Джаханнам, или До встречи в Аду - Латынина Юлия Леонидовна (электронная книга TXT) 📗
Ему пришлось говорить три раза. Потом штаны дернулись, как от электрического тока, подогнулись, – и внезапно сквозь трещину просунулся круглый глаз.
– Господи! Данила Александрович! Вы живы, а мы-то думали, что эти выродки вас…
Голос человека даже был смутно знаком. Уже потом Баров вспомнил, что тем же голосом кричал рабочий, просивший расстрелять его вместо жены.
– У вас тут что, туалет? – спросил Баров.
– Да. Да. Они в сортир не пускают больше, вон, велят у стены оправляться…
Баров сомневался, что в полуразрушенном здании ТЭЦ вообще есть сортир.
– Ни слова, что я жив, – сказал Баров. – Позови Карневича. Тихо и срочно.
Карневич пришел через пять минут. Встал к стене, от волнения забыв расстегнуть ширинку. Баров мог только надеяться, что боевики не так внимательно следят за отлучившимися по нужде.
– Ты не ел ничего? – спросил Баров.
– Третий день. Мне даже в сортир не надо.
– Хорошо. Я тебя научу, как выбраться отсюда. Ты не диабетик?
– Нет.
– У меня в пальто две банки сгущенки, леденцы и пакет с сахаром. Ты должен все съесть.
– Зачем?
– У тебя будет приступ. Тяжелейший. Инсулиновый шок. Скажи, что у тебя диабет, что ты умрешь, если тебя не отвезут в больницу. Только пустые банки спрячь.
– А если меня не отвезут в больницу?
– Ты умрешь.
Карневич по ту сторону трещины недовольно задышал.
– Мы все здесь обречены, Сергей. Вместе с городом. Послушай внимательно, что я тебе скажу. Как только очнешься, найди майора Яковенко из управления «С». Он наверняка здесь. Если Яковенко нет, иди к Никите Травкину. Спецназ ГРУ. Ты должен объяснить ему следующее. Весь теракт спланирован с участием Савелия Рыдника. Паспорта и оружие им помог достать Рыдник.
Карневич моргал.
– Я не хочу сказать, – продолжал Данила, – что Рыдник планировал теракт. Он планировал гигантскую провокацию. Проблема была в том, что это не Рыдник воспользовался своими агентами среди чеченцев, а это чеченцы воспользовались Рыдником.
– Они намерены уничтожить город?
– Да. В штабе это знают. Но чего они не знают – так это того, что Халид Хасаев имеет все доказательства, что данный теракт спланирован с помощью федеральной службы безопасности. Он записал на пленку признание, которое будет обнародовано в случае его смерти. Халид Хасаев признается в этой пленке, что был вынужден пойти на организацию теракта, окончательно запутавшись в своих связях со спецслужбами. Он заявит, что ему угрожали смертью в случае отказа и сулили деньги и жизнь в случае согласия. Он заявит, что данный теракт был заказан лично президентом – через ФСБ, и что цель теракта – создать в стране обстановку для введения диктатуры.
Карневич, по ту сторону стены, замер.
– Халид выигрывает в любом случае. Либо он получает независимость в Чечне, либо он получает бардак в России. Что в свою очередь подарит Чечне свободу.
– Да пусть их подавятся…
– Послушай, Сережа. У меня нет способа уговорить Халида. У всех, кто там торчит за периметром, – нет способа нейтрализовать ситуацию. В хранилище сейчас находится три с половиной тысячи тонн сероводорода. Чтобы его нейтрализовать, надо пригнать два вагона щелочного натрия и врезаться сверху в газгольдер. Одна врезка займет полдня. Решить этот вопрос силой – нереально. У нас есть один-единственный шанс. Рыдник. Мы должны его заставить признаться во всем.
– И что это даст?
– Халид – фанатик, но не сумасшедший. У него нет задачи отравить полгорода. У него есть задача получить свободу Чечни. Если Рыдник это поймет и публично признается в том, как его поимели, весь план Халида не стоит выеденного яйца.
Карневич по ту сторону стены помолчал, потом неуверенно сказал, словно сам себя уговаривал:
– Вообще-то я хорошо к нему относился. Ну, то есть к Колокольцеву… Он наверняка это припомнит, когда будет решать, что со мной делать…
Окрик часового огрел Барова промеж ушей:
– Эй ты! Ты сколько ссать будешь?
– Все. Иди, – едва слышно прошелестел Баров, и Карневич, ссутулившись, побрел к мазутовозам, на ходу копаясь в ширинке.
Когда Данила Баров полз обратно по лестнице, ему показалось, что он лезет на небоскреб. Автомат цеплялся за ступеньки, и ствол иногда задевал рану, но Баров упрямо полз выше и выше.
Если очень повезет, он все-таки дотянет до третьего этажа. Если очень повезет, он все-таки вернется туда, где его оставили. Если повезет фантастически, он пристрелит Халида. Это мало что изменит, но это приятно. У Данилы Барова была такая привычка – добивать своих врагов. Благодаря ей он и стал Баровым.
Лестничная площадка на третьем этаже была выщерблена жучками и временем. Баров полз по ней на одних руках, словно карабкался вверх по стене.
В комнате с зеленым диваном он потерял сознание, и когда он очнулся, стрелки часов убежали на сорок минут вперед. Лампочка под потолком светила в полнакала, и возле нее накручивала круги нивесть как дотянувшая до зимы муха.
Данила понял, что сил у него больше нет. Тело жгло все сильней. Обезболивающие больше не действовали. Он кое-как поднялся и привалился к стене, широко разбросав ноги. Он был как муха возле лампочки – по всем законам биологии его не должно было быть. Автомат он положил с собой рядом, и уже проваливаясь в обморок, Данила вдруг понял, почему в здании ТЭЦ все боевики были без масок. Те, кто сюда пришел, – не собирались отсюда уходить. А к чему маски живым покойникам?
Он очнулся, когда чья-то тень упала ему на лицо.
Баров открыл глаза. Перед ним, в камуфляже типа «снежинка», стоял Халид, и рассеянный свет от лампочки сиял в седых волосах, как нимб.
– Ну и куда ты собрался? – спросил чеченец.
Баров не ответил.
– Знаешь, кого ты мне напоминаешь с этой штукой? – продолжал Халид, пнув ногой ствол, – муравья, который тащит гусеницу не по росту. На что он тебе? Ты умеешь стрелять?
Голос чеченца доносился как сквозь вату. Все предметы вокруг были вырезаны словно из стекла, и светились тысячью граней. Кожу покрывал пот.
– Ты, говорят, любишь нырять, Данила? Акваланг – любимый спорт хромого? Это правда, Данила, что у тебя собственный боулинг-клуб, для тебя одного? Ты его посещаешь, раз в два месяца, и сбиваешь кегли вместе с паутиной? Но война – не боулинг, Данила. Знаешь, почему мы выигрываем эту войну? Потому что у нас цвет нации режет русских, а у вас – торгует алюминием.
– У вас цвет нации сшибает пятаки на стрелках.
– Какая разница, Данила? Это та же самая война. С теми же самыми русскими. Война – это резня, а резня – это война. Ты думаешь, когда я резал вас на стрелках, я не мстил за свой народ? Я не брал реванш за тех, кто гнал нас в теплушках в Казахстан, как барашек, и кто сам хуже барашки, потому что даже барашка умеет драться, хотя и не умеет делать это с оружием в руках? Ты не умеешь воевать, Данила, у тебя для войны есть специально обученные люди. Они сидят под нами, как скот в хлеву. Какая разница, Данила, где резать барашку – в горах или на нефтезаводе?
– Мои израильские охранники были не бараны.
– Да. Я бы не хотел быть арабом в Палестине. Но это только подтверждает мой тезис, Данила. Русские не вояки. Они даже не евреи.
Данила судорожно цеплялся за ремень автомата. Холодный озноб понемногу проходил. Мир выворачивался с изнанки к реальности.
– Ну и что ты хочешь делать с этой штукой? Ты знаешь, как отличить дуло от приклада? Ты не перепутаешь целик с мушкой? Тебя научить им пользоваться?
– Я знаю, как им пользоваться, – сказал Данила.
– Ну пользуйся. Смелей.
Халид отступил на полшага. Данила потянулся за автоматом и немедленно завалился вбок. Подниматься было слишком трудно. Правая рука уцепилась за дуло. Левой он перехватил приклад, шарахнулся при этом коленом о пол и на мгновение потерял сознание от боли. Открыл глаза, уперся локтем и щелкнул предохранителем.
Халид Хасаев стоял перед ним, и ноги его уходили ввысь, как две колонны из камуфляжного гранита. Его руки были засунуты глубоко в карманы, перекинутый через плечо «калаш» не покидал своего места. Если бы не короткая седая щетина на подбородке, фигура чеченца казалась бы отлитой из бронзы.
