Биржа — Игра на деньги - Вершовский Михаил (библиотека книг бесплатно без регистрации txt) 📗

Глава 18

«Тайминг» и смена направления: игра в какао

Чем дальше мы движемся, тем более убедительной становится мудрость Мастера в описании биржи как игры в «музыкальные стулья». Вы можете проделать самый гениальный и вдохновенный анализ, но он будет лежать без дела до тех пор, пока в него не поверит кто-то еще, потому что цель игры состоит не в том, чтобы стать хозяином каких-то акций, которые вы выбрали, как выбирают преданную собаку, а в том, чтобы добраться до вожделенного клочка бумаги раньше, чем это сделает толпа. Ценность не просто должна быть неотъемлемой частью акции. Эту ценность должны ценить и другие. (Аналитики в фирме Уайта и Уэлда повторяют даже на ходу: «Я всегда предпочту признание открытию», потому что это афоризм одного из совладельцев компании.)

Отсюда следует, что необходимо иметь чувство «тайминга», то есть способность верно выбрать момент времени. И эта способность у вас либо выработается, либо нет. Вы можете вызубрить наизусть руководство о том, как научиться плавать, но вы не освоите и десятой части того, что освоили бы, оказавшись в воде.

Лучшее руководство, посвященное проблеме тайминга, было написано неизвестным автором II века, подписывавшимся псевдонимом «Когелет» или «Проповедник». От Когелета нам в наследство осталось не так уж много, но то, что есть, говорит о нашей проблеме буквально все. (Если при чтении вам покажется, что вы чувствуете во всем некий едва слышный рок-ритм, то это потому, что Пит Сигер написал по одному из фрагментов Когелета песню «Turn, Turn, Turn», а группа «Byrds» сделала эту песню хитом.) В позднейших вариантах Ветхого Завета Когелет фигурирует под именем Экклезиаста, так что самое лучшее руководство по таймингу на вашей книжной полке стоит уже давно.

и так далее.

Здесь нечего добавить. Есть рыночные периоды, когда акции колеблются в узком коридоре; есть такие, которые представляют собой баховский контрапункт к процентной ставке; есть рынки, готовые к любовному роману, словно девочка-продавщица за стойкой магазина «Вулворт»; есть времена, помешанные на будущем технологии; есть, наконец, такие, которые не верят вообще ни во что.

Если вы занимаетесь правильным делом в неправильный момент времени, вы, может, и окажетесь правы, но ждать вам придется долго. Но, во всяком случае, это лучше, чем приходить на танцы с большим опозданием. Кому захочется стоять посреди танцевального зала, когда музыка уже умолкла?

Если же то, что вы делаете, все-таки не работает, то игра может и не закончиться вничью, несмотря на то, что брокеры продолжают слать вам рекомендации, ученые мужи утверждают, что дела идут лучше, чем когда бы то ни было, а люди, работающие с клиентурой, сладкоречивы и убедительны.

Конечно, легко сказать: «Если игры нет, то играть не надо», но Тяга К Игре для тех, кто играть привык, — очень сильная штука. Как-то, когда на бирже дела застопорились, я попробовал поиграть в другую игру. Об этой игре я могу лишь сказать, что она позволила мне в нужный момент держаться подальше от Главной Игры. Эта история, цель которой предостеречь читателя, уводит нас несколько в сторону, но поскольку она содержит в себе интриги международной политики, похоть, жадность, разбой, власть, доблесть, расизм, колдовство и массовую психологию, я включил ее в книгу.

В то время индекс Доу-Джонса двигался к 1000, а на Уолл-стрит все ребята с такой энергией названивали своим клиентам, рекомендуя покупать, покупать и покупать, что их указательные пальцы были сбиты в кровь телефонными наборными дисками. Я сидел в обшарпанном офисе Великого Уинфилда того самого, на которого работали Пацаны. Мы оба смотрели на ползущую ленту тикера, лениво, словно два шерифа из Алабамы, вяло шлепающие веслами в жаркий весенний день в поисках снулого сома.

— Неправильно все идет, — сказал Великий Уинфилд, положив одну ногу, обутую в ковбойский сапог, поверх другой своей ковбойской ноги.

Много лет назад, когда я еще был искренним и открытым молодым человеком, я видел Великого Уинфилда в костюмах от Пола Стюарта и Триплера — тогда он старался быть на Уолл-стрит своим парнем. Потом он заработал приличные деньги, купил себе ранчо и подумал, что если Истеблишмент его не любит (а так оно и было), то с какой стати он должен любить Истеблишмент? Он плюнул на приличную одежду и стал являться в свой офис в вельветовых штанах и ковбойских сапогах — ни дать ни взять типичный ранчер. Кофе булькает в ржавом железном чайнике и все такое прочее — в общем, как я уже говорил, классический ковбой с рекламы «Мальборо».

Великого Уинфилда реальные факты заботят мало. Факты только вносят сумятицу. Он просто наблюдает за лентой тикера, и, если видит, что что-то движется, то на какое-то время впрыгивает в игру, а когда это что-то останавливается, он спрыгивает назад, как будто с автобуса. Худо-бедно, а свой миллион долларов в год он на этом делает.

Мастера чтения ленты тикера, как и Великий Уинфилд, выработали в себе чутье насчет того, как эти биржевые символы будут «себя вести»: собирается ли «Полароид» подпрыгнуть, хочет ли «КЛМ» прилечь и немного вздремнуть. Лента рассказывает историю, говорят они, поэтому они жадно вдыхают атмосферу вокруг, а потом идут в направлении, подсказанном им этим обостренным профессиональным чутьем.

— Нет, господа, рыбка не клюет. Пора по домам, — сказал Великий Уинфилд. Теперь, в ретроспективе, это замечание представляется поразительно точным. В тот момент цены были на рекордном уровне, а значит, множество людей покупало и покупало, и вдруг Великий Уинфилд собирает манатки, потому что лента тикера сказала ему, что игра ни к черту не годится.

— Нам надо вообще на годик исчезнуть, а потом вернуться свеженькими, в тот самый момент, когда все уже будут обессилены скачкой вниз. Вернуться и поприсутствовать при оживлении рынка, — сказал Великий Уинфилд. — Но в течение года здесь делать нечего, поэтому я подыскал для нас кое-что, что за шесть месяцев удесятерит наши деньги.

Я был весь внимание. Тысяча долларов в январе, которая становится десятью тысячами к июлю, привлечет мое внимание в любых обстоятельствах.

— Какао, — сказал Великий Уинфилд. — Какао больше нет. И мир вот-вот это осознает.

О какао я не знал практически ничего, кроме того, что оно продается в красных банках в магазинах «Гристед». Насколько я мог судить, этих красных банок на полках было навалом.

Но Великий Уинфилд уже разогревался вовсю, а голос его приобретал гипнотическую убедительность. Это происходит всегда, когда он делает какое-то открытие, — здесь есть кое-что и от самогипноза. В таком состоянии он демонстрирует безграничный энтузиазм по отношению к новой идее.

— Сынок, — сказал Великий Уинфилд, — когда в мире кончается что-то, что этому миру надобно, то цена такого товара идет вверх. Биржа какао не регулируется. Подъем цены на три цента удваивает твои деньги. Все еще ох как закрутится. И нам на этом празднике надо быть.

Существующая цена на какао зависит от того, сколько какао на рынке. Сбор основного урожая происходит с октября по март. Поэтому каждый год в феврале-марте, когда текущий урожай уже ссыпан в мешки, затевается спекуляция на урожай будущего года. И здесь начинается политическая международная интрига нашей истории.

— Мои источники в Гане сообщают, что дела начинают идти из рук вон, — сказал Великий Уинфилд таким тоном, каким М. отправлял агента 007 на новое задание. «Мои источники в Гане». Обычно такой источник — казначей исследуемой компании, но при таком раскладе мой собеседник вдруг предстал международной фигурой с очень длинными руками.