Безумная мудрость - Вэс Нискер (читать книги онлайн полностью без регистрации .TXT) 📗
Он, о люди, — мудрейший, кто, подобно Сократу, знает, что ничего–то по правде не стоит его мудрость.
Апология Сократа
Если Платон что–нибудь и заимствовал у Сократа, то лишь методы обучения последнего, которые на поверку оказываются хорошо знакомыми нам приемами учителей безумной мудрости. Сократ не делал никаких записей и не брал денег за обучение. Он лишь расхаживал среди афинских портиков и вел беседы со всеми, кто был готов ему внимать. Он не занимался проповедями, а предлагал своим слушателям принять участие в диалогах, в ходе которых он в ироничной форме пытался выяснить подлинную природу знания и веры. Несомненно, что вокруг Сократа собирались толпы людей, восхищенных его энергией и прямотой и желающих увидеть его мыслительные способности в деле. Его влияние росло, и власти стали опасаться Сократа. В конце концов его арестовали за то, что он выступал с антиправительственными призывами и советовал молодым [109] людям отказываться от военной службы и посвящать свою жизнь поиску истины, а не погоне за богатством. Как и Христос, Сократ не пожелал покаяться или попросить о помиловании и был казнен за свои убеждения. Он сказал своим обвинителям, что будет и дальше доискиваться истины, и с уверенностью добавил: «На том свете человека уж точно не убивают за то, что он любит задавать вопросы». В конечном счете, то, как Сократ относился к смерти, показывает нам, что он был истинным учителем безумной мудрости:
Мы пойдем разными путями: я — чтобы умереть, вы — чтобы жить. А какой из них лучше, знает один Бог.
Платон, отец западной философии, возвел логику и рассудок в ранг божественных сил. Вместо того чтобы, подобно Сократу, подвергать любое знание сомнению, Платон пришел к выводу, что с помощью рассудка мы можем прийти к конечной истине. В итоге Платон объявил, что ему удалось постичь истину, окончательно и бесповоротно, и начал боготворить свои собственные идеи.
Существуют определенные идеи, к которым приобщаются все прочие вещи и от которых они получают свои названия; подобные вещи, например, становятся подобными, потому что они приобщаются к идее подобия; великие — великими, потому что они приобщаются к идее великости…
Эти абстрактные «идеи», о которых Платон говорит в своем «Пармениде», являются для него главной реальностью. Конкретные объекты реальны лишь отчасти. Например, стул реален лишь в той мере, в какой он приобщается к идее «стула». Иными словами, чем больше какой–то стул напоминает собой идеальный стул, тем больше в нем от стула. Даос сел бы на этот самый стул, будь последний всего лишь наполовину реальным, Платон же продолжает стоять, взирая в сторону небес в поисках Идеальной Формы, этакого безупречного предмета «интеллектуального мебельного гарнитура», который не позволяет уму западного [110] человека успокоиться вот уже в течение нескольких тысячелетий.
Все слова Платона об «идеях» (например, его утверждение о том, что благое является благим в силу того, что оно приобщается к «благости») — это не что иное, как обычная тавтология. Уверовав в собственный ум, Платон умудрился пренебречь основными законами логики. Правда, следует заметить, что Аристотель сформулировал эти законы несколько позже, так что, возможно, Платон просто посчитал, что ему это сойдет с рук. Если бы какой–нибудь даосский или дзэнский наставник вмешался в один из диалогов Платона, быть может, западный мир был бы избавлен от некоторых умственных ограничений, а возможно, и от некоторых физических также.
На вложенные Платоном в уста Сократа слова о благом и реальном дзэнский наставник мог бы ответить таким высказыванием: «Ваша тога не в порядке» или чем–то в этом роде. Тогда, быть может, кто–нибудь подхватил бы этот восточный «мотив» и стал бы основоположником такого направления западной мудрости, которое уделило бы бытию не меньшее значение, чем знанию.
Хотя многие считают, что в той трещине, которая образовалась между разумом и телом, виноват Декарт, начало ей положил все–таки Платон. Истина, по его мнению, является плодом одной лишь работы разума; телесные и чув ственные желания только сбивают человека с пути.
Тело является для нас источником бесконечных забот, хотя бы лишь в силу того, что нуждается в пище; и кроме того, подвержено болезням, которые, овладевая нами, препятствуют нашему поиску подлинного смысла бытия. Тело наполняет нас желаниями, вожделениями, страхами, всевозможными фантазиями и глупостью и, если верить людям, лишает нас нашей мыслительной способности. Опыт говорит нам о том, что, если мы хотим обладать истинным знанием чего–либо, мы должны отказаться от своего тела — душа должна созерцать вещи в самой себе; тогда мы обретем мудрость, которая нам так желанна и возлюбленными которой мы себя называем.
[111]
Платон был также убежден, что с помощью искусства истину никогда не постичь. В отличие от философии и науки, являющихся продуктами одного лишь разума, искусство представляет собой чувственное восприятие объектов.
У Платона… впервые появляется та трещина между рассудочным и иррациональным, что стала для Запада тяжкой ношей, которую он нес все это долгое время, пока наконец дуализм не предстал перед нами в самом своем неприглядном виде в современной культуре.
Уильям Барретт
Возможно, принижая значение искусства и поэзии, Платон стремился тем самым поставить разум выше столь почитаемых в Греции богов, с сопровождавшими их культ мифами, театром и пышными ритуалами.
Платон не просто разделил тело и разум, он оторвал рассудок от всех переживаний человека.
В конце концов идея о верховенстве разума свелась у Платона к необходимости передачи власти в руки кучки царей–философов, которым следовало беспрекословно подчиняться, поскольку лишь они одни знали, что такое истина и добро. В «Государстве», а также в своем последнем труде «Законы» Платон намечает контуры своего идеального государства, которое держится на кастовой системе, сильной регулярной армии, строго упорядоченной системе образования, призванной воспитывать образцовых граждан, и законах, которые должны ограничивать свободу слова. Смешно сказать, но платоновское совершенное общество приговорило бы Сократа к смерти точно так же, как это сделала реально существовавшая греческая система власти. Те принципы, на основе которых Платон собирался построить свое государство, неизбежно привели бы к тому, что его цари–философы превратились бы в тиранов.
Труды и раздумья Платона заслуживают восхищения, так как они ознаменовали собой расцвет абстрактной человеческой мысли. Возражения появляются в тот момент, ког — [112] да Платон начинает настаивать на том, что разум является единственным и самым надежным средством выяснения истины. Без сомнений, культ разума позволил Западу добиться поразительных результатов в области науки и техники и достичь невиданных высот в сфере материального благосостояния. Однако он же привел к тому, что рассудок западного человека оказался оторванным от телесного начала, а сам человек — отрезанным от окружающего его мира. Большинство учителей безумной мудрости дали бы голову на отсечение, доказывая, что философия Платона — это дорога, которая ведет нас к неминуемым мучениям, а возможно, и к полному краху. Если мы действительно придем к самоуничтожению, нашими последними словами могут стать следующие: «Так повелел нам Разум».
ОДНА ГОЛОВА — ХОРОШО, А ДВЕ — ЛУЧШЕ!
Может показаться, что Бог и Разум несовместимы друг с другом — каждый правит своим миром. Однако многие западные философы в течение веков продолжали верить одновременно и в Бога, и в Разум. Некоторые из них, стремясь как–то разрешить это противоречие, взялись за почти невозможную задачу — «доказать» существование Бога при помощи логической аргументации.
