Крысиные гонки (СИ) - Дартс Павел (книги без регистрации бесплатно полностью сокращений .TXT) 📗
— Не боисссь…
— Дрова — это тема; дааа, дрова — это тема… — налив чай из чашки в блюдечко и держа его возле губ, ответствовал и Вадим, — Не будет торф-брикетов в этом году, чую, не будет. И этих… опилочных — тоже не привезут. И отходов с лесопилки не купишь больше. Надо самим заготавливать… Благо лес рядом…
— Вот! Вадим! — поддержал Вовчик, — Если скооперироваться! В лесу свалить да разделать на хлысты, а потом твоим джипом перетащить к дому. А? Мы б с Вовкой… И Роман вот!..
— Даааа… — задумчиво дуя в дымящееся блюдце, ни к кому не обращаясь, продолжал Вадим, — Дрова это тема… Только таскать джипом — жирно будет. Лошадь надо в хозяйстве. Можно и не одну… Вот в Демидово есть конеферма, там… Только дорого, шайтан!
Он вдруг оживился:
— Вовчик! Сейчас ведь самое время для кормов. Для заготовки.
— Зачем нам корма?
— Так вы у бабки корову-то хоть в аренду на зиму возьмите! Старая же её зимой не прокормит! Раньше сено-то и комбикорм в совхозе покупали, а сейчас кто этим будет заниматься? А из запасов у неё одна прошлогодняя солома! Ты поговори с Ольгой Дмитриевной; она ещё и рада будет! Всё одно ведь вас молоком снабжает-та!
— Ага, тема, да… — задумался Вовчик, — Вовк! Ты как на это смотришь?
Тот лишь пожал плечами.
— Чё такой смурной-то? Случилось чо? — заметил он. Понизив голос, — По Гульке что?..
— Да нет…
А Вадим, допивая второе блюдце чая, разглагольствовал об обустройстве на зиму; о дровах, которые городские недоумки (себя он уже относил к «деревенским») жгут не жалея:
— А когда, слышь, я только заикнулся что надо бы дрова — так этот адвокатишка сраный, что у меня живёт, эдак завёлся: «тут природоохранная зона, и без билета на вырубку это будет самозахват и хищение; что он будет вынужден…» — вот ведь козёл кривоногий, крючкотвор сраный; сказал я ему что жильё-жильём, а я не обязан его дровами снабжать, где хочет там пусть и берёт, раз такой правильный. Законник, ёпт. Он у меня по зиме в лесу хворост с-под снега собирать будет, юрыст чёртов!
Далее Вадим рассказал, что в Демидовке живёт у внуков старенький уже татарский мулла, человек очень хороший, только совсем уже дряхленький. Гыйззәтле Минулла-бабай. И как он к нему заезжал за советом, а тот сказал, что времена эти «тёмные» и надолго… Хороший человек. Добрый. Вот он тоже лошадь завести посоветовал. Или две даже. Тут и дрова возить, и пахать… Корма заготовлять уже сейчас надо тогда. Но, опять же, и сбрую надо. Как думаешь, Вовчик, в Оршанске, раз у них там такой как по телевизору говорят, порядок, где-нибудь конскую сбрую делают? Ты, кстати, подумай, подумай тоже, Володя — конская сбруя сейчас это хор-р-рошая тема, а ты ж коммерсант, хе…
— Коня ещё, ага… Лошадку.
Совсем набравшийся Рома с трудом выбрался из-за стола и нетвёрдой походкой направился к дверям.
— Жив-вёте тут как… как в деревне. Пос. ать сходить — на огород переться…
— В деревне — в деревне, а ты чо думал, — проводил его взглядом Вовчик, — Сидел бы дома, был бы домашний клозет в шаговой доступности.
Хлопнула дверь в сенях.
— Рома! Фонарик возьми, темно ж уже! — крикнула вслед Инесса.
— Ему не надо. У него — «ночное зрение» — буркнул Вовчик. И к другу:
— Да что с тобой, что ты такой задумчивый? Вадим! Вы чо — поссорились, что ли??
— Еее, мала-ай… Зачем ссориться, дус… Голова нужна чтоб о жизни думать; и не всегда эти думы весёлые… — Вадим был по-прежнему безмятежен. Шрамы и ссадины на его крупной, обритой голове уже почти совсем зажили, и с дымящимся блюдечком чая в руках он своим довольным видом напоминал статуэтку толстого тибетского Будды, согласного со всем миром и достигшего, наконец, нирваны.
— Пойдём, Вовчик… — Владимир отставил так и не начатую чашку чая и встал, — Пойдём, эта… покурим! Ну или воздухом подышим!
— Вроде дождь начался… — и правда, в тёмные уже окна забарабанили капли.
— Уйларга, дус, уйларга… — доброжелательно покивал им Вадим, — Сейлешэрге…
Вовчик тоже встал.
— Чо он выпендривается? — вполголоса удивился он уже в сенях, — Он же айтишник по жизни, а тут прям такой… бабай!
— Обстановка, видать, влияет… — пояснил Владимир, — Видимо, под каждую обстановку — свой лексикон! Давай, ага, плащ возьми, а я — пончо. Правильно ты понял — разговор есть.
Дождь накрапывал, было свежо, пахло сыростью и сырой же пылью.
В будке, скрываясь от дождика, позвякивал цепью, ворочаясь, Артишок. За забором, на огороде, в дощатой будочке нужника что-то не то гудел, не то напевал Рома.
— Что вы с Вадимом?.. Это точно насчёт Гульки, я чувствовал! Потому он и один в гости пришёл! Но ты не обращай внимания — мало ли что он тут говорит. Гулька не разбежалась его во всём слушать, да и Алла чаще на её стороне, — начал было Вовчик, — В конце концов может Гулька от него сбежать; тут и сбежать-то — только через забор перелезть, — и можете у нас… — принялся развивать тему Вовчик, — Ты с Гулькой-то как?.. уже?
— Да не о том речь, Вовчик, совсем не о том! — махнул рукой под полой пончо Владимир, — Насчёт Гульки я ему сказал, прямо — он вроде ничего… Ну как ничего — ничего не ответил конкретно.
— Во! — обрадовался Вовчик, — Значит против ничего и не имеет! Дожать папашу — и индец! И пусть как приданое отдаёт нам весь генератор, а то захапал себе, а там наша честная половина!..
Из темнеющего на фоне тёмно-синего пасмурного неба дощатого туалета на смену музыкально-мычащим упражнениям Ромы послышалась ругань:
— … туалетов нормальных! Как… нах! … как в пИщере, нах! Где бумага, нах??
— Да не про то разговор, Вовчик, вообще не про то.
— А про что?
— Вадим, видишь ли, тоже о будущем думает и складывающейся обстановкой озабочен! Меня ещё сегодня по теории Лебедева расспрашивал, про… неважно. И ему… ну, ему, короче, складывающаяся обстановка тоже не нравится. Ты же видел — Громосееву пофиг, он сам тогда чуть не попал под раздачу, а парни как катались сюда так и катаются. Угрожают. Пока что только.
— Ну. И что. Нам тоже не нравится. А что мы можем?
— Он предлагает… — Владимир приблизил голову в блестящем от дождевых капель капюшоне пончо к Вовчикову лицу под капюшоном плаща и постарался заглянуть ему в глаза, — Он предлагает… Сработать на опережение.
— Как? На опережение?..
— Предлагает завтра ночью ехать в Никоновку — дом он знает, — и… и изъять автомат…
— Ага, «изъять». Так они и отдали.
— … а парней ликвидировать.
— Ликви… ты чо?
— Ликвидировать. Пришить, прикончить, замочить, грохнуть, кокнуть — выбирай любой синоним. «Наглушняк», как он выразился. Вот.
— Твою-то мать… — не сразу нашёлся что сказать Вовчик, — Извини. А ты?..
— С тобой вот советуюсь.
— Ааа, ипич-ч-ческая сила!! Аааа!! Ин-н-нессааа!! — послышался поодаль из вздрогнувшей будочки туалета вопль Ромы, провалившегося со своим «тигриным ночным зрением» одной ногой по самый пах в сортирную дырку…
ВЫБОРЫ КРЫСИНОГО КОРОЛЯ
Борис Андреевич сидел по своему обыкновению в просторных сенях за шахматной доской; только теперь его партнёром был не Костька Морожин, а квартирант — журналист, Сергей Петрович Мундель-Усадчий; «Мудель» как его сразу же стали называть на деревне; или Серёжа, как называл его староста.
С Серёжей они поладили. Период взаимного «прощупывания» закончился, Серёжа Бориса Андреевича понял; в самом деле — не пахать же он сюда, в затруханную деревню, «эвакуировался»? Была б нужда и желание пахать — подался бы, в самом деле, в сельхоз-лагерь; да только что там делать зубру пера, специалисту по политтехнологиям, каким он, не чванясь, всерьёз себя полагал?
Для Бориса Андреевича, для Артиста, кем он себя сейчас по-прежнему сейчас ощущал, пока Дьявол съёжился и поглядывал одним глазком оттуда, из глубины нутра, следя за развитием событий; так вот для Артиста общение с настоящим «политтехнологом» было внове; и полезно, и интересно. Сергей Петрович, Серёжа был человеком начитанным, эрудированным; общаться с ним Артисту было невпример интереснее, чем с туповатым вечно поддатым Морожиным, — Серёжа на лету схватывал «подачи», да и сам был, что говорится, не чужд — Артист в свою очередь чувствовал, что и его «журналист-политтехнолог» прощупывает, продавливает «на проговориться» насчёт целей в жизни, насчёт будущего. Непрост был Мундель-Усадчий, непрост, ой, непрост; и хотя по результатам общения отнюдь не лишённый чутья на людей Артист сделал про него вывод, озвученный самому себе в простых уголовных, увы, выражениях: «Конкретная сука и сволочь, готов грести под себя, склонен врать и передёргивать; с ним нужно ухо держать вострО — может при случае засадить перо в бочину чисто в своих интересах!»; но и одновременно наслаждался общением с человеком, для которого хоть что-то да значили и сонеты Шекспира, и который не путал Касабланку с Капабланкой…
