Охота на изюбря - Латынина Юлия Леонидовна (список книг .TXT) 📗
– Я хочу…
– Сядь!
Железная рука Вовки Калягина посадила его на место.
Вадим растерянно оглядывался.
– Между прочим, на договоре твоя подпись. А если я напишу, что мы поделили деньги с тобой?
– Я тебе советую писать правду, Вадим. К этой истории имеет отношение «Ивеко»?
– Нет.
– Бандиты?
Скоросько молчал.
– Имеют ли к этой истории отношение бандиты?
Главный инженер вздрогнул.
– Сначала… сначала нет…
– А потом?
Скоросько била нервная дрожь.
– Ты ведь меня не выгонишь, Денис? Я… я не могу без завода…
– Как начиналась эта история? Глава страховой компании – твой старый приятель, так ведь? Сурченко, да?
– Да… мы просто случайно встретились… месяц назад… в Сунже.
– Дальше.
– Он… он этим профессионально занимается. Страховые схемы под обналичку. Зарплаты, налоги. Под песок НДС людям возвращал. Ну, он и стал хвастаться. Мол, Сунженский трубопрокатный на триста тыщ застраховал на случай ядерной войны. И «Аммофос» тоже.
– «Аммофос» же обанкротили. Губернатор.
– Ну да. Вот как пришел временный управляющий, сразу застраховал завод, заплатил двести штук премию, восемьдесят процентов откатилось губернатору, а остальное поделили Сурченко и управляющий… А потом он возьми и скажи, что и нас может застраховать.
– И почему ты согласился?
Скоросько молчал.
– Ты полагал, что банк выиграет суд? И что банку будет до фени, сколько крадут всякие там начальники цехов и инженеры, да? Им лишь бы самим кусок урвать, а остальное из Москвы не разглядишь?
Скоросько молчал.
– Хорошо. Дальше. Ты сказал, что бандитов сначала не было. А потом они появились?
– Да. Я не знал. У Сурченко «крыша».
– Кто?
– Моцарт.
Лицо Калягина, стоявшего за спиной Скоросько, нехорошо напряглось. Но это было на какое-то мгновение, и Денис, пристально глядевший в глаза главного инженера, этого, скорее всего, не заметил.
– И Моцарт пришел к тебе?
– Да. Сказал, что ему все известно. Попросил долю.
– Большую?
– Да. Половину.
– А сколько всего пришлось на твою долю?
– Сто пятьдесят тысяч долларов.
– И семьдесят пять взял Моцарт?
– Да.
– А ты знаешь, что Моцарт заигрывает с долголаптевскими? Известна тебе такая группировочка? Моцарт у нас не самый сильный вор, он с помощью долголаптевских Ирокеза хочет подвинуть… Тебе не пришло в голову, что Моцарт тебя с наценкой продаст долголаптевским, а те, в свою очередь, – с наценкой банку «Ивеко»?
Скоросько молчал.
– Почему ты не пришел ко мне или к Вовке, когда начались бандиты, а? Почему ты не сказал, что по дури упорол косяк, но вот какая случилась история?
– Ты бы меня уволил.
– А сейчас?
Скоросько глядел на Дениса отчаянно, как мышь глядит на кошку.
– Денис, не увольняй меня.
– Извини, Вадим.
– Ну хоть замом инженера оставь!
– Нет.
– Ну хоть в цех сошли!
– Ты уволен, Вадим.
– Денис, но это же копейки! Двести тысяч – что такое для завода двести тысяч! Я все верну, даже то, что Моцарт взял! Я свой дом продам!
– Твой дом тебе не принадлежит, Вадим. Он построен на ссуду, взятую в банке «Металлург». Если я не ошибаюсь, ссуда до конца не выплачена. Из дома тебе придется уехать. В ближайшие три дня.
– Денис! У меня же жена! Дети!
Черяга, не мигая, смотрел на своего бывшего коллегу. Жена Скоросько была симпатичная пятидесятилетняя толстушка, учительница русского языка и литературы, так до сих пор и не бросившая школы. Ахтарск был не таким большим городом, и очень многие учились у Галины Скоросько или отдавали учиться в ее школу своих отпрысков. Что же до детей Скоросько, то их было двое, оба студенты в Оксфорде. Вера училась хорошо и имела какую-то стипендию, а учебу Виталика оплачивал комбинат.
– Денис! Я не верю, чтобы Славка мог…
– Не заставляй меня повторяться. Ты уволен, Вадим.
Скоросько неожиданно вскочил.
– Ах так… Ты… ты… грязная сволочь… Сколько мы должны «Металлургу»? Уже шестьсот лимонов, да? Мне нельзя украсть двести тысяч, ты со Слябом можешь украсть шестьсот миллионов, так? Ты кто такой? Да ты в цех раз в два месяца ходишь, ты бестолочь московская… Да я тебя…
– Только попробуй, Вадим. И сядешь вот за это.
Денис ткнул пальцем в договор.
– Тебе будет очень приятно, когда Галя тебе передачи будет носить?
Скоросько опустился обратно на стул. Потом спрятал лицо в руки и глухо, отчаянно завыл. Вовка Калягин невозмутимо стоял за ним, скрестив руки на груди. Потом Скоросько поднялся, как слепой. Обошел стол, цепляясь неверной рукой за матовую его поверхность, пошатнулся – и бухнулся в ноги Черяге.
– Денис! Не надо! Умоляю: все отбери, дом возьми – на заводе оставь!
Денис отшатнулся. Вовка Калягин схватил главного инженера за плечи:
– Вадим, уймись!
– Дай мне со Слябом поговорить! Он… он этого не сделает!
Скоросько скорчился на полу жалкой кучкой и плакал. Ворот овечьего полушубка топорщился над розовой залысиной, окруженной венчиком немытых волос. Он плакал довольно долго, пока Вовка Калягин не поднял его с пола и не утащил в предбанник. Вернулся Калягин спустя минуту.
Денис нажал на кнопку селектора и сказал секретарше:
– Верочка, я сейчас пойду пообедаю, а к двум часам пусть подходит Сташевич. И еще напечатай два приказа. О снятии с должности Вадима Скоросько и о назначении главным инженером Олега Ларионова. И Ларионов тоже пусть подходит, к половине третьего.
А потом Денис Черяга прошел в комнату отдыха, аккуратно раздернул узел гастука, бросил в кресло пиджак и снял рубашку. На спине и под мышками рубашка была совершенно мокрая. По счастью, у Дениса на работе всегда висела запасная рубашка.
Денис возвращался с завода уже поздно ночью.
Ворота поселка разъехались перед его джипом, водитель и охранник, бывшие с ним, вышли и пересели в собственные «Жигули», чтобы вернуться в город, и Денис медленно поехал по расчищенной до асфальта дорожке, освещенной мощными круглоглазыми фонарями. Со всех сторон дорожку окружали невысокие, иногда даже не сплошные заборы, и за ними вставали трехэтажные дома белого кирпича с эркерами, балконами и башенками. Снег, счищенный с асфальта, был не просто соскоблен грязной грудой на обочину, а погружен в грузовик и отбуксирован далеко в поле, сугробы по обеим сторонам дороги были невысокие и девственно-чистые. По всей умиротворенности и ухоженности обстановки можно было легко подумать, что мощный джип пробирается где-нибудь по улицам канадского или норвежского поселка, если бы не плотная кирпичная стена с колючкой наверху, проглядывавшая поверх заборов и меж домов. Денис ехал на автопилоте, вглядываясь в черное небо, расстеленное над островерхими крышами, и чувствуя, как за стеной поселка остается вся безумная суета дня и перемененная после беседы со Скоросько рубашка.
За поворотом на дороге показалась изящная женская фигурка, укутанная в длинную и очень дорогую шубку. За женщиной бежала собака: крупная восточноевропейская овчарка с белыми подпалинами на шее. Заслышав шум мотора, женщина обернулась.
Черяга мягко затормозил и вышел из машины.
Ночь была морозная и ясная, столбик термометра явно переполз за минус двадцать пять и собирался ползти ниже, но ветра, на счастье ахтарцев, сегодня не было, и в сухом воздухе холод почти не чувствовался: только резче казались очертания предметов да крупнее набухали звезды.
Овчарка, завидев Черягу, встала на задние лапы и принялась с ним лизаться.
– Фу, Шекель, фу! – сказала Ирина.
Шекель оставил Черягу и запрыгал вокруг нее.
– Как это вы с ним гуляете? – вполне искренне удивился Черяга.
Шекель был любимым псом Вовки Калягина. Ему было уже три года, и завел его Калягин еще в свои вольные времена. О суровом нраве Шекеля в Ахтарске ходили легенды: поговаривали, что во время налета на старый дом Вовки собачка перегрызла горло одному из охальников. Впрочем, за пределами охраняемой территории Шекель вел себя образцово и ни на кого не бросался.
