Бандит - Латынина Юлия Леонидовна (лучшие книги .txt) 📗
– Это он не хочет нас трогать? – взвился Рыжий.
– Еще бы он хотел! Наше дело решать, кого трогать, а кого нет!
– Кончай базар, – сказал Шерхан.
– А ты, Рыжий, вот что: если этот мужик тебе яйца отморозил, можешь его лично завалить. Бери тачку, бери волыну и катись. А?
Рыжий насупился. Перспектива встретиться один на один с человеком, который расправился с ним, когда рядом было два быка, Рыжего не устраивала.
– Да ладно, – миролюбиво сказал Рыжий, – пусть гуляет.
Шерхан злорадно улыбнулся, и в тот же миг Рыжий понял, что сделал непростительную ошибку. На глазах ближайшего окружения Шерхан предложил Рыжему убить человека, и он тут же отказался, хотя только что готов был отрядить под этакое дело полбанды… Его как будто опять посадили лицом в мороженый палтус, и на этот раз сделал это не какой-то лох с рыжими волосами, а его шеф и хозяин Шерхан.
«Ну погоди, пидор», – подумал про себя Рыжий, и к кому относились эти слова – к Шерхану или Валерию Нестеренко, он и сам затруднился бы сказать.
Дотопав пешком до «Юго-Западной», Валерий погрузился в полупустой вагон метро и вскоре высадился на «Боровицкой».
Центр еще веселился, светился: по Арбату бродили парочки, и огни калининских карликовых небоскребов старательно карабкались под небеса. Валерии отыскал телефон-автомат и позвонил в офис Шакурову. Трубку снял Генка-близнец.
– Все спокойно? – поинтересовался Валерий.
– Спокойно, – ответил Генка, – «Вольво» уехала. Приехали трое хмырей, открыли тачку и отбыли.
– В офис не совались?
– Нет. Там завмаг на улице маялся. Кругами бегал. Из-за рыбы. Они подошли к нему и поговорили.
– Не робей, – сказал Валерий, – закажи себе девку. За мой счет.
Кончив звонить, Валерий прошел еще несколько шагов и, пригнувшись, надавил белую кнопку звонка у низкой, снабженной глазком двери. Дверь щелкнула – Нестеренко толкнул ее и вошел.
За дверью кипела тугая тусовка. На насесте для музыкантов выкаблучивались парни, разряженные под попугаев, и вокруг метался свет и дым, похожий на дыхание большого, домашнего дракона.
Транспарант, вывешенный поверх голов музыкантов, уведомлял, что данная дискотека создана при активном участии райкома комсомола в целях улучшения качества досуга рабочей молодежи.
Дискотека была бесплатной. Навар с нее боссы имели от более или менее затейливых наркотиков вроде «фэнтези» или эфедрина, чрезвычайно популярных среди танцующих. Все танцевали до четырех-пяти утра, а без кайфа это было трудно.
– Кубарь здесь? – спросил Валерий у парня с аквамариновым хохлом на голове.
Парень молча ткнул куда-то вдаль, за дым и пляшущую толпу.
В глубине помещения, перед высокой стойкой, как на насесте, сидело четверо или пятеро парней. К одному из них и подошел Валерий, похлопал его по плечу.
Здорово, Кубарь, – сказал он.
Тот долго всматривался, припоминая, и наконец ответил: – Здорово, Сазан.
Кубарь поднялся с насеста, и они устроились за белым полированным столиком у окна.
– Давно тебя не было видно, – сказал Кубарь.
– Говорят, буржуем заделался.
– Есть немного, – согласился Валерий.
– Говорят, одного из сявок Волка в канализацию засунул. Волк-то сявку за это тоже по морде съездил. «Не приставай, – говорит, – если не умеешь».
Валерий усмехнулся. Потом спросил: – А что это за человек, по кличке Рыжий? Ходит прикинутый; пушка у него с собой, а пользоваться не умеет. Роста какого-то стройбатовского, и уши разные. – Да та еще сволочь, – ответил собеседник. – Человек Шерхана.
– А Шерхан кто такой? – спросил Валера.
– Никогда не слышал.
– Отсталый ты, Сазан, – недовольно сказал Кубарь.
– Шерхан большой человек. Рынок на «Пражской» держит. Говорят, запчастями торгует – все больше подержанными. Может и тачку подержанную продать.
– С документами тачка или без? – С документами.
– Понятно, – сказал Сазан.
Стало быть, у Шерхана были хорошие связи в ГАИ и других местах, если он продавал угнанные машины с документами. – Говорят, где-то завод есть: разбавляют технический спирт водой и на сверлильном станке ставят пробки. Вот этот завод, по слухам, работа Рыжего; пробивной он, Рыжий. Труслив, но хитер. Рыжий бы давно Шерхана скинул, только трусоват больно. Ну, и уши его, конечно, в глазах народа не красят. Вот ты говоришь, пушка. А она у него для запаха. – Да ну? – Да ну. Газовый пистолет – разрешение, понимаешь, выправил и ходит. Не бандит, а половинка бандита, – сам давать в морду любит, только вечно боится получить сдачу. – А отчего у него уши, как у пуделя: одно вверх, другое вниз? Подрался не в масть? – Сявки его говорят, что подрался. Такое заливают… Только есть тут человек из одного с Рыжим двора, так этот человек говорит, что они у него и в семь лет были разного формата.
– Что-то много ты знаешь, – сказал Валерий. – Что знаю, то говорю. – А какие у них отношения с Шутником?
– Скверные. Сволочь они, – сказал собеседник.
– В общак не платят, беспределыцики, молодняк сраный. Понятий не знают, в зоне не были, тьфу!
– Ладно, Кубарь, – сказал Нестеренко, поднимаясь, – будь здоров, не кашляй.
– Слушай, Сазан, а тебе товару не надо? У нас с тобой один контингент – молодежь. А? Продавал бы вместе с мороженым. Сорт «Баскин Роббинс энд Кайф»?
Но Нестеренко, расталкивая танцующих, уже шел к выходу.
Глава 4
Информация, изложенная мелкой «шестеркой» Кубарем, была в целом верной, хотя и несколько устарела.
Шерхан начинал еще в доперестроечные времена. Впервые он явился в Москву в самом начале 70-х как кандидат в олимпийскую сборную страны по вольной борьбе. Из сборной он вылетел по причине, не имеющей отношения к спортивным достижениям, начистив одну весьма толстомясую рожу, сопровождавшую команду в ответственную поездку по Франции. Рожа принадлежала потомственному гэбэшнику. Рукоприкладство Шерхану простили бы и отнесли бы его на счет горячей борцовской крови, – то да се, ну перепутал парень фойе гостиницы с рингом, со всяким может случиться несчастье, однако в порядке джентльменской дуэли гэбэшник настучал на Шерхана, которого тогда звали детским именем Артем Кажгаев, и мастера спорта Кажгаева обшмонали на таможне. Шерхану припаяли попытку импорта гнилой западной идеологии в виде пятнадцати джинсов-«ливайсов» и из сборной вычистили.
После этого Шерхан занимался карате и у-шу, дрался на подпольных боях с тотализатором, а в начале 80-х отправился в турне по России с двумя преданными ему дружками. Он оставался в городах Средней Волги и Ставрополья по нескольку месяцев, проявляя тщательно скрываемое любопытство к жизни директоров мясокомбинатов, овощебаз, универсальных магазинов и прочей публики, которая охотно воровала у государства все, что это государство отнимало, по сути, у народа. Бывало так, что вскоре после отъезда Шерхана коллеги того или иного директора с изумлением спрашивали, отчего у товарища директора так внезапно поседели волосы или откуда ожог папиросой у него на щеке?
Убивал Шерхан в те дни редко; деньгами сорил направо и налево; в зоне никогда не был, в обязательных вопросах рубил слабо и к воровским понятиям относился немногим лучше, чем к Уголовному кодексу. Не раз воры обижались на Шерхана, ибо поседевший после его визита цеховик исправно страховался у местных воров именно от такого случая.
Посылали к нему гонцов: ответы Шерхана в целом сводились к тому, что, мол, не для того он клал с прибором на советскую власть, чтобы бегать под ворами. Мало кому этакий ответ сошел бы с рук; Шерхану сходил, но было известно, что он недаром клялся, что скорее застрелится, чем сядет. Многие считали, что в зоне Шерхан не протянул бы и дня.
В середине восьмидесятых Шерхан явился в Москву и там быстро подчинил себе несколько разрозненных молодежных бригад, сформировавшихся в начале перестройки на базе подвальных качалок. Со старой гвардией он ладил плохо, однако после того, как его заместителя выловили из реки Яузы вполне дохлым, смирился и стал платить в общак. Платил он больше, чем ему хотелось, и меньше, чем хотелось московским ворам.
