёртвыми телами…
Чтобы сразу не было разночтений, чтобы поставить все точки над «i», Владимир, также приотстав, сообщил:
— Это я. Усеял, так сказать, телами. В порядке самообороны. В чём ни чуть не раскаиваюсь.
— Оно понятно, оно понятно, Володя… А автомат, Володенька? Видели тебя, Володя, с автоматом-то…
— Кристинка, что ли, с Инной?
— Не только, Володя, не только…
Владимир вздохнул. Врать было бессмысленно, говорить правду — немыслимо. Сказать что привёз автомат ещё из города? А в городе где взял? Нашёл под забором? Почему не сдал? После побоища в Никоновке и пропажи там дембельского оружия, да кто поверит? А, собственно, да пошли они! Кому и чего ради доказывать?? И он, нагло (как советовал Вадим) глядя в добрые глаза Бориса Андреевича, заявил:
— Да ВРУТ ОНИ ВСЕ. Показалось им. Не было у меня автомата.
— Как же так, Володенька, ведь вся улица ви…
— … не было и всё. ВСЕМ ВСЁ ПОКАЗАЛОСЬ! А автомат — здесь отобрал! — и перехватил поудобнее оружие. Собственно, это и сняло последующие вопросы об оружии. Как и то, что на первом этаже справа от входа лежали тела двоих убитых. Увидев их, резко затормозили и кутавшийся в просторный импортный плащ юрист, и мокнувший в куцей, по поясницу, болоньевой курточке журналист. Тела лежали со связанными за спиной руками, с вывернутыми карманами, и явно, судя по пулевым отверстиям на груди и валявшимся поодаль гильзам, прошитые одной очередью из автомата. Юрист ярко осветил их фонариком.
Вздохнув, вспомнив недавний свой разговор с Вадимом, Владимир продолжил, стараясь говорить всё так же нагло — и это получалось:
— Эти — из главных. Вот этот. В камуфляже — самый главный. Был. Здесь, в проходе, … эээ… оказали сопротивление и попытались отнять оружие. Были застрелены в порядке самообороны!
Журналист Мундель хрюкнул, отвернулся. Староста грустно посмотрел на Владимира, потом на тела, лежащие у стены, потом на осматривающего с интересом их юриста. Тот выпрямился, усмехнулся, вытирая руки платочком, и бросив взгляд на автомат Владимира, заметил с сарказмом:
— Ну конечно-конечно, классическая картина нападения на конвоира с попыткой отнять оружие. И покусать, да. Поскольку руки связаны. Нет вопросов!
— Может быть поднимаемся наверх? Переговорим, так сказать, с самим главой общины? — кротко предложил староста. И все стали подниматься наверх по скрипучей лестнице-времянке.
Но поговорить с Отцом Андреем не удалось. Из его комнаты-кельи выглянула давешняя женщина, и, строго взглянув на пришедших, сообщила, что «Батюшка никого принять не может. Он очень нездоров и в забытье!»
Староста всё же просунулся в комнату, и увидел что священник и вправду в беспамятстве, то есть спит самым беспробудным сном; и серенькое солдатское одеяло, которым он был заботливо укрыт, вздымается на немалом животе от тяжёлого мерного дыхания. Из-под одеяла видна была перевязанная свежими бинтами рука. На столе — две пустых бутылки из-под кагора и стакан с розовым на дне.
— Переживает батюшка… — заметив взгляд старосты, заступилась за него женщина, — Поскольку грех великий. Вы идите, идите. Неча. Завтра с ним поговорите…
Вновь спустились вниз. Дождь, вроде бы, прекратился. Слышно было, как во дворе Вадим, собрав вокруг себя ребятню, торговался:
— Вот кто принесёт десять гильз — тому конфета! Тьфу, чёрт, нет конфет — бутерброд с вареньем. Завтра. И с сахаром, да. Нет, только дробовые, вот такие вот, пластмассовые. Немятые, целые! Автоматными можете играцца, не нужны…
— Ну, ребята, давайте хоть вы. Изложите, так сказать, свою версию событий…
— Разрешите, Борис Андреевич, я, как юрист, в вашем присутствии, как представителя власти, проведу первичное дознание! — вклинился юрист, но Владимир мало-помалу уже вошёл в роль, и быть допрашиваемым не захотел категорически. Перехватив вновь демонстративно автомат, он заявил:
— «Дознание» мы отставим. До лучших времён. И изложу я вам не «свою версию», а то, КАК БЫЛО НА САМОМ ДЕЛЕ. А кто имеет своё мнение — может идти лесом. В прямом смысле — вон туда, куда сбежали уцелевшие чурки, может отловить их, и уже с ними «проводить дознание!»
— Это воспрепятствование следствию!.. — вякнул было юрист, но, встретив недружелюбный взгляд Владимира и, главное, услышав во дворе голос приближающегося Вадима, стушевался и скрылся за спиной Мунделя.
— Дядя Вадим, дядя Вадим, а там, за церквой, ещё четверо! А один живой, шевелится! — голоса пацанов.
— Вон, Хронову докладывайте, пусть он с ними разбирается!
Вошёл Вадим, мокрый и злой. Без оружия, как тут же отметил про себя Владимир. Хотя… Пистолет-то тот, что главный у чурок сдал… куда-то же он делся!
Приткнувшемуся к косяку двери Вовчику было явно нехорошо, староста больше не надоедал с «вашей версией произошедшего», и Владимир, с поддакиванием Вовчика и поправками Вадима, коротко рассказал о происшедшем.
Рассказал, собственно, обо всём вполне правдиво, за исключением того, что насчёт автомата невнятно по сути изложения, но нагло глядя в глаза поочерёдно оппонентам, сообщил, что «прибыв сюда с пустыми руками, я тут же обезоружил одного из нападавших, отняв у него автомат и боезапас». Подумал при этом про себя, что хорошо что на нём самодельная Вовчикова разгрузка, а не стандартная армейская, что забрали у «дембелей» в Никоновке. Меньше будет потом вопросов у того же Громосеева. Не к Владимиру, конечно, встречаться с Громосеевым в его планы больше не входило, но хотя бы к тому же Вадиму и Вовчику.
Ясно было что ему никто не верит; он к этому и не стремился. Но тут такое дело — он помнил ещё по лекциям профессора Лебедева: «Историю пишут победители». И, сколь бы не была его версия событий чудовищно неправдоподобна, пока в его руках оружие, а во дворе уже рядком лежат рассортированные им застреленные, излишних вопросов никто задавать не станет. Как и вслух сомневаться в изложенном. Во избежание, так сказать. А потом… Да завтра, скорее всего, его тут уже и не будет!
Во дворе слышались голоса девчонок; кажется распоряжалась Мэгги.
Он излагал сжато, сухо и зло:
— Причиной нападения было желание захватить постройки, запасы и инвентарь общины, и обосноваться тут на зиму. Нападавшие были вооружены, и не ожидали серьёзного сопротивления…
