Сердце льва - Вересов Дмитрий (читать книги онлайн без .txt) 📗
— Гуадеамус, бля, игитур, ювенус дум, сука, сумус. Ну, вздрогнули, что ли!
Однако же пустить бутылочку по кругу не пришлось. На сцене послышались шаги, дверь без церемоний открылась, и в каморку пожаловало начальство в лице кэн Твердохлеба.
— Что, отдыхаем, ребятки? А Глотов все ещё не появлялся?
Не один пришёл, привёл с собой рыжеволосую, сразу видно, весьма самоуверенную девицу. Ещё бы, все при ней — фигуристая, с фэйсом, с ногами, на каждую буферину можно по бутылке водки поставить. Очень аппетитная девица, а уж прикинута-то, отпад, Барбара Брыльска в сортире удавилась.
— Здравствуйте, товарищи музыканты, — сказала она с улыбкой, изящно покрутила носом и остановила взгляд на нижних конечностях Левушки. — Лева, ну и амбре тут у вас. Очень смахивает на запах буржуазного разложения.
Потом она повернулась к Тимофею, и её зеленые, под густейшими ресницами глаза потеплели.
— Здорово у тебя получается, про портрет-то Пикассо. Знаешь, есть такое место под Ленинградом, Белогорка, так там в клубе тоже все про него поют. Как услышала сегодня, сразу лето вспомнила, дачу, пение соловьёв. На душе теплее стало.
Даже сквозь пелену зловония до Тимофея доносился аромат её духов, горьковатый, ни на что не похожий.
— Белогорка? Как же, как же. — Он хотел было наладить приватный разговор с прекрасной незнакомкой, но парткомовец Твердохлеб распорядился:
— Появится Глотов, пусть меня найдёт. И с перерывом, ребятки, не тяните, пусть уж лучше пляшут, чем по коридорам-то шататься. Ну что, Леночка, пойдёмте на воздух, а то здесь атмосфера специфическая. — Хмыкнул, косо посмотрел на Левушку и картаво сострил: — Здесь русский дух, здесь Русью пахнет!
Паскудная шпилька со свистом пролетела мимо цели. Левушка лишь нагло оскалил кривые зубы, зато в углу пунцово покраснел проректорский сынуля Будин. Ох, старший преподаватель, старший преподаватель, теперь не скоро станешь доцентом….
Впрочем, на Левушке прокалывались зубры покруче худосочного Твердохлеба. Чернокудрый, смуглый, носатый, а уж имя-фамилия, что твой индийский боевик — Лев Напал. При всем при том по национальности был Левушка чистокровным ассирийцем-айсором и нисколько не переживал, что его сплошь и рядом принимают за еврея. Привык, знаете ли, а кому надо — разберутся. И действительно, характерная внешность ничуть не помешала Левушке преспокойно обучаться на журфаке, самом закрытом, после юридического, факультете.
А вот проректорский сынуля, краснощёкий и раскормленный Володя Будин по тому же поводу комплексовал изрядно и, в отличие от Левушки, имея к тому все основания, хотя и числился по паспорту белорусом. Первое время Тимофей все никак не мог понять, а какого хрена он тут делает — слуха ноль, на ухо не медведь, динозавр наступил, играет невпопад, да ещё и мимо. Потом все же постиг истину — все дело было не в сыне, а в папе, проректоре по хозчасти Александре Адамовиче Будине. Это он платил за любовь наследника к музыке, хоть и по безналу, но без проволочек. Аппаратуру? Пожалуйста! Конечно, не «Голливуд», «Саунд Сити» или там «Рок-Таун», но «Солист», «Регент-60» и «УЭМ-100» со всем нашим удовольствием. Опять-таки извольте «Музимок» с полдюжины, ударную установку «Трова», орган электронный «Вермона» со швеллером, тридцативаттным комбиком и всеми прочими прибамбасами. Лишь бы сынок Володечка мог повыпендриваться на сцене — в кожаных штанах, в чёрных очках, с верной гитарой, болтающейся чуть ниже промежности. Ладно, ладно, пусть порадуется, не жалко, один фиг, джек из усилителя вынут, а Володечка даже не врубается, мнит себя великим музыкантом.
Тимофей ещё в прошлом году, зелёным первокурсником, закрепился в коллективе и стал Тимом. Ему выделили чехословацкую «пятую звёздочку», облагодетельствовали кучей цифровок и предоставили полную возможность плавно вливаться в репертуарную струю. Главное — не гнать волну.
Назывался ансамбль «Эх, ухнем!» и официально им руководил композитор Виктор Глотов, он же Глот, молодой, из ранних, но уже дважды лауреат премии Ленинского комсомола. Видели его на репетициях нечасто, потому как большую часть времени маэстро отнимали разнообразные утехи. В основном плоти. Пиво холодное да бабы горячие. А за старшего в ансамбле оставался ударник Левушка, он же басист, он же гитарист, он же органист, он же единственный знающий нотную грамоту. И жнец, и швец, и на дуде игрец…
Между тем гости недолго обоняли специфическую атмосферу закулисной каморки. Прихватив роскошную незнакомку под ручку и что-то нашёптывая ей на ухо, парткомовец Твердохлеб увёл её в зал.
— Кто это был? — хмуро спросил Тим и показал размеры буферов фигуристой девы. — Я бы такой отдался с криком.
— Не советую! Всеми фибрами больной души. — Левушка, открыв портвейн, мастерски сделал бульк, крякнул, прислушался и передал бутылку Тиму. — Это же Ленка Тихомирова, комитетчица.
— В каком смысле комитетчица? — По хребту сквозанул неприятный холодок. — Из Большого дома, что ли?
— Из Большого комитета. Университетского. Идеологическая комиссия, КМС по коммунизму, весной мне Болгарию срезала! Сука ещё та!
«Конечно, сука, — сразу поверил ему Тим и, сдержанно глотнув, передал сосуд Будину, который по примеру Левушки, сбросил чуни и телогрею, — да ещё рыжая. Сразу видно, ведьма. Ишь, вымя-то какое нагуляла на взносах, башню среднего танка заклинить можно».
Что-то он и впрямь был сегодня в дурном настроении.
Хорст (1957)
Тренировки не прошли даром — Хорст приземлился всего метрах в десяти от сигнального кофа. Спружинив, устоял на ногах, проворно отстегнул парашют, утягивавший его в аэродинамическую трубу ущелья, и направился к смутно очерченному человеческому силуэту возле костра.
— Салом алейкум! — приблизившись на три шага сказал Хорст.
— Зиг хайль! — не шелохнувшись, ответствовал чёрный человек, палочкой поворошил угли и лишь затем поднял на Хорста светлобородое, вполне европейское лицо. — Ротмистр Спиридонов.
Русская речь на мгновение смутила Хорста, но он не подал виду. Выпрямившись натянутой стрункой, приложил пальцы к гермошлему.
