Однократка - Ольбик Александр Степанович (лучшие книги txt) 📗

Ольбик Александр Степанович

Однократка

Роберт Осис — двадцатичетырехлетний уголовник, — если начинал говорить, то молол без умолку. Словно не язык работал, а пропеллер, получающий энергию от вечного двигателя. Любимая тема — автомобили, способы их угона и маскировки: перебивка номеров, изменение цвета и еще кое-какие ремесленные хитрости. И под расстрельную статью попал тоже из-за машин. Угонял их до того ловко, что конкурирующая банда решила от него избавиться. «Наехали» на его помощника девятнадцатилетнего Клявиньша. Помахали стволом у него перед носом, и тот, наложив в штаны, побежал с повинной в полицию. Пацан сдался, и через пять секунд об этом уже знал Осис. Правда, не без помощи дружка из дорожной полиции, который усердно способствовал перегону краденых машин на границу с Россией. Вечером, когда Клявиньш, преисполненный чувства выполненного долга и с облегченной совестью, направлялся в «Бинго», его перехватил Осис. Затащил щенка в пропахший мочой подъезд и, достав из кармана молоток, тридцать девять раз ударил по глупой голове предателя. Когда насквозь проспиртованное тело Клявиньша обмякло и упало на грязный пол, Осис красным фломастером написал на лбу убиенного: «Я выполнил свой долг». А поскольку он и сам в момент возмездия был далеко не в идеальной степени трезвости, то не заметил, как наступил в лужу крови и изрядную ее порцию притащил в рантах ботинок к себе домой.

Полиции потребовалась пара часов с минутами, чтобы угонщика и по совместительству убийцу окольцевать и засадить в подвал управления полиции. Сразу не хотел «колоться», но, как говорится, под тяжестью неопровержимых улик поведал следствию об еще трех умышленных убийствах. Прикончил владельцев новых иномарок, а сами машины перегнал в Пыталово.

О своей дальнейшей судьбе Осис, разумеется, догадывался, но в ожидании чуда постоянно находился в эйфории. Это его надпочечники, выполняя щадящую функцию, выплескивали в кровь пьянящее количество адреналина.

Второй обитатель камеры N36 — Генка Кутузов, начитавшись и наслушавшись всяких ужасов о тюремных нравах, решил стоять до конца. Между пальцев запрятал канцелярскую скрепку, которую ему удалось стащить со стола следователя Шило. Один конец скрепки он заточил о цементный пол и в любом случае решил без боя не сдаваться.

Когда его привели в камеру и указали место обитания, в глаза бросилась иконка, висевшая над чужими нарами. Хозяина тех нар увезли на проверку показаний на месте. Осис, одурев от малохольности, чуть было не бросился в объятия Генки. Еще немного — и он, кажется, рассопливится и начнет клянчить соску. Однако через несколько минут непосредственного общения Осис вдруг посмурнел, взгляд сделался подозрительным, и, стараясь быть предельно убедительным, он заверил новичка: «Вернется Ящик, мы тебя будем исповедовать». «Ну, начинается, — подумал с тоской Генка, — какойто еще Ящик да плюс исповедь…» Он еще не знал, что «Ящик» — это отнюдь не блатная кличка, а самая настоящая, от детдома унаследованная фамилия.

— У тебя машина есть? — вдруг спросил Осис.

Генка кивнул.

— Машинка есть, но и та без стартера, — стараясь не быть угрюмым, сказал он и бросил свой целлофановый пакет на нары.

Он вспомнил красное шелковое, правда, уже стиранное покрывало, которым жена Люська убирала их тахту, и ему сделалось невыносимо одиноко.

— Чего хромаешь? — не отставал Роберт. — Кто тебе выбил костыли? Наверное, в ментовке?

Генка молчал, сопел и пытался держаться молодцом.

Наконец приехал Ящик. Ни дать ни взять — трехдверный шифоньер, только с ушами. И с глазамиблюдцами, и с руками, на которых вместо пальцев — сардельки. Тяжелый и угловатый Ящик по имени Жора бросил на нары три пачки сигарет «Балтия» и уставился на Кутузова.

— Будешь мне сегодня лопатки чесать, — разъяснил он Генке ближайшую перспективу и начал снимать свитер.

Кутузов уловил запашок, какой исходит от тела давно немытого человека.

— А мне пощекочешь пятки, — добавил Осис.

Генке не хотелось говорить, и, сунув в рот сигарету, он заглох. В мозгу стали прокручиваться разные картинки, и на всех он представал в до предела унизительной позе. Он незаметно приподнял угол матраса и вколол в него скрепку. Ему захотелось в туалет, и он ломал голову — как провернуть эту процедуру, чтобы не задеть тонких чувств сокамерников. Во время чернобыльской одиссеи он наслушался массу былей и небылиц, связанных с нежным словом «параша».

Когда стало совсем невмоготу, он подошел к этой самой параше и поднял крышку. Наступила магнетическая пауза, и ему показалось, что он слышит, как у Ящика в башке с грохотом и перезвоном вертятся шарики-ролики. Осис, подняв бесцветную бровь, смотрел на Кутузова рассеянным взглядом. А тот стоял над кратером унитаза и чего-то выжидал. Он понимал, как только он расстегнет ширинку и вытащит на свет Божий то, чем был сотворен сын Юрка, тут же последует какая-нибудь пакость. Он опустил крышку и пошел на место. Пока шел, привиделся домашний голубой унитаз, установленный еще в достославные времена застоя. Внутри что-то екнуло, ибо отчетливо вдруг осознал — со своим голубым унитазом они надолго разлетаются во времени…

— Вали сюда, — позвал Кутузова Осис. — Будем тебя исповедовать. — Он снял с гвоздя иконку и положил на кровать. — Клади на боженьку левую руку и выкладывай все, что знаешь о своих преступных делах…

— Начинай с того момента, когда все завертелось.

Ящик положил ладонь ему на плечо, отчего у Генки началась мгновенная аллергическая реакция. Он зарделся до корней волос, а его мочевой пузырь от напряга сжался в нестерпимо болезненном спазме.

— Сначала надо отлить, — сказал он и мягко устранился от мясистой ладони Ящика.

Он подошел к унитазу и снова поднял крышку. Встал к ним спиной. Расстегнул брюки. Однако не успел почувствовать долгожданного облегчения, как в голове у него все со звоном закружилось и он полетел, словно сизая голубица. И лбом буквально влип в шершавую стенку. Генка увидел над собой лицо Ящика — улыбающееся. Под верхней губой — открытый ряд металлических зубов, прокуренная до желтизны десна.

Но Генку так просто не взять. Оттого, что он целый год ходил на костылях, руки его приобрели стальную упругость, и сейчас это имело решающее значение. Ящик не ожидал отпора и потому тут же получил от Кутузова по соплям.

Подскочил тщедушный Осис. Его оловянно-застывшие глаза неотрывно следили за Генкой. В руках у Роберта болталось полотенце, которым он вознамеривался захомутать новичка. И захомутал-таки, и, скрутив концы полотенца жгутом, потащил Генку на середину камеры. Тот ловил ртом воздух, пытаясь просунуть пальцы под полотенце, чтобы ослабить его беспощадную хватку.

— Плохо, парень, нас знаешь, — сипел Осис, — мы не таких пидоров сажали на шампура.

Тут зашевелился Ящик и из-под руки глянул кровавым глазом. И Кутузов увидел, как этот глаз превращается в радужный омут, набирает нечеловеческую свирепость.

В какой-то миг Роберт оступился, осел на задницу, ослабив сцепку. Генка наугад ударил локтем, вложив в удар всю силу. Осис сник, и Генка понял — битва за выживание выиграна. Однако снаружи думали иначе: стукнул запор, и в открывшуюся настежь дверь ввалились контролеры. Кто-то из них по-хозяйски зычно крикнул:

— Ну, придурки, кто тут из вас стосковался по дубиналу?! Осис, это опять ты хвост поднимаешь? Или ты, Ящик, давно не получал по яйцам? А может, ты, однократка?

Кутузов скорее кишками, чем рассудком почувствовал всю полноту воспитательных мер блюстителей порядка. Его затошнило, и сквозь боль он слышал:

— Что, не можете как люди прописаться?! Чего не поделили, каплуны волго-донские?

— Вали отсюда, краснопер вонючий! — вдруг рявкнул пришедший в себя Ящик. — Валите, сами разберемся…

В ход пошли дубинки и даже железная арматура, и Генка окончательно понял: здесь это отработанная процедура и ему от нее тоже не откреститься. Он закрылся руками, согнулся, подставляя спину. Краем глаза видел, как от первых же ударов упал Осис и как вдруг неожиданно ожили кулачищи Ящика. Было ощущение, что пигмеи пытаются свалить мамонта. Но на нем повисли двое, двое других упали в ноги, а еще двое обрушили на его лицо, плечи, спину уродующий человеческую плоть металл.